Она повернула голову и подняла на него затуманенный взгляд.

Норт поцеловал ее, медленно и нежно, и она раздвинула губы, чтобы впустить его язык. Затем, устроившись между ее бедрами, он хрипло выдохнул:

– Произнеси мое имя.

Элизабет не сразу уловила смысл его слов, а когда поняла, чего он хочет, чуть не выкрикнула его имя, так велико было облегчение.

– Норт! – Сомкнув пальцы на его затылке, она притянула его ближе. – Норт, – уже мягче повторила она, касаясь его губ. – Брендан. – Это была последняя уступка, когда он вонзился в нее.

Она достигла освобождения, как только он начал двигаться, а когда он закончил, достигла его во второй раз, шумно и восторженно, не ограничивая свою страсть никакими условностями, предоставив Норту заглушать ее крики, чего он, откровенно говоря, не имел ни малейшего желания делать.

Они долго лежали, не в силах пошевелиться. Их переплетенные тела блестели от пота. Когда Норт наконец захотел отодвинуться, Элизабет остановила его, покачав головой.

– Еще немного, – шепнула она.

Для Норта это было в новинку – оставаться соединенными после занятий любовью. Иногда он сам спешил выбраться из постели, иногда этого желала его партнерша. Расставаясь с очередной пассией, Нортхэм готов был побиться об заклад, что ей не терпится ринуться в ванную и смыть с себя пот и все следы любовных утех. Но с Элизабет он не испытывал потребности поскорее уйти. И похоже, с ней происходило то же самое.

– Перестань! – прорычал он, когда она снова обвилась вокруг него.

– Я ничего не делаю. – В ответ на его скептический взгляд она лениво улыбнулась. – Во всяком случае, не нарочно. Это иногда случается. Вот как сейчас. Я не могу ничего поделать. Просто мое тело не хочет тебя отпускать.

Норт нежно ее поцеловал.

Желудок Элизабет выбрал именно этот момент, чтобы недовольно заурчать.

– Однако, миледи, у вас действительно разыгрался аппетит, – хмыкнул Норт.

Она вздохнула:

– Пожалуй. – Теперь она не стала возражать, когда он отстранился от нее и сел. Пока Норт поднимал с пола поднос и пристраивал его на кровати, Элизабет натянула на себя сорочку. Просунув голову в вырез, она обнаружила, что он наблюдает за ней с разочарованным видом. – Я не привыкла завтракать голой, – непреклонно заявила она, однако ее черты смягчились, когда он изобразил на лице жалобную гримасу. – А тем более сегодня.

Он ухмыльнулся:

– Ну что ж, придется потерпеть до завтра.

– Клоун.

– Возможно. Дай мне мою рубашку.

Смеясь, Элизабет скомкала его ночное одеяние и запустила им в голову Норта. Он быстро натянул его, и они с жадностью набросились на еду.

– Я подумала, – задумчиво проговорила Элизабет, взяв с тарелки очередной ломтик поджаристой, хотя и успевшей остыть ветчины, – что, пожалуй, не стоит говорить моему отцу о присутствии полковника на нашей свадьбе.

– Да?

Неопределенный ответ Нортхэма заставил Элизабет пояснить:

– Дело в том, что они недолюбливают друг друга. Отец будет недоволен, и это может осложнить наш визит.

– Тогда я не стану упоминать об этом.

– Спасибо. – Встретив пристальный взгляд Норта, Элизабет поняла, что ей не удалось скрыть от него свое облегчение. – В чем дело? – спросила она.

– Ты ведь вообще не хотела, чтобы полковник был на нашей свадьбе, верно?

Элизабет удивила не столько его проницательность, сколько то, что он решился задать ей этот вопрос. – Да, не хотела, – сказала она после секундной заминки, положив на тарелку недоеденный кусочек. – Но не по той причине, о которой ты подумал.

– А что я подумал?

– Что я не испытываю к нему той же привязанности, какую он питает ко мне. Это совсем не так. Я очень люблю полковника. Просто…

– Просто? – Не дождавшись продолжения, Норт заговорил сам: – Только не уверяй меня, будто ты, зная, что ему трудно путешествовать, решила его пожалеть. Сначала я и правда так подумал, но теперь очень рад, что Саут проявил мудрость и отправил полковнику приглашение, предоставив ему возможность самому решать, как ему поступить.

