— И вот, ребята, — продолжал, ничего не замечая, Двуглавый Юл, — остался у меня один-единственный шанс на спасение.

А монолог Юла: „Что воображает этот флагман-командующий? Как он смеет тыкать ему, Двуглавому Юлу, в спину всяким железом? Что у него за манеры и имеет ли он понятие о хорошем воспитании? Если у него чешутся руки, пусть он тычет своим железом в спину всяким землянам!“ был таким: „Что себе воображает этот флагман-командующий? Как он смеет тыкать ему, Двуглавому Юлу, в спину всяким железом? Пусть этот флагман-командующий зарубит себе на носу, что это на вонючей Земле он флагман-командующий, а здесь, на Планете Негодяев, он даже не срам собачий! Пусть этот флагман-командующий тычет своим железом в спину всяким соплякам-мушкетерам!“

И не исправлено еще в его речи „рвать когти“ на „исчезнуть без следа“, „на кой ляд…“ на „на что…“, „жрать“ на „питаться“, „эту замороженную падаль“ на „мертвецов“, „Повис, понимаешь, у нас на хвосте какой-то одинокий фрукт и нипочем не слегает“ на „Повис, видишь ли, у нас на хвосте какой-то наглец и не отстает“, „будет у нас с ним морока“ на „будет у нас с ним история“, „жри“ на „ешь“, „не укупишь“ на „не всем по карману“, „вонючая планетка“ на „фторовая планетка“, „каналья“ на „паразит“. А вот обращение Юла к Атосу („враг мой“) в этом издании издевательское: „сынок“.

Присутствуют в „памирском“ издании и просто отрывки, позже убранные. К примеру, первоначально мысли Атоса, когда он с Арамисом обнаружил тело Портоса, были такими (убранное позже — выделено): „Мы ведем разведку боем, а за нашей спиной уже ПОДНИМАЕТСЯ ВСЁ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО, поднимаются такие силы, о которых даже мы не имеем представления, и как же худо им придется, этим космическим ворам, бандитам, убийцам…“ Убрано также и из других фраз. О Планете Негодяев „…так как их экипажи ПО ВЕЧЕРНЕМУ ДЕЛУ все поголовно пьянствововали…“ А в предположении о цивилизации Мээса было и такое: „… и были у них войны и революции“.

Более подробным было и описание толпы у „Пирайи“ во время появления Мээса:

К этому времени место спора окружило плотное кольцо зевак — праздношатающиеся вольные пираты и наемные головорезы, отпущенные из казарм в увольнение, пропойцы-бичкомеры и торговцы наркотиками вразнос, слуги в потертых ливреях и калеки-нищие на многочисленных костылях. Этот кошмарный сброд кишел, копошился и пучился, густые волны сернокислого и ртутного перегара темным туманом поднимались над ним, застилая кроваво-красный диск Протуберы и мертвенно-синий шарик Некриды, шипящие, щелкающие и скрежещущие голоса сливались в сплошной гул, из которого то и дело вырывались пронзительные возгласы: „Да это же Двуглавый Юл вернулся!“, „Эй, Двуглавый, ты вернулся, что ли?“, „Юл, даты никак вернулся?“ И даже видавший виды прославленный космолетчик Макомбер дрогнул и невольно сплюнул, заметив, как огромный жирный паук с пистолетами за широким поясом под шумок подобрался в этой толпе к какому-то зазевавшемуся носителю разума, похожему на гигантского кузнечика, быстро-быстро оплел его паутиной и упрятал к себе под брюхо — несомненно, чтобы потом закусить на досуге. <…>

— Но пусть все вольные пираты будут свидетелями, что Великий Спрут обязался не только заплатить мне, но и обеспечить меня квалифицированной медицинской помощью. А тем из них, кто не пои и мает таких длинных слов, я поясняю, что Великий Спрут обязался дать мне доктора, который залечит мои раны и контузии, полученные мною у него на службе. Все слышали?

— Все! Все! — заревели сотни глоток.

— Все поняли? — Все!

— Аминь.

<…> -

Флагман Макомбер поглядел в иллюминатор. Там по-прежнему кишела, копошилась и пучилась толпа носителей разума, словно бы сбежавшихся сюда из самых древних и темных миров человечества.

