Глядя ей вслед, Коннор медленно сел. Взял протянутую Баком измятую шляпу, выбил о бедро пыль и сделал слабую попытку восстановить ее форму.
— У-ух ты! — пробормотал себе под нос Бак. — Смотри, как идет. Как она на тебя разозлилась.
Но Коннор вовсе не выглядел обеспокоенным. Даже ухмылялся.
— Знаю, — ответил он.
— На этот раз ты ударил в грязь лицом, — заметил Патрик.
Жеребец отошел в дальний угол кораля. Коннор взглянул на него со смесью благодарности и уважения. Он встал, отряхнулся и быстро взглянул в сторону дома. Дверь за спиной Мэгги закрылась.
— На этот раз дело того стоило, — сказал он. Широким жестом нахлобучил шляпу на голову и большим пальцем указал на жеребца. — Ваша очередь.
Патрик потер подбородок тыльной стороной ладони и нахмурился.
— Только она не прибежит, чтобы проверить, целы ли у меня кости, — проворчал он.
Бак рассмеялся, а Коннор серьезно ответил:
— Лучше тебе надеяться, что не прибежит. Патрик покачал головой и зашагал к жеребцу, бормоча:
— Трудно сказать, кого из них больше достало.
За обедом Мэгги сидела подавленная. Вокруг нее шла беседа, а она только слушала вполуха, как Бак с Патриком всем рассказывали о падении Коннора и последующем успешном укрощении жеребца Патриком. Несколько раз хвалили ее рагу и печенье, но Мэгги принимала похвалы довольно рассеянно, ее мысли явно витали где-то далеко.
Когда мужчины отодвинули стулья и стали потягиваться, она начала собирать посуду.
— Это сделают Люк с Баком, — остановил ее Коннор, легонько кладя руку ей на запястье.
— Мне не трудно, — ответила она. Коннор покачал головой.
— Сейчас их очередь.
Люк уже вскочил на ноги, таща за собой Бака:
— Коннор прав. Сегодня наша очередь.
Мэгги скептически поглядела на мужчин. Бак, по-видимому, ничего не знал о своей очереди, и его внезапный энтузиазм имел какую-то связь с полученным от Люка тычком под ребра. Мэгги сама себе удивилась, не заострив внимания на этом факте.
— Тогда прошу меня простить, — тихо произнесла она. Рука Кониора соскользнула с ее талии, и Мэгги вышла из кухни.
Она устроилась в кабинете Коннора. Звон посуды и смех из кухни перестали доноситься туда, когда она закрыла дверь, перестали существовать, как только она осталась наедине со своими мыслями.
Ей приходило в голову, что она, вероятно, любит его. Эта мысль одновременно возбуждала и пугала ее и выворачивала наизнанку желудок. Она чувствовала себя слабой и робкой и сама над собой смеялась. Приказывала себе быть благоразумной, убеждала, что не понимает своих истинных чувств и вряд ли сможет понять чувства Коннора. Ничто не указывало на то, что он вообще способен на тонкие чувства, и с неожиданным прозрением Мэгги поняла, что это не имеет значения. Что бы она ни чувствовала, Мэгги знала — ее чувства не зависят от того, что он думает о ней или какие чувства испытывает к ней.
Уголком глаза Мэгги заметила на крыльце движение. Она подняла глаза от нераскрытой книжки на коленях и увидела, как Коннор пересек двор перед домом и направился к конюшне. Она отложила книгу и подошла к окну. Через несколько минут она увидела, что он ускакал верхом, и внезапно, неожиданно на нее волной накатило невероятное одиночество.
К тому времени, когда Коннор вернулся, уже спустилась ночь. Работники ушли в свой домик, а Дансер в свою комнату. Мэгги на кухне грела воду на плите. Обитая полосами меди бадья для купания была придвинута к самому насосу, но, несмотря на близость к источнику воды, пол был покрыт лужицами.
Коннор удивился, но сразу ничего не сказал. А потом он слишком заинтересовался. Он стоял в дверях и наблюдал, ожидая, когда Мэгги его заметит. Пар от кипятка разрумянил ее щеки и окружил розовой дымкой щеки и лоб. Прядки волос влажно вились у затылка и на висках. Кожа ее сияла. Она тихо напевала про себя колыбельную, как он подумал, а губы изогнулись в нежной улыбке. Кон-нору захотелось знать, думает ли она сейчас о младенце, затем решил, что этого не может быть. Она не стала бы поднимать большой чайник, полный горячей воды, если бы помнила о ребенке.
