Она изгибалась и изворачивалась, пытаясь достать до пуговок на спине. В ее движениях была какая-то врожденная грация. Ей удалось высвободить одно плечо, и свет лампы засверкал на обнаженной коже. Приглушенные тени оранжевого оттенка обрисовывали ключицу. От ее усилий гребни, держащие волосы, выпали. Она отбросила их в сторону, быстро заплела волосы, и теперь одна толстая медная коса ниспадала на спину. В это мгновение она казалась слишком юной, чтобы быть кому-либо женой.
Затем Мэгги выскользнула из своего расшитого бисером голубого платья.
Батистовая сорочка облегала ее фигуру. Это было простое одеяние, без каких-либо оборок, подчеркивающих выпуклости груди или бедер. Она дернула за ленту, и сорочка скользнула вниз по ее плечам, талии и бедрам и легла вокруг босых ног. Мэгги перешагнула через нее.
Коннор заерзал на каменной ограде, когда Мэгги потянулась назад, чтобы распустить шнурки корсета. От этого движения ее груди выступили вперед. Он как бы ощутил ее вздох, когда корсет упал на пол. Сунув руку в лифчик, она потерла тело ладонью. Коннор не понимал, зачем ей эта броня, которая не выполняла никакой функции, а только доставляла неудобства. Он мог двумя руками почти обхватить ее талию. Корсет только не позволял ему почувствовать ее мягкое тело так, как ему бы хотелось. Но с другой стороны, возможно, она именно потому его и надела.
Коннор встал и оттолкнулся от перил как раз тогда, когда Мэгги взялась за край лифчика и начала поднимать его вверх. Он легонько постучал в стекло двери и увидел, как она застыла.
Словно почуявший опасность олень, Мэгги стояла в неподвижной настороженности. Звук не повторялся, но для нее это не имело значения. Она знала, что слышала его, и знала, откуда он донесся.
Мэгги медленно подняла голову, пальцы ее выпустили край лифчика. Он скромно прикрыл обнаженную кожу, но это едва ли что-то меняло. Она чувствовала себя обнаженной, выставленной напоказ. Она видела очертания фигуры на балконе, темный профиль, который все еще таил в себе опасность и угрозу, хотя знала, чей он. Ей не нужно было видеть глаза, чтобы почувствовать их холодную, бездонную глубину, не нужно было видеть лицо, чтобы угадать на нем насмешливую полуулыбку.
Мэгги была довольна своей сдержанностью; довольна тем, что не вскрикнула, как побуждал ее инстинкт. Повернувшись к Коннору спиной, она подобрала ночную сорочку и надела ее через голову.
Коннор снова постучал. И вдобавок подергал дверную ручку.
Когда Мэгги снова обернулась, она улыбалась. Он заперт снаружи. В этом была восхитительная ирония, и она чувствовала себя несравненно более уверенной в себе. Не спеша подошла к двери и нахально ухмыльнулась ему.
— Между нами не всегда будет дверь, — напомнил Коннор. Он понимал, что она бы не смотрела на него с таким самодовольным видом, если бы не чувствовала свою безопасность и превосходство.
— Вы правы, — ответила Мэгги. — Если вы сейчас прыгнете вниз, я стану вдовой и навсегда от вас избавлюсь.
— Можете на это не рассчитывать.
Даже искаженный стеклом, его голос таил в себе угрозу. Возможно, он прыгнет и останется жив просто ей назло, или, что еще хуже, умрет и будет к ней являться призраком. Мэгги повернула заклинившуюся ручку и открыла дверь.
— Спасибо, — холодно произнес он, входя в комнату. Мэгги проигнорировала его. Подошла к гардеробу, взяла халат и исчезла в ванной.
Коннор прищурил глаза, глядя на воинственный разворот ее плеч. Пальцы его, крепко сжатые в кулаки, позволили ему сдержаться и не схватить ее за косу и крепко дернуть к себе. Он не знал, что сделал бы с ней после этого. Ему хотелось верить, что он стал бы ее трясти, но в душе он знал, что без всякой провокации с ее стороны стал бы страстно ее целовать.
Тихо выругавшись, Коннор подошел к гардеробу и достал собственную ночную сорочку и халат. Вероятно, Мэгги проведет в ванной большую часть вечера.