– Ты уверен, что это Саут его пригласил?

– Конечно. – Он помедлил и неуверенно произнес: – Кому же еще это могло понадобиться?

Несколько мгновений Элизабет молча смотрела на него, потом опустила голову. Напрасно она подняла этот вопрос. Теперь он от нее не отстанет, как гончая, почуявшая запах лисы.

– Он отлично держится. Это кресло на колесах гораздо удобнее того, каким он пользовался раньше.

Нортхэму не слишком понравилось, что она сменила тему, но он не стал указывать ей на это.

– Мне кажется, полковник предпочитает костыли. Кресло для него как символ поражения.

– Да, верно. Я как-то не подумала. Похоже, за эти годы ты узнал его лучше, чем я, – задумчиво проговорила она. В ее голосе он услышал печаль.

– Ну, теперь, когда мы поженились, это легко исправить. У меня есть причины регулярно посещать Блэквуда. Надеюсь, ты составишь мне компанию?

– Неплохо бы, – кивнула Элизабет Почувствовав, что ее словам не хватает энтузиазма, она попыталась снова: – Очень мило с твоей стороны предложить мне это. – Проигнорировав его пристальный изучающий взгляд, она поспешно продолжила: – Я заметила, что ты вчера провел много времени в его обществе.

– Странно, – удивился он. – Я как раз собирался сказать, что сделал прямо противоположное наблюдение относительно тебя и Блэквуда. Мне показалось, будто ты его избегаешь.

– Тебе показалось.

– Наверное, правильнее было бы сказать, что ты старалась не оставаться с ним наедине.

– Формулировка не имеет значения. В любом случае ты ошибаешься.

Норт был уверен, что не ошибается, но спорить не стал.

– По-моему, он огорчился, что ему не удалось самому выдать тебя замуж.

Элизабет резко отложила вилку и холодно изрекла:

– Представляю, какое трогательное зрелище мы бы с ним представляли: он в кресле и я с моей хромотой.

Норт отшатнулся как от удара. Несколько секунд он, замерев, сверлил ее взглядом. Лицо его побледнело, а в глазах появился ледяной блеск. Отставив свою тарелку, он передвинулся к краю постели и встал на пол.

– Надеюсь, ты меня извинишь?

Пальцы Элизабет судорожно вцепились в простыню, а во рту стало так сухо, что она не могла произнести ни звука, хотя чувствовала, что Норт ждет ответа. Она беспомощно наблюдала, как он поднял брюки и, надев их, заправил за пояс подол ночной рубашки. Затем быстро натянул носки, обулся и причесался, воспользовавшись своей пятерней. Он не стал тратить время на то, чтобы надеть сюртук, а просто перебросил его через плечо. Дверь тихо закрылась за ним, но Элизабет показалось, что он захлопнул ее изо всех сил.

Поездка в Роузмонт протекала преимущественно в молчании. Они сидели рядом, но не касались друг друга. Элизабет подозревала, что Норт выбрал такое положение как наименьшее из двух зол. Должно быть, не хотел сидеть напротив и лицезреть ее каждый раз, когда его взгляд отрывался от окна. Жаль, что он отправил свою кобылу в Хэмптон-Кросс со своим конюхом. Ехал бы сейчас верхом в гордом одиночестве, предоставив ей зализывать свои раны в уединении кареты.

Элизабет с хмурым видом без конца разглаживала на коленях бледно-розовое муслиновое платье, и Норт наконец не выдержал и раздраженно пробурчал:

– Перестань, ради Бога! Сядь на свои руки, если не можешь не суетиться. С тех пор как мы выехали из гостиницы, ты уже в четвертый раз утюжишь свою юбку. Там уже не осталось ни одной морщинки, заслуживающей внимания.

Пальцы Элизабет замерли, и она поспешно отвернулась к окну. Окрестности расплывались у нее перед глазами, и скорость кареты была не единственной тому причиной. Она поклялась себе, что не позволит пролиться ни одной слезинке.

Спустя некоторое время Нортхэм вздохнул:

– Ты была очень жестока, Элизабет. И не только по отношению к полковнику, но и к себе. – Краем глаза он увидел, как она кивнула. – Видишь ли, я очень привязан к нему. Я любил своего отца, но полковник мне ближе. Я восхищаюсь им, уважаю его, и когда ты…