– Я понимаю, – удрученно произнесла она.

Нортхэм почувствовал, что у Элизабет испортилось настроение, и задумался над причиной, с тоской поглядывая на яблоню. Хорошо бы устроиться под ней в его излюбленной позе – прислонившись спиной к стволу, скрестив руки и вытянув ноги, – тогда, возможно, ему удалось бы сочинить теорию, которая объясняла бы слова и поступки леди Элизабет Пенроуз. Его амбиции не простираются так широко, чтобы понять всех женщин. С него хватит одной, этой.

Он глубоко вздохнул. Да, судя по всему, озарение еще не скоро снизойдет на него, если такое вообще случится.

– Леди Пауэлл имеет несколько иное мнение относительно твоего признания.

Это сообщение мигом вывело Элизабет из задумчивости.

– Вот как?

– Она считает, что ты сама подсунула ожерелье в мой чемодан, чтобы поймать меня в ловушку и вынудить жениться. Слышала бы ты, как она восхищалась твоей ловкостью… Сравнивала тебя с Макиавелли.

– Леди Пауэлл не способна отличить Макиавелли от моей левой ноги.

– Ну, возможно, тут я что-то напутал. Но то, что она восхищалась тобой, – чистая правда.

– Не сомневаюсь. Лорду Саутертону следует быть настороже, а то как бы она не последовала моему примеру.

– Его камердинер уже проверил его чемоданы – дважды.

– Губы Элизабет изогнулись в усмешке.

– Вполне оправданная предосторожность.

– Страх кого угодно сделает осторожным.

– Элизабет заразительно рассмеялась.

– А ты не задумывался о роли Саута в этом деле? Может, это он подложил ожерелье в твой чемодан в надежде, что я брошусь тебе на выручку? Не стоит забывать о пари. Трудно сказать, как далеко способен зайти человек, когда на кон поставлен целый соверен.

– Выиграл Уэст. Саут ставил на то, что мы не поженимся.

– Неужели?

– Представь себе.

Элизабет замолчала, потом осторожно спросила:

– Ты считаешь, что я сознательно заманила тебя в ловушку?

– Помнится, я предлагал тебе руку и сердце и был решительно отвергнут. Если бы ты передумала, то, надеюсь, так бы и сказала, вместо того чтобы пускаться на хитрости, которые еще неизвестно чем могли закончиться. – Нортхэм рассеянно толкнул ногой камешек, и он улетел в темноту, прошуршав по траве.

Элизабет терпеливо ожидала продолжения.

– Мне вдруг пришло в голову, что ты могла подумать, будто это я хотел поймать тебя в ловушку.

Уголки ее рта приподнялись в легкой улыбке.

– Ну, это была не слишком надежная ловушка. Ты мог придумать что-нибудь получше, чем заваривать всю эту кашу в надежде, что я приду тебе на помощь. Я слишком высокого мнения о твоих умственных способностях, чтобы подумать такое. Ты это хотел узнать, да?

Нортхэм хмыкнул, ничуть не обескураженный тем, что она видит его насквозь.

– По-твоему, я вор?

Вопрос так поразил Элизабет, что она не сразу ответила.

– Это даже не приходило мне в голову.

– Правда? Ни разу?

Она покачала головой.

– Признаюсь, это меня удивляет.

– Ты хочешь сказать, что предпочел бы, чтобы меня посещали подобные мысли? Боюсь, это выше моего понимания. Я привыкла считать, что мужчины дорожат своей честью. Если только ты не веришь в ту глупость, которую сказала леди Пауэлл.

– Какую глупость?

– То, что твоя репутация только выиграет от подозрения, будто ты и есть вор Джентльмен.

Одна из его бровей приподнялась.

– Как я понял, твое сердце не начинает безумно колотиться от этой идеи.

– Даже не трепещет! – Низкий смешок Норта вызвал у нее улыбку. – С какой стати я должна подозревать тебя? – спросила она, удивленно глядя на него.

Он ненадолго задумался, прежде чем ответить:

– Я мог бы назвать несколько причин. В первый вечер в Баттенберне я столкнулся с тобой в библиотеке.

– Ты сказал, что пришел за книгой.

– Да. Но ты не обязана принимать мои слова на веру.

– Понятно. – Элизабет порадовалась темноте, скрывав шей ее тщетные попытки сдержать веселье. – Видимо, мне следовало предположить, что ты явился туда в поисках ценностей, которые можно было бы украсть.