Час спустя во второй раз за вечер Мэгги замерла на пороге спальни. Коннор сидел на кровати, заняв всю ее середину, и читал нью-йоркскую «Кроникл», явно считая постель своей территорией.
Мэгги прочистила горло.
— Я не признаю права самовольного захвата, — сказала она.
— Что?
— Вы слышали.
— Я вас всегда слышу, — терпеливо ответил он, не поднимая глаз от газеты. — Но, кажется, никогда не понимаю, о чем вы говорите.
Разъяренная его невниманием, Мэгги перегнулась через кровать и выхватила газету из его рук. Потом уставилась на слитый лист в сжатых кулаках и пришла в ужас от собственного поведения. Подняв взгляд на Коннора, она увидела, что он наблюдает за ней тем притворно завороженным взглядом, который совершенно лишал ее присутствия духа.
— Извините, — сказала она, не в состоянии передать этими словами всю глубину своего сожаления. Развернула газету, положила ее на одеяло из гусиного пуха и попыталась разгладить. Но ее попытки не увенчались успехом.
— Позвольте мне, — сказал Коннор, вынимая газету из-под ее пальцев, — пока вы ее не уничтожили окончательно. — Он аккуратно сложил газету на своей прикроватной тумбочке. Затем повернулся к ней: — Вы говорили?..
Мэгги отступила от кровати на шаг.
— Я не признаю права самовольного захвата, — повторила Мэгги, указывая на него, а потом обведя рукой всю постель. — Только то, что вы забрались в нее первым, не дает вам права владеть ею.
Одна из его черных бровей взлетела вверх.
— Не дает? Вы хотите сказать, мне необходимо куда-то пойти и подать заявку?
— Это не смешно.
— Я и не хотел смешить. Говорю серьезно. Следует ли мне обратиться к управляющему за подтверждением прав на эту постель?
— Вы это делаете нарочно, — ответила она голосом, от отчаяния прозвучавшим резко. — Где я должна спать, по-вашему?
Он огляделся, словно впервые заметил, что занял всю кровать.
— А вы подумали, что я хочу один занять все это пространство? — спросил он, поддразнивая ее. — Я готов поделиться. — Он похлопал ладонью по постели: Выбирайте любую сторону.
Не вполне веря своим ушам, Мэгги несколько секунд молча смотрела на него.
— Идите к черту, — наконец ответила она. Коннор смотрел ей вслед, но его ядовитая улыбка исчезла, когда Мэгги захлопнула за собой дверь.
От громкого стука двери Мэгги поморщилась. После того, как Коннор не обратил внимания на ее вторую за вечер ребяческую выходку, она смотрела на диван в гостиной как на злейшего врага. Подушки и одеяла остались в другой комнате, и она не хотела за ними возвращаться. Выключив газовое освещение, Мэгги свернулась в одном из уголков дивана, к своему неудовольствию, обнаружив, что он именно такой жесткий и неудобный, каким кажется на вид. Она сняла халат и попыталась использовать его сперва как подушку, затем как одеяло. И в том, и в другом случае он не слишком годился.
Мэгги вытянулась во весь рост, но ее сравнительно малый рост не давал ей никаких преимуществ — все равно йоги свешивались, или же ее тело неестественно изгибалось, если она пыталась положить ноги на подлокотник. Шум и свет с улицы проникали в комнату. Она ничего не могла поделать с прохожими, но в ее силах было закрыться от света. Мэгги встала, прошлепала босиком к окну и задернула шторы. Потом попробовала оба кресла в качестве возможного пристанища на ночь. Ничего не вышло. Возвращаясь обратно к дивану, она ударилась большим пальцем коги о табуретку для ног и, запрыгав на одной ноге по комнате, подвернула лодыжку. Придя в отчаяние, Мэгги пнула ногой табуретку, но ноге только стало еще больнее.
— Черт! — выругалась она, падая на диван. Взяла в руки больную ногу и стала ее растирать. Коннора Холидея никто не обвинит в том, что он джентльмен, она-то уж точно.
Дверь из спальни открылась. На пороге стоял Коннор, прислонившись к косяку, освещенный сзади лампой, и спросил:
— Вы закончили?
— Закончила что? — спросила Мэгги с нетерпением.
— Производить шум.
Хотя Мэгги шумела не нарочно, она возразила:
— Почему вы должны спать, если я не могу?