И более подробно рассказывалась история профессора Ай Хохо:

Он понятия не имеет, где находится и зачем понадобился пиратам, тем более что специальность у него самая мирная — физика, превращение материи в лучистую энергию. Когда его доставили сюда, он имел продолжительную и довольно мучительную беседу с каким-то громадным двенадцатиглазым пауком, требовавшим от него согласия на разработку совершенно бредовой затеи. Насколько он помнит, смысл этой затеи сводился к теоретическому обоснованию цепных ядерных реакций в планетарных масштабах. Разумеется, от самой постановки вопроса за версту несет шизофренией, и как честный гражданин планеты Мокса он так и объяснил двенадцатиглазому, после чего его немножко побили и оставили в покое. Его даже снабжают бумагой и карандашами, хотя все записи и расчеты, которые он здесь производит от нечего делать, регулярно изымаются. Кормят здесь отвратительно, вода явно синтетическая. Он дважды пытался бежать, и оба раза его ловили, причем каждый раз пребольно кусали за круп…

Про свой многострадальный круп профессор Ай Хохо досказывал уже в мрачных недрах винных погребов Великого Спрута.

Принимая во внимание обстоятельства, слушали его довольно рассеянно. Только Арамис поинтересовался, какие, собственно, расчеты производил профессор, томясь в заключении.

— Видите ли, — охотно объяснил профессор, поспешая дробной рысью залетающей платформой, — мне пришел в голову необычайно простой и эффективный способ сдувания с атомов электронных оболочек. Особенно привлекательным мне представляется результат такой процедуры на макроскопических массах вещества. Вы понимаете, вещество мгновенно как бы проваливается внутрь себя, превращается в сплошную ядерную массу без всяких химических признаков…

— Экая ученая дубина, — пробормотал флагман Макомбер. Впрочем, услышали его только Мээс да Ятуркенженсирхив, а поскольку им было не до проблемы ответственности ученого перед Братством Разума во Вселенной, это вполне справедливое замечание прославленного космолетчика пропало втуне.

Есть в этом варианте и продолжение монолога Мээса: „…и вообще он, Мээс, никак не возьмет в толк эти странные инсинуации со стороны прославленного космолетчика и склонен рассматривать эти странные инсинуации как очередной акт недружелюбия со стороны представителей расы, к которой руководство Планеты Негодяев всегда испытывало чувства исключительного дружелюбия и безграничного уважения…“

Доктор Итай-Итай, рассказывая историю Планеты Негодяев, позволяет себе выражение „выдавить гнойник“, исправленное после на „вырезать эту опухоль“.

По-другому звучала и пословица „Слона не задевай спящего, льва не задевай голодного, а землянина не задевай никогда“; вместо слона упоминалась змея, а вместо льва — скорпион.

Только в этом издании можно узнать, что дразнилка Юла поется на мотив „По улице шагает веселое звено“. А вот чаем Итай-Итай угощает гостей не просто великолепным, но и „грузинским“. И в конце общения, после всех прощаний, после слов „отступил на середину рубки и исчез“, здесь присутствует добавка, присущая обычно сказкам: „…словно его и не было“.

Одновременно в этом варианте присутствуют и моменты, позже поправленные (ошибки, опечатки и просто стилистические погрешности). К примеру: „НИКАКОГО значения не имеют“ позже правится на „БОЛЬШОГО значения не имеют“; при обстреле из танка падают поперек дороги не СТОЛБЫ, а СТВОЛЫ; крылья у реактивного самолета выдвигаются „с ГРОМКИМ лязгающим звуком“, а не ГЛАДКИМ; пьют пираты не ВЫСОКОАКТИВНУЮ, а ВЫСОКООКТАНОВУЮ нефть; Радужный Берег, заточенный в машине, имеет „зеленый ПЕСОК, коричневые рощи и фиолетовое море“, а не ПОСЕЛОК; „ЧАШКА превосходного черепашьего бульона“, а не ЧАРКА; глаза у Гали ЗЕЛЕНЫЕ, а не просто ТЕМНЫЕ Двуглавый Юл возмущается: „Я в двести раз старше тебя, ты по сравнению со мной вообще еще ВИБРИОН…“ В следующих изданиях правится — ЭМБРИОН, ибо „эмбрион“ — это зародыш а вот „вибрион“ никакого отношения к возрасту не имеет, поскольку представляет собой бактерию определенной формы.

После описания, как исчезают звуки долины при работе контрактора („Смолк звон близкого ручейка. Резко, как обрубленный, стих ленивый лай собаки. Оборвалась на полуслове далекая песня…“), позже Автор добавляет: „И только негромко, зловеще ровно гудел чудовищный механизм на дороге“. А в описание таверны дядюшки Витемы уже после этого издания вставлено „Да, друзья мои. Жизнь прекрасна“. И в речь Юла вставлено позже „моя бригантиночка“.