– Вижу, вы решили позабавиться за мой счет, леди Элизабет?

– Ты угадал.

Нортхэм ничего не имел против. Главное, что она чувствует себя непринужденно в его обществе, пусть даже не отдавая себе в этом отчета.

– В таком случае, чтобы развеселить тебя еще больше, позволю себе добавить, что ты могла оценить мою спортивную подготовку, когда я вылез из твоей спальни через окно. Если верить леди Баттенберн, вор покинул ее комнату именно таким образом.

– Ну и что? – пожала плечами Элизабет. – Я была уверена, что ты приобрел опыт лазанья по стенам, скрываясь от ревнивых мужей, а не грабя представительниц высшего света.

– Это комплимент или оскорбление?

– Ни то и ни другое. Я просто развлекаюсь.

Нортхэм усмехнулся:

– На здоровье. И последнее: как ты помнишь, я помог тебе найти сокровище.

– Странно, а я думала, что это я тебе помогла.

– Не будем вдаваться в детали.

Элизабет рассмеялась:

– Ладно. Ты представил несколько убедительных фактов, доказывающих твою вину. Так что изволь вернуть Луизе золотые часы с брелоком и принести извинения обществу.

– Я могу рассчитывать на твою поддержку?

– Я буду писать тебе письма на каторгу.

Нортхэм отреагировал на это заявление, произнесенное чопорным тоном, взрывом хохота.

Элизабет прижала палец к губам, призывая его к тишине.

– Ты разбудишь лорда Саутертона, – шепнула она.

– Он бросил взгляд на друга.

– Сейчас это было бы совсем некстати.

– Почему?

– Потому что тогда я не смог бы сделать вот этого.

Он быстро наклонился к лицу Элизабет и прижался к ее губам. Она напряглась, но скоро ее рот с легким вздохом приоткрылся, и Нортхэм ощутил влажное прикосновение ее языка. Сделав над собой усилие, он неохотно отстранился. Зачем начинать то, чего нельзя довести до конца? Завтра все будет иначе.

Он выпрямился и чуть-чуть отстранился от нее. Элизабет опустила голову и потупила глаза. Как бы ей ни хотелось, она не могла обвинить Нортхэма в том, что случилось. Он не требовал у нее ничего, чего она сама не желала бы ему дать.

– Могу я говорить откровенно? – спросила она.

Норт удивился вопросу, ибо до сих пор она так и поступала.

– Я не желал бы ничего другого.

– Тебе так только кажется, – возразила Элизабет, покачав головой. – Впрочем, не важно. Так вот я хотела сказать…

– Ты не могла бы смотреть на меня?

Как и следовало ожидать, Элизабет резко вскинула подбородок. Нортхэм отступил в сторону, свет фонаря теперь освещал ее лицо, а он оставался в тени.

– Мне кажется, ты вообразил, будто испытываешь ко мне нежные чувства. Я права?

– Почему же «вообразил»? Мои нежные чувства вполне реальны. – Трудно было сказать, способствовало ли это признание ее дальнейшей откровенности. Черты Элизабет, хотя и ярко освещенные, оставались непроницаемыми. – Надеюсь, ты не считаешь это препятствием для нашего брака?

Элизабет слегка нахмурилась, неуверенная, что он не подшучивает над ней.

– Это тебе решать. Но ты должен знать, что я не способна ни на какие чувства, кроме симпатии и уважения. – Она помолчала, вглядываясь в его лицо, однако понять, что он думает, было невозможно. – Я не допущу, чтобы ты влюбился в меня.

Нортхэм серьезно посмотрел на нее.

– А что, если это не в твоей власти?

– О, я понимаю. Я даже не уверена, что такое вообще возможно. Но какова бы ни была природа твоих чувств ко мне сейчас, они изменятся. Не исключено, что в один прекрасный день ты меня возненавидишь. Вообще-то я не представляю себе, как может быть иначе. Ты, наверное, думаешь, что я забочусь о тебе, но это не так. Я забочусь о себе. Оказывается, я достаточно эгоистична, чтобы надеяться, что ты будешь ненавидеть меня меньше, если никогда не полюбишь.

Нортхэма это признание потрясло. Он молча наблюдал, как слезы застилают глаза Элизабет. Она не мигая смотрела на него, словно не желала, чтобы они скатились вниз. Интересно, во что обошлось ее гордости это признание? И неужели она такого низкого мнения о себе? Или, наоборот, слишком высокого?