– За что?

– Чтобы не принимал его сторону. – Она повернулась к полковнику: – Вы что, уже забыли, что я тот самый вор Джентльмен? – Мужчины на это ничего не ответили. – Мне гораздо легче проникнуть в Баттенберн, чем Норту или любому другому члену Компас-клуба, если уж на то пошло! Я провор нее их и свободно ориентируюсь в доме. А если вам этого мало, так знайте: мне известно, где Луиза хранит драгоценности, которые я похищала для нее все эти годы.

Норт никак не желал верить, что едет в Баттенберн не один. Скакавшая рядом Элизабет предпочитала помалкивать, догадываясь, что настроение у него почти такое же черное, как их костюмы для верховой езды. Не помогло делу и то, что она мало напоминала женщину, на которой он женился. На ней была мужская одежда, позаимствованная у слуг, – к ее досаде, Брилл решительно отказался предоставить в ее распоряжение одежду Норта. Преданный слуга готов был спать в гардеробной, лишь бы спасти галстуки и фраки хозяина от посягательств его жены.

Впрочем, Нортхэм вынужден был признать, что одолженная одежда сидит на Элизабет лучше, чем любой из предметов, который она могла бы раскопать среди его вещей. Все было выстирано и отутюжено, так что запахи кухни и конюшни полностью выветрились из ткани. Но для Норта это было слабым утешением. Его жена вырядилась в брюки и сидела в седле по-мужски, а когда он позволил себе выразить неудовольствие по этому поводу, обозвала его ханжой.

И она, похоже, не шутила.

Услышав грохот приближающегося экипажа, Элизабет придержала коня. Переводя его на шаг, она подняла шарф, закрывая лицо от пыли. Пелерина ее пальто затрепетала, когда карета пронеслась мимо, а Бекет шарахнулся на обочину.

Норт тут же оказался рядом.

– Следи за лошадью, – сказал он сердито. – И не позволяй каретам сгонять себя с дороги.

Элизабет фыркнула и сдернула с лица шерстяной шарф.

– Ты намерен и дальше ко мне придираться?

– Я еще даже не начинал.

– В таком случае не стесняйся. Не стоит сдерживаться из-за меня.

Норт сжал губы. Вид Элизабет, одетой в мужской костюм, действовал ему на нервы, напоминая о ее бегстве из Лондона. Не требовалось особого ума, чтобы догадаться, что она добиралась до Стоунвикема отнюдь не в своем платье. Скорее всего она переоделась в гостинице, и именно там, ко всеобщему изумлению, бесследно исчезла. При мысли, что ей пришлось путешествовать в одиночку, у Норта стыла в жилах кровь.

– Извини, что назвала тебя ханжой. – Она покосилась на него и громко вздохнула, увидев, что его челюсти по-прежнему непримиримо сжаты. Оставалось только сожалеть, что ночь была лунной, и это позволяло лицезреть угрюмый лик Норта во всей его красе. – Ты бы не настаивал на платье, если бы знал, как трудно лазать по тем коридорам. Мне это хорошо известно, потому что я порвала там больше подолов и лифов, чем ты можешь себе представить. А ты подумал, что скажут о мужчине, который срывается с места посреди ночи, а его жена скачет за ним верхом? – Норт одарил ее колючим взглядом. – Хозяин гостиницы был бы шокирован. А так он решил, что ты путешествуешь с грумом, а твоя женушка мир но почивает в своей постели.

– Если бы я поехал один, – не выдержал Норт, – я бы добрался до Баттенберна за один день, а моя жена и в самом деле спала бы в своей постели в Лондоне! В этих переодеваниях просто не было бы необходимости.

– Не считая того, что ты довел бы себя до изнеможения. Путь слишком долог и утомителен, чтобы проделать его за один день. Вот увидишь, ты еще скажешь мне спасибо, что я настояла на отдыхе, когда проторчишь несколько часов в тех коридорах, скорчившись в три погибели.

Челюсти Норта снова сжались, а на щеке задергался мускул. Он надвинул шляпу на лоб и выпрямился в седле, подставив лицо холодному ветру.

– Ты не стал бы возражать, будь на моем месте кто-нибудь из твоих дружков.

– Пойми, Элизабет, я всего лишь хочу, чтобы ты держалась подальше от Баттенберна!

– А я думаю иначе, и тебе придется с этим смириться.

