И все-таки осознание своих необычных способностей ставило Павла в собственных глазах как минимум вровень с Черным Стражем, который подобных способностей не проявлял.

Тем не менее, отголосок давней непонятной боязни Стражей заставил-таки чуть сжаться сердце. Павел невольно напрягся, исподлобья наблюдая, как Черный Страж приближается к нему, шурша по рассохшимся доскам длинным, тускло блестящим плащом. Ревекка застыла у бочки, не замечая, что пиво льется на пол через край кружки. Ирина с подносом выглядывала из-за колонны. Агарь, не отрывая глаз от Стража, на ощупь собирала со стола огрызки яблок. Павел отчетливо ощущал фон почтительности и боязни, растекшийся в питейке. Насколько он знал, Черный Страж никогда еще не появлялся здесь, разве что в тот день, когда питейка впервые открыла свои двери перед посетителями.

Длинный Николай и Авдий отпрянули от стола, а Павел поднялся навстречу Черному Стражу. Он почему-то был уверен, что тот направляется именно к нему. Страж остановился, как будто наткнулся на невидимую преграду. Бесстрастные глаза на узком бледном лице под капюшоном смотрели в упор, словно не замечая ничего окружающего. Павел не чувствовал никакого фона. Создавалось впечатление, что Страж не испытывает эмоций.

– Павел Корнилов, – утвердительно и равнодушно произнес Страж, глядя на Павла снизу вверх.

Последние разговоры смолкли. Вся питейка превратилась в единое ухоглазое существо, которое вслушивалось и всматривалось в явление Черного Стража Павлу Корнилову. Павел молча ждал продолжения.

– Возникла необходимость побеседовать.

– Если возникла – давай, побеседