– Я же сказал: подожди. Терпение, и только терпение, как говорил великий Карлсон. Следуй за мной, – и Миша, взяв Таню за руку, повел ее к высокому глухому забору.

Оказывается, приятно идти вот так, за ручку, как маленькие. И вправду, так ли важно, куда ты идешь?!

Меж тем Миша подвел Таню к довольно узкой щели на стыке двух бетонных блоков забора.

– Прошу, – сделал он рукой пригласительный жест.

Таня немного сомневалась, протиснется ли она в щель, однако ей удалось это без труда.

Миша последовал за ней.

И они оказались… на строительной площадке. Прямо перед ними возвышался серый каркас высотного дома-башни. Собственно, построены были только боковые стены и этажные перекрытия с лестницами. Дом казался условной моделью, сложенной из простеньких деталек детского конструктора. Вокруг, на площадке, валялся всякий строительный мусор и большие куски бетонных плит.

– Ух ты! Что это? – изумилась Таня.

– Это и есть секретное место, – улыбнулся Михаил. – Пойдем!

Он снова взял ее за руку и повел к дому.

– Погоди, тут я подсажу тебя, а дальше поднимемся по лестнице. – Он легко обхватил Таню, приподнял ее, и девочка вступила в строящийся дом.

– А строители сюда не придут? – спросила она, когда они уже поднимались по лестнице.

– Нет, стройка уже полгода как заморожена. Я сюда с зимы езжу. А еще здесь ребята иногда в пейнтбол играют. Посмотри, вон стены краской испачканы.

– Здорово!

Они поднимались все выше и выше, этаж за этажом, и наконец вышли на верхнюю площадку, под самой крышей.

Таня подошла к краю, присела на корточки и посмотрела вниз:

– Высоко-о!

– Семнадцатый этаж. Почти что крыша мира, – сказал Миша довольно. Он встал рядом с ней, глядя куда-то вниз. – Посмотри, словно весь мир у наших ног. Видишь, машины какие махонькие, а люди вообще как муравьи.

Таню очень волновала высота.

В детстве она боялась высоты, но папа как-то сказал, что боятся только трусы, и за это их никто не уважает и все смеются над ними. Сам папа, как Таня знала точно, трусом не был. Он был журналистом – а это и вправду опасная профессия. Вот он не боялся говорить о всяких там звездах прямо и правдиво. И маленькая Таня как-то поклялась себе, что тоже никогда не будет ничего бояться и вырастет такой же, как отец, и все станут ее уважать. С тех пор умение скрывать свои слабости и страхи она считала, пожалуй, самой главной человеческой добродетелью.

Сейчас вокруг них не было привычных стен, и сердце невольно обдало холодком, и тут же будто расплавленный металл растекся по ее венам. Ветер трепал ее волосы, набрасывая их на лицо, словно шелковую сеть, холодил затылок и нежно шептал что-то в ухо. Люди, здания, деревья – все и вправду казалось маленьким, словно игрушечным, кукольным. Это было действительно здорово!

Как хорошо, что Миша привел ее в такое замечательное место! Тане вдруг стало совершенно ясно, что он – действительно особенный.

Она посмотрела на него – снизу вверх – и улыбнулась.

Странно, при таком ракурсе лицо его вдруг показалось ей надменным и даже не таким красивым, как обычно.

Таня встала, и наваждение исчезло. Миша сделался таким же, как всегда.

– Спасибо, – сказала она. – Место действительно удивительное. Я тоже буду приходить сюда, можно?

– Конечно, – Миша покровительственно приобнял ее за плечи.

Так они еще долго стояли – на самой крыше мира.

Солнце садилось, окрашивая небо на горизонте закатным заревом. Ярко-голубой, розовый, багровый – все это смешалось, словно на палитре сумасшедшего художника. Впрочем, увидь это Таня на картине, она решила бы, что художник переборщил с красками: таких ярких цветов и смелых сочетаний в природе просто не бывает.

Стало холодно, и девочка зябко поежилась.

– Пойдем, – тихо сказал ей Миша, – пальцы у тебя совсем окоченели. Дай согрею. – Он осторожно взял ее руки в свои ладони, поднес к лицу и стал согревать дыханием. – Ну что, отогрелась немного? Тогда и вправду пойдем.