Мэгги обернула полотенцем ручку чайника и приготовилась нести его к бадье.
— Не смей, — сказал Коннор.
Мэгги чуть не обварилась, уронила полотенце и ударилась бедром об плиту. Она поднесла ладонь ко лбу и слабо улыбнулась Коннору.
— Ты меня напугал, — сказала она. — Я видела, как ты ехал в этом направлении, но не слышала, как ты вошел.
— Что это ты делаешь?
Улыбка Мэгги стала неуверенной, в ней отразилось смущение.
— Я считала, что это очевидно. Готовлю ванну.
— Это-то очевидно, — сухо произнес он. — Я спрашиваю, почему ты делаешь это одна?
— Так бы и спросил, — чопорно ответила она. Подняла полотенце и снова обернула им ручку. Но не успела поднять чайник: Коннор очутился рядом с ней и перехватил его.
— Ради Бога, позволь мне. Ты обожжешься. — Он вылил воду в бадью. — Тебе следует быть более осторожной с ребенком.
Мэгги испытала искушение утопить его. Но вместо этого взяла пустой чайник и поставила его в раковину.
— Со мной все в порядке, — сказала она и обернулась к нему, уперев руки в бока. — И с ребенком все в порядке. Немного тяжелой работы никому из нас не повредило.
— Она быстро прошла мимо него. — Я иду спать.
— А как же твоя ванна?
— Моя ванна? — переспросила она, остановившись в дверях. — Я приготовила ее для тебя.
Коннор понял, что это был прощальный выстрел. Он не пытался позвать ее или пойти за ней. Ему с внушающим тревогу постоянством удавалось выводить Мэгги из себя. И не всегда намеренно.
Грустно покачав головой, Коннор разделся и бросил одежду на пол. Медленно погрузился в воду, подтянув колени к груди. Вода плескалась о края бадьи. Он набрал несколько пригоршней горячей воды и поплескал на плечи, затем погрузил голову под воду, как следует намочил свои черные волосы и затряс головой, вытряхивая лишнюю воду с естественностью промокшего щенка.
Стоя в дверях, Мэгги рассмеялась.
— Я думал, ты пошла спать, — сказал Коннор, с удивлением поднимая глаза. Он пальцами взъерошил мокрые волосы и смущенно ей улыбнулся.
Я и пошла, а потом вспомнила, что у тебя нет полотенец. — Она положила пару полотенец на стол, откуда Коннор мог их достать, и собралась уходить. Почувствовав, что Коннор схватил ее за подол и дернул, остановилась. Посмотрела на него через плечо:
— Что?
— Ты все еще на меня злишься? — спросил он.
— Я возмущена, — заявила Мэгги. — Раздражена. Я в отчаянии.
— Не злишься? — с надеждой спросил он.
— Нет, — секунду помолчав, ответила она и слегка вздохнула. — Не злюсь. — Но для Мэгги это не было добрым знаком. За один-единственный вечер, даже всего за несколько часов, она перешла от вывода, что могла бы полюбить его, к пониманию того, что, кажется, действительно его любит.
Коннор разжал кулак. Отпустил подол Мэгги.
— Наверное, ты не захочешь потереть мне спину?
— Могла бы, — ответила она, — если ты не считаешь, что это повредит ребенку.
Коннор вздрогнул, поняв наконец, чем вызвал ее раздражение.
— Прости меня, — запоздало попросил он прощения. Мэгги пожала плечами. Встала на колени рядом с бадьей и взяла у него щетку и мыло.
— Мне правда очень жаль, — сказал Коннор. Мэгги начала намыливать ему спину, а он наклонился вперед.
— Я бы не сделала ничего, что может повредить моему ребенку, — тихо сказала она. — Не думала, что придется говорить это тебе. Мне казалось, что ты уже должен был это понять.
— Я еще не привык, — ответил он. — Мысль о том, что у тебя ребенок… это все еще новость для меня. У тебя было много времени привыкнуть. А я узнал только вчера.
Вероятно, она слишком многого от него хочет, подумала Мэгги, хочет, чтобы Коннор осознал, что она хочет стать матерью, всегда хотела ею быть. Она очень сильно постаралась, чтобы он поверил в обратное, и теперь тихо призналась ему в этом.