– Проклятие! – гаркнул Норт. – Я не хочу, чтобы ты участвовала в этом деле, потому что я боюсь за тебя. – Краем глаза он увидел, что Элизабет покачнулась в седле и даже Бекет сбился с шага от мощи его голоса. – Я люблю тебя, – сказал он гораздо тише. – И не хочу, чтобы ты пострадала.

– Но я испытываю к тебе такие же чувства, – обиделась Элизабет. – И я не смогу спокойно сидеть и ждать, пока ты вернешься. Пойми меня правильно, Норт. Я никогда и не надеялась, что наш брак остановит полковника, если он сочтет нужным дать тебе поручение. И как бы тяжело мне ни было, я бы ждала тебя, потому что не смогла бы предложить тебе ничего, кроме своей поддержки. Но сейчас совсем другой случай. Вместе мы будем в большей безопасности, чем поодиночке.

Норт не был уверен, что разделяет ее мнение, но он видел, что Элизабет не отступит от своих слов.

– Ладно. Но когда мы доберемся до Баттенберна, ты будешь во всем мне подчиняться.

– Разумеется. Полковник так и сказал.

Он бросил на нее сердитый взгляд:

– Я так сказал.

Элизабет лихо отдала честь.

Еще не рассвело, когда они прибыли в Баттенберн, так что их появление осталось незамеченным. Привязав лошадей в лесу, Норт спрятал их пальто и шляпы и взял с собой лишь небольшой мешок, который он лихо закинул на плечо. Дальше они двинулись пешком, неторопливо шагая по прихваченной морозцем траве. Норт вынужден был признать, что проникнуть в дом без помощи Элизабет было бы нелегко, хотя, разумеется, не стал говорить ей об этом. Все двери были заперты на засов, а в подземном переходе, который вел из конюшни в кухню, можно было наткнуться на слуг.

Норт слышал о загородных поместьях, имевших подземные туннели, но не подозревал, что нечто подобное есть и в Баттенберне. Они прокладывались в основном для того, чтобы создать иллюзию, будто дворец управляется как будто по волшебству, без участия слуг, которые появлялись и исчезали, невидимые для своих хозяев и их гостей. Элизабет была права: все эти тайные переходы не представляли для баронской четы ни малейшего интереса.

Тем не менее она предложила забраться в дом через окно. Норт отступил на шаг и задрал голову, пытаясь разглядеть, какое из окон осталось на ночь открытым.

– В галерее, – шепнула Элизабет. – Там есть окно, которое плохо закрывается. Подсади меня. Я влезу в окно, а потом впущу тебя через дверь.

Норт сделал все так, как она сказала, и через минуту уже входил в холл. В доме царила тишина, все его обитатели мирно спали, не подозревая о вторжении чужаков. Лорд и леди Баттенберн мирно почивали в своих апартаментах, а те из слуг, кто уже поднялся, еще не спустились с чердака, где находились их комнаты. Прибытие Уиттингтона и Саттона ожидалось не раньше полудня, и это означало, что им предстоит долгое ожидание.

Элизабет провела Норта наверх по потайной лестнице. Она несла свечу, прикрывая пламя ладонью, чтобы свет не просочился сквозь щели в стенах. Проход был узким и крутым, и к тому времени, когда они добрались до верхней площадки, их одежда покрылась пылью и паутиной. Отодвинув совместными усилиями большой шкаф, они проникли в пустую спальню.

Норт сразу узнал эту комнату.

– Здесь спал Саут, – шепнул он, стряхивая с себя налипшую грязь.

– Осторожно, – предостерегла его Элизабет. – Нельзя оставлять следы, они могут вызвать подозрения у горничных. Давай вытрем обувь. – Прежде чем Норт успел остановить ее, Элизабет опустилась перед ним на колени и прошлась по его сапогам рукавом своей куртки. Затем довольно неуклюже проделала то же самое со своими башмаками.

Норт поднял ее на ноги.

– Достаточно. Тот факт, что мы стоим посреди комнаты, не имея никакого оправдания нашему присутствию здесь, волнует меня куда больше, чем грязная обувь.

Разумеется, он был прав. Элизабет осторожно приоткрыла дверь в коридор и прислушалась.

– Ты проникла в комнату Саута через потайной коридор? – спросил Норт.

– Нет. Через дверь. Это было несложно. Он спит как убитый. – Она наградила его сердитым взглядом, когда он фыркнул. – Ты слишком шумишь.