Таня бросила последний взгляд на медленно заворачивающийся в пелену вечера город, и они стали спускаться по лестнице.

А потом, оказавшись дома, она просто сидела в углу дивана, прижимая к груди маленькую диванную подушечку, слушала музыку и не думала ни о чем.

Счастье казалось ей доверху наполненной чашей, которую ни в коем случае нельзя расплескать случайным неосторожным движением.

Шли дни. Отшумели уже вишневые ливни, тысячью лепестков опустившись на истосковавшуюся по летнему теплу землю. Зазеленели деревья, казалось, напрочь позабыв о суровой зиме. Подходил к концу май. Школьная жизнь шла своим чередом.

Но однажды, перед уроком английского, Таня заметила, что класс по-особенному взволнован.

– Что случилось? – спросила она у Ленки.

– Ну, ты, Теплова, даешь! – изумилась та. – Сразу видно: по уши влюбилась! Ничего не замечаешь!

– Ну, заметила уже. Давай, что там, без лирических отступлений, – Таня недовольно поморщилась.

– А вот что. Препод, Алевтина Ивановна, – соседка нашего Борьки Шумова, а у Борьки отец – алконавт. Шумов это долго ото всех скрывал, а она, прикинь, проболталась классной: «Мол, будьте внимательны к мальчику – у него семейные проблемы».

– Не знала, что у Борьки отец пьет. – Таня достала тетрадку, отыскивая нужный материал.

– Вот-вот. Я тоже не знала!

– И что теперь?

– Да не ройся в тетради! Сегодня никто ничего не готовил. Все равно весь класс решил бойкот Алевтине устроить.

– Правда? И за что? – Таня внимательно взглянула на подругу.

– Как за что, – удивилась Ленка, – за болтливость, конечно!

– А ты вот мне тоже про Борькиного отца рассказала. Теперь и тебе бойкот объявить нужно? – Таня наконец нашла нужную страницу и углубилась в чтение.

– Ты что, правда так думаешь? – растерянно прошептала Ленка, хлопая глазами.

В этот момент в класс вошла Алевтина Ивановна.

Все расселись.

Таня заметила, что Таточки на уроке нет: ну конечно, как умная девочка, она предпочла избежать щекотливой ситуации. Наверняка сказала, что заболела.

– Good morning, – поздоровалась Алевтина, но никто ей не ответил.

Под осуждающее молчание класса она раскрыла журнал и начала опрос:

– Астокова.

Рослая белобрысая Людка Астокова даже не поднялась из-за парты.

– Я не готова, – ответила она, лениво жуя жвачку.

– Почему?

– А потому, что у меня соседи, – Людка специально выделила это слово, – болтливые.

Алевтина побледнела.

– Можешь садиться, Астокова. Плохо, – сказала она и снова заглянула в журнал: – Блинов.

– У меня такая же ситуация, – отозвался с последней парты полноватый парнишка. – Знаете, от соседей никакого спаса нет. Ну, только представьте: во все вмешиваются.

Алевтина вызвала еще несколько человек, и каждый в меру собственной сообразительности отпускал какую-нибудь шутку.

Таня заметила, что у Алевтины дрожат руки и она уже на грани срыва, но упорно продолжает опрос.

«Интересно, а как в этом случае поступила бы Мишина бабушка?» – подумала девочка.

Тем временем учительница дошла и до Таниной фамилии.

Таня вспомнила, как чувствовала себя там, на высоте недостроенного дома, улыбнулась и встала.

– I’ve read this story [5]… – начала отвечать она тот кусок, который они прорабатывали вчера с Мишей.

Англичанка слушала ее с удивлением.

– Молодец, Таня. Я вижу у тебя большие успехи и рада, что ты занимаешься… и никакие соседи… не мешают тебе, – сказала она, когда Таня закончила. – Садись, пожалуйста, на место. Я ставлю тебе «четыре». Но это хорошая четверка. Думаю, при желании ты можешь добиться большего!

Класс напряженно молчал.

– Все вопросы, не относящиеся напрямую к нашему уроку, предлагаю оставить до перемены, – продолжала Алевтина Ивановна. – Я готова их обсудить. А пока, пожалуйста, если вы хотите о чем-то поговорить, делайте это по-английски или выходите из класса.