– Ты, значит, не считаешь его слова правдой?

– Почему? Я уверен, он не лгал! Но что такого интересного в правде? Очень мало, – и это знаем мы все. Поглядите на Ли Пао. Он тоже все время говорит правду. А кстати, что такое правда? Существует так много ее видов.

– И его пылкая речь не встревожила тебя?

– А что он сказал нового? То, что срок, отпущенный Вселенной, конечен?

– Что мы находимся слишком близко к концу этого срока, живем на Краю Времени! – Лорд Джеггед сделал движение рукой – одежды его спали, обнажив тонкое бледное тело, и он вытянулся на диване.

– Почему вы придаете этому сообщению такое значение, Лорд Джеггед?

Лорд Джеггед рассмеялся:

– Нет, не придаю. Просто беседую. И чуть любопытствую… Твой ум намного свежее моего… и почти любого другого в этом мире. Вот почему я задаю вопросы. Если тема наскучила тебе, я готов оставить ее.

– Отнюдь. Но бедный космический путешественник был так невыразителен, не правда ли? Или вы нашли в нем нечто, заслуживающее внимания?

– Пожалуй нет. Когда-то люди боялись смерти, и я полагаю, что он, как там его, тоже боится. И думаю, его раса привыкла делиться своим страхом с другими, что каким-то образом успокаивает их самих. Наверное, на этом и зиждется его уверенность в своей правоте. Ну да бог с ним, он найдет достаточно утешения в питомнике Миледи Шарлотины.

– Кстати, о питомниках. Вы не видели девушку, путешественницу во времени, в довольно тяжелом сером одеянии и в широкополой шляпе соломенного цвета.

– Если мне не изменяет память, видел.

– Не обратили внимание, куда она делась? Не заметили, как она уходила?

– Сдается мне, она понравилась Монгрову, и он, прежде чем уйти с Вертером де Гете, отослал ее в свой питомник.

– Монгров! Какая неудача!

– Ты хотел ее для себя?

– Да, ведь она из интересующего меня периода.

– Но у тебя нет питомника.

– Зато у меня есть коллекция девятнадцатого столетия. Она превосходно подошла бы к ней.

– Значит, она из девятнадцатого столетия?

– Да.

– Возможно, Монгров отдаст ее тебе.

– Лучше, чтобы Монгров не знал, что я хочу ее. Иначе назло мне он скорее распылит ее на атомы или отошлет назад в ее собственный век, а может, отдаст кому-нибудь другому. Вы должны знать это, Лорд Джеггед.

– Ты мог бы выменять ее на что-нибудь. Как насчет того экземпляра, который так хотел Монгров? Кажется, это был писатель девятнадцатого века, или нет?

– Да, это было еще до того, как я увлекся этим периодом. Насколько я понимаю, Амбруаз Бирс.

– Он самый.

– Он погиб вместе с остальными. В огне. Я поленился тогда воскресить его, а сейчас, конечно, слишком поздно.

– Ты никогда не отличался благоразумием, милый Джерек.

Брови Джерека сошлись вместе.

– Я должен иметь ее, Лорд Джеггед. Я полагаю, что влюбился в нее. Точно – влюбился!

– О! Изощреннейшее притворство! Оно даст силы уму, сделает тебя изобретательным! Ты добьешься успеха! Ты отнимешь ее у Монгрова, даже если для этого придется перевернуть весь мир. Ты будешь питать наше любопытство. Заставишь трепетать. Ты завладеешь нашим вниманием на месяцы. На годы. Мы будем обсуждать твою победу или поражение. Будем гадать, как далеко ты зашел в своей игре. Будем наблюдать, ответит тебе взаимностью твоя серая странница или оттолкнет, отвергнет твою любовь. Или предпочтет Монгрова, чем усложнит твою задачу. – Лорд Джеггед приблизился и сердечно поцеловал Джерека в губы. – Да, это должно быть разыграно до мельчайших подробностей. Твои друзья помогут тебе советами. Они перевернут литературу всех времен и выберут лучшие любовные истории для твоей игры, Джерек! Горгона и королева Элизабет, Ромео и Юлий Цезарь, Виндемир и леди Оскар, Гитлер и Муссолини, Фред и Луэла, Одлиба и Обика, Серо и Фидзилак. Список можно продолжить и… в нем – ты, дорогой Джерек!

Зараженный энтузиазмом друга, Джерек встал и громко засмеялся.

