Александр слегка побледнел, но в полумраке комнаты, освещённой несколькими слабыми бра, Оксана этого не заметила.
– Хочешь сказать, она спрыгнула? Может, всё‑таки нечаянно сорвалась?
– Не знаю. Может быть. Я в это время была к ней спиной и уже почти вошла в лес. А она стояла на краю и кричала мне вслед, что сейчас прыгнет.
– Что за шантаж?! Чего она от тебя хотела?
– Она‑то, может, и ничего, но… – Оксана внимательно посмотрела на Александра, сомневаясь, можно ли с ним говорить о таких вещах.
– Ну, договаривай, – кивнул Александр, словно понял её немой вопрос. – Я постараюсь понять.
– Видишь ли… в Алёне жили два человека. – Оксана замолчала, оценивая его реакцию. Он был совершенно серьёзен. Тогда она продолжила: – Иногда вторая сущность как бы просыпалась и подчиняла себе её волю. И тогда у неё возникали суицидные наклонности. Правда, они не всегда проявлялись как попытка умереть. В предыдущий раз она изо всех сил старалась, чтобы её выгнали с работы.
– Каким образом?
– Ну, делала очень грубые ошибки, хамила начальству, и всё такое.
– А с чего ты взяла, что эта была не сама Алёна? Может, она просто была в плохом настроении?
– Нет. Она вся менялась. И глаза… Ну как тебе объяснить? Вот смотришь человеку в глаза и понимаешь, что это не он… – Почувствовав, что не смогла толком выразить свою мысль, Оксана обхватила голову руками. Её взгляд заметался по комнате, пытаясь найти доходчивое объяснение. – Ты сны видишь? – спросила она наконец.
– Конечно.
– У тебя бывает такое, что утром просыпаешься и понимаешь, что видел во сне кого‑то из своих знакомых, но сам сюжет сна вспомнить не можешь?
– Бывает, – после недолгой паузы сказал Александр. – И что?
– Но если ты не помнишь сюжета, откуда знаешь, что видел этого своего знакомого?
– Ну… как будто остаётся его след в памяти. Просто след.
– Вот! – обрадованно воскликнула Оксана. – У каждого человека, кроме индивидуального лица, отпечатков пальцев и генетического кода, есть ещё что‑то нематериальное, тоже способное оставлять след! Так вот: та сущность, которая проявлялась в Алёне, была совсем другим человеком, и я это видела. Но, кроме меня, почему‑то этого никто не замечал.
– В медицине это называется шизофрения, – улыбнулся Александр.
Оксана обиженно и немного растерянно посмотрела на него.
– Это я про Алёну, – уточнил Александр.
– А‑а, – успокоилась она, – а я думала, про меня. Нет, шизофрения – это, мне кажется, немного другое. Случай Алёны я бы назвала «одержание».
– И часто ты замечала в ней этого «одержателя»?
– Нет, не часто. В первый раз – когда они с ребятами вернулись из Новой Трёшки. Но тогда я его ещё не идентифицировала как инородное существо. Думала, просто устала девчонка, капризничает. Но когда я его изгнала и увидела резкую перемену в её… как бы это назвать?
– Ауре?
– Ну… давай так назовём, хотя я немного не это имела в виду.
– Нет, нет! – возразил Александр. – Давай сформулируй, что ты хотела сказать, иначе я могу не понять.
– Ну что такое аура? – начала объяснять Оксана. – Когда говорят это слово, всем представляется некий видимый только особо чувствительным людям ореол вокруг человека. Так вот, я никаких ореолов не вижу. Я чувствую в своей душе след души другого человека. Ну вот, например, моя мама. Иногда она бывает хорошая, ласковая, добрая, милая. А иногда – вредная, злая, ворчливая. Иногда сообразительная, может дать дельный совет. А иногда ну такая тупая! Но её «след» всегда одинаковый, это всегда она.
– Понятно. А когда ещё ты видела эту сущность в Алёне?
– Утром, когда мы пришли на поляну. Она стояла возле камня и о чём‑то с ним разговаривала. Я подошла к ней, а она на меня так глянула… И я поняла, что это опять не она, а то существо.
– А почему ты его опять не изгнала? Кстати, а как ты изгнала его в первый раз?
Оксана поморщилась от неприятного воспоминания.
– Я его обматерила, причём очень грубо.
– И что, он испугался мата?
– Он не испугался, он просто исчез.
– Интересно… И почему ты его снова не изгнала?
Оксана задумалась, восстанавливая в памяти свои ощущения в тот момент.
