Он смотрел на сад и текущую за ним реку, и выражение его лица сказало Брай, что он, так же как и она, способен наслаждаться красотой. Пристыженная, она отвернулась, немного постояла, поджидая его, а затем двинулась вперед, на этот раз гораздо медленнее, пока не услышала за спиной его шаги.
Лукас повел рукой, как бы охватывая этим жестом всю землю:
— Я понимаю, почему вы хотите вернуть это поместье своей семье, но не знаю, чем я могу помочь вам в этом.
— Я пока не готова давать объяснения, — ответила Брай. — Вы должны понять, что мы с вами только что познакомились. Я еще не решила, можно ли вам доверять.
Люк искоса взглянул на нее;
— Интересно почему?
— Вы могли заключить соглашение с моим отчимом.
— Вы опять за свое! Может, вы мне скажете, какую работу я выполняю для него?
— Ищете указатель.
Люк не торопился с ответом. Ему хотелось все обстоятельно обдумать, а пока он просто вдыхал нежный запах лаванды, исходивший от ее волос. Странности ее характера не особенно его беспокоили. Проведя детство и юность в окружении матери и шести теток, он привык к тому, что женщины часто ведут себя непредсказуемо. Он относился к этому спокойно, и его это не раздражало.
Люк не сразу уразумел, что она что-то ему говорит. Он встряхнул головой, отгоняя от себя образ Наны Дирборн.
— Мистер Лукас, у вас такой вид, словно вы съели что-то кислое.
Лукас постарался сосредоточиться на запахе лаванды, и постепенно черты его лица разгладились.
— Со мной все в порядке.
Брай не стала настаивать. Она указала на беседку, расположенную справа от них на берегу реки. Она стояла в окружении сосен, и их иглы ковром лежали по всему ее периметру.
— Здесь было первое строение, воздвигнутое Хенли. Его сожгли тори во время революции и никогда больше не восстанавливали. Мой дедушка построил на этом месте новую беседку.
Они спустились к реке. Воды Купер-Ривер бились о берег, аккомпанируя их шагам. Брай свернула к беседке и, подойдя к ней, поднялась по ступеням. Доски скрипели под ее ногами и прогибались под Люком.
— Эти ступени надо заменить, пока кто-нибудь не провалился, — озабоченно произнес Люк.
Он огляделся. Пол был покрыт плесенью, крыша протекала и во время дождя беседку заливало водой. Брай перехватила его взгляд.
— Да, крыша нуждается в ремонте, — вздохнула она.
— В ремонте? Я бы снес все строение и построил его заново.
— Мы не можем себе этого позволить. Оррин никогда не пойдёт на такие расходы.
Взгляд Люка соскользнул с лица Брай и перенесся в пространство за ее спиной. Раскидистые ветви сосен ограничивали кругозор, но его острый взгляд подметил все детали, говорившие о ветхости дома. Он разглядел заплатки на крыше, которые не совпадали с первоначальным материалом. Стекла, вставленные вместо разбитых, были гораздо толще и плохо пропускали солнечный свет. Внушительные колонны на веранде сверкали свежей краской, но Люк помнил их шероховатость под своей ладонью. Если содрать с них краску, можно обнаружить следы пожара или зарубки от топора. Он мысленно вернулся в дом, прошел по длинному холлу и вспомнил, что стены в некоторых местах были подштукатурены, хотя там требовалось произвести полный ремонт. Он вспомнил двойные двери кабинета, которые с трудом открывались из-за переноса и многочисленных слоев краски. Сам кабинет был недавно заново обставлен — ковер и обивка на мебели еще не выгорели под солнечными лучами, но книжные полки уже начали проседать под тяжестью книг. Когда Брай раздвинула шторы, он увидел небольшую лужицу на одном из подоконников.
Он машинально начал прикидывать фронт работ, необходимый для того, чтобы отремонтировать «Конкорд» и вернуть ему прежнее величие. Разумеется, на это потребуется много денег. Денег Оррина Фостера. Если верить слухам, когда-то «Конкорд» был прекрасен, как Золушка на балу у принца, но наступили тяжелые времена, и принцесса превратилась в замарашку.
— По моему мнению, мистеру Фостеру следовало бы заняться благоустройством поместья, а не разводить цветочки.
Брай проследила за его взглядом и обнаружила, что он рассматривает дом.
— Мой отчим думал, что сможет создать здесь что-то вроде коммуны, жизнь в которой будет основана на милосердии. Это просто утопия, по крайней мере для этих мест. Мой отец и братья пахали, как рабы. Милосердие должно быть у человека в крови.
— Возможно, оно проявится в следующем поколении, — вздохнул Люк.
Брай улыбнулась краешком губ. Он что, считает, что в ней нет ни капли милосердия? Наверное, он обвиняет ее в отсутствии гостеприимства? Может, ей стоило сразу указать ему на дверь, вместо того чтобы слушать его вранье о поисках работы? Конечно, она бы сразу наняла его, не будь он янки. Печальная правда заключается в том, что здесь хронически не хватает рабочих рук, но его нью-йоркское произношение всколыхнуло ее память, выплеснув на поверхность массу воспоминаний, как море выталкивает из своих недр обломки корабля во время шторма.
— Простите, если я вас чем-то обидела, — проговорила она.
— Когда вы называете людей, работающих в «Конкорде», рабами, это действительно меня обижает.
— А как же я должна их называть?
— Слугами. Ведь они и есть слуги, разве не так?
— На плантации и в поместье работали все виды слуг, мистер Кинкейд. Например, домашние слуги, такие как Адди и Джеб, управляющие Эб и Джордж и другие. Они почти члены нашей семьи, и к ним относятся с уважением и даже с любовью. Все они добросовестные работники, а самых сильных из них, самых лучших и красивых мои братья называли индейцами… Вы ничего не знаете о нашей довоенной жизни. Вам надо получше узнать ее, прежде чем делать какие-то выводы.
Брай поставила его на место, даже не повысив голоса. Он хотел было возразить, но какое-то движение слева привлекло его внимание.
— Что это… — Он не успел закончить вопроса, так как из-за дерева вылетел всадник на лошади и поскакал вдоль реки. Комья грязи летели из-под копыт коня и с шумом плюхались в воду. Солнечные лучи, проникая сквозь листву деревьев, поблескивали на шкуре животного, придавая ему голубовато-черный блеск и увеличивая размеры всадника. Лукас повернулся, чтобы лучше рассмотреть несущегося мимо них коня. Земля дрожала от стука копыт, и пол беседки ходил ходуном. Ветви деревьев, низко склоняясь, затрудняли движение и всадник отводил их хлыстом, еще больше путая животное. Лицо человека на коне было красным от злости. С его губ брызгала слюна, когда он понукал коня:
— Лети как ветер, проклятый мешок с овсом! Вперед!
Лошадь пронеслась между стволами двух деревьев, расположенных так близко друг к другу, что Люк, как ему показалось, не просунул бы там даже плечи. Лошадь и всадник просочились в эту щель так же легко, как вода сквозь сито.
Лукас шумно вдохнул воздух, только теперь обнаружив, что все это время не дышал.
— Я никогда не думал… — начал он, но Брай рядом с ним уже не было. Обернувшись, он увидел, как мелькнули тонкие лодыжки и красиво очерченные икры, когда она, задрав юбки, сбегала со ступенек. Она помчалась через лужайку, топча цветы на клумбах, а подол ее кремового, в розовую полоску, платья задрался до самых колен, позволяя видеть кружево нижних юбок.
Обруч, обвитый красной лентой, соскользнул с ее головы, и крутой локон повис у виска, словно ухо бассета. Сейчас она уже не напоминала Люку Нану Дирборн.
Руководимый скорее любопытством, чем каким-то более благородным чувством, Лукас бросился в погоню. Он совсем забыл, что ботинки, которые он носил, были не его — или, во всяком случае, стали таковыми совсем недавно. Они были ему маловаты, натирали пятки и ужасно скользили по сосновым иглам. Догнать Брай было труднее, чем он ожидал, тем более что она бежала легко и быстро.
Он не знал, куда она направляется, пока не увидел кусок стены на старом каменном фундаменте. Трудно было определить, какое строение возвышалось когда-то на этом фундаменте. Это мог быть сарай, мастерская или кухня. Стены были почти полностью разрушены, и руины заросли высокой травой.