– Я буду возлюбленным!

– Возлюбленным!

– Ничто не помешает мне!

– Ничто!

– Я завоюю мою любовь и буду счастлив, пока Вселенная не состарится, не остынет!

– И что бы там ни пророчил наш друг-пришелец, сейчас это лишь придаст игре особую остроту! – Лорд Джеггед потер свой белый, словно полотно, нос. – О, Джерек!

Ты познаешь искушение, исступление, изнеможение, искупление, избавление!

Джеггед, казалось, увлекся «иканьем» в этот вечер.

– Избранный, истовый, истинный, исконный, искомый!

Он был близок к опасным преувеличениям.

– Ты станешь идолом, мой дорогой. Твоя история прогремит в веках, или во всяком случае, в том, что от них останется! – и с этим возгласом он заключил в объятия своего друга, в то время как Джерек Карнелиан схватил веревку гудка и с силой дернул ее, заставив локомотив закричать, застонать и кинуться, пульсируя клубами пара, в теплую черную ночь.

– Любовь! – кричал Джерек.

– Любовь, – шептал Лорд Джеггед, снова целуя его.

– О, Джеггед! – Джерек отдался сладострастным объятиям Лорда.

– У нее должно быть имя! – воскликнул Джеггед, переворачиваясь на спину в широкой постели и делая глоток пива из бронзовой кружки, которую держал между указательным и большим пальцами левой руки. – Мы должны узнать его.

Он встал, прошел по гофрированному полу к окну и, откинув в сторону занавески, посмотрел наружу.

– Это закат или рассвет? Похоже на закат.

– Извините, – Джерек открыл глаза и дотронулся до кольца на правой руке, чтобы слегка подправить пейзаж.

– Намного лучше, – сказал Лорд Джеггед Канари, восхищаясь золотой зарей. – А это что за птицы? – он показал на черные силуэты, кружащиеся высоко в небе.

– Попугаи, – ответил Джерек. – Им положено питаться мясом бизонов.

– И что?

– Они не хотят. Я где-то допустил ошибку в копировании. Придется вернуть их в генобанк и начать все с нуля.

– Что, если мы навестим сейчас Монгрова? – предложил Лорд Джеггед, возвращаясь к изначальной теме.

– Он не примет меня.

– Но зато он примет меня. А ты будешь моим спутником. Я сделаю вид, что меня заинтересовал его питомник, и ты сможешь снова встретить предмет своей страсти.

– Я не уверен сейчас, что это была хорошая мысль, любимый Джеггед, – сказал Джерек. – Я слишком увлекся прошлой ночью.

– Конечно, моя любовь. Но почему нет? Это случается не так часто. Джерек Карнелиан, ты не должен отступать. Это доставит удовольствие слишком многим. – Джерек засмеялся.

– Лорд Джеггед, мне кажется, в этом есть какой-то иной мотив – ваш собственный. Может быть вы метите на мое место!

– Я? Что ты, право… Меня совсем не занимает этот период.

– И вы не заинтересованы в любви?

– Я заинтересован в твоей любви. Ты должен полюбить. Это сделает тебя совершенным, Джерек. Ты же родился из материнского лона! Остальные пришли в мир взрослыми, созданными или друзьями, или собой, не считая, конечно, бедного Вертера, но это совсем другая история. Но ты, Джерек, был рожден младенцем. И потому ты обязан полюбить. О, да! Это несомненно. С любым другим из нас это было бы нелепицей.

– Мне кажется, вы уже говорили, что это будет нелепо и для меня, – сказал Джерек тихо.

– Любовь всегда нелепа, Джерек, но это другое.

– Хорошо, – улыбнулся Джерек. – Я постараюсь сделать все возможное для вашего удовольствия, мой повелитель.

– Для нашего удовольствия, Джерек!

– Я должен обдумать…

Лорд Джеггед вдруг запел. Вибрирующая трель лилась из его горла. Это была мелодия изумительной гармонии, настолько сложная и неповторимая, что Карнелиан даже не смог уследить за ее переливами.

Джерек взглянул на своего друга с некоторой иронией. В какой-то миг ему показалось, что Лорд Джеггед намеренно прервал его. Но почему?

Он подумал: «Лорд Канари обладает таким умом и воображением, что мне следовало бы полюбить именно его, а не какую-то бродяжку во времени, которую я толком и не знаю».