– Ну, во‑первых, я была замёрзшая, уставшая и искусанная. Во‑вторых, он не сделал ничего плохого, а дал дельный совет побегать, чтобы согреться. За что было материть? А в‑третьих… Меня тогда от этого мата саму чуть на изнанку не вывернуло. Повторять не хотелось.
– И на обрыве, значит, тоже была не сама Алёна?
– Там была Алёна, но это существо находилось рядом. Я чувствовала их обоих одновременно. Как будто… – Оксана вздрогнула и резко вздохнула, отчего получилось громкое испуганное «Ах!».
– Что? – Александр тоже вздрогнул от неожиданности.
– Эта тварь подсказывала мне, что я должна отвечать Алёне и каким тоном. И я… – Оксана закрыла лицо руками.
– И ты?…
– Я хотела уйти, не продолжать этот разговор, но меня словно дёргали за веревочки, и я, как марионетка, продолжала говорить. Я просто отыграла сценарий, написанный для меня этой тварью, и тем самым помогла Алёнке свалиться в пропасть!
– Значит, ты тоже была одержима в тот момент?
– Выходит, так.
Александр откинулся на спинку стула и с грустной улыбкой посмотрел на Оксану:
– Не вини себя. Ты ведь была не способна сопротивляться.
Оксана посмотрела на часы.
– Не пора ли спать? У нас будет ещё время пообщаться. – Она встала, подошла к шкафу‑купе, искусно замаскированному под обычную стену, открыла его и достала два комплекта постельного белья. – Раздвигай кресло, и оно превратится в кровать. И второе тоже. Надеюсь, ты не возражаешь, если мы будем спать в одной комнате? Не тащить же кресло на кухню.
– Я без предрассудков.
– Ну и замечательно, тогда отвернись, я разденусь. А то я с предрассудками немного.
Выключив свет и забравшись каждый в свою постель, оба замолкли.
Но Оксане не спалось. Полежав какое‑то время, она приподнялась на локте.
– Что, Чебурашка, тебе тоже не спится? – подал голос Александр.
– Ты что, видишь меня?
– Нет, в основном слышу.
– Я хотела спросить… А ты правда знахарь?
– Э‑э‑э… Ну, я пока только осваиваю науку деда. Поэтому знахарем меня назвать, пожалуй, нельзя. Это я прихвастнул. Извини.
– Но ты уже что‑нибудь можешь?
– Что‑нибудь могу.
– А что?
Александр задумался, стоит ли рассказывать, что Алёну он оживил не только искусственным дыханием. Ему показалось, что это будет нескромно. Да и сомнение – «а вдруг она и так ожила бы от ещё одного вдоха?» – у него всё‑таки было.
– А что надо? – спросил он. – Пока ведь не сделаешь, не узнаешь, можешь или нет.
– Логично, – согласилась Оксана. – А астму вылечить можешь?
– Вылечить? Вылечить не могу. Болезни не лечатся.
– Как это?
– Так. Человек исцеляется, и болезнь уходит. Или ещё говорят «проходит».
– Ого! Интересная перестановка смыслов. А я думала, наоборот.
– Вот все так думают, потому и болеют.
– Хорошо, поставим вопрос по‑другому: ты можешь меня исцелить?
– Опять неправильно, попробуй ещё раз.
Оксана перевернулась на спину и, подумав секунду, спросила:
– Ты поможешь мне исцелиться?
– Конечно!
Она улыбнулась и закрыла глаза. И тут же уснула.
Принятие решения
Внизу лениво ползла чёрная река, отражая в мелкой ряби блики лунного света, мерцающие, словно чешуйки змеи. Вдруг раздалось злобное, леденящее душу шипение. Она оглянулась и увидела ползущую по земле Алёну. Точнее, это была огромная золотистая анаконда, но Оксане почему‑то это не показалось странным. Удивляло другое: почему подруга так агрессивно настроена?
Не мигая, Алёна медленно приближалась, извиваясь и готовясь к прыжку. Смертельный страх сдавил горло, но в душе сверкнула надежда: «А может, это сон? Тогда я смогу полететь». Оксана подпрыгнула, но воображаемая сила тяжести медленно вернула её на землю. Второй попытки Алёна ей не дала. Она кинулась и резким ударом столкнула Оксану с утёса. Гравитация потащила свою жертву в пропасть. От ужаса остановилось дыхание. Глаза закрылись, чтобы не видеть, как стремительно удаляется небо. В груди открылся аварийный парашют и болезненно выдернул её из сна, чуть не вырвав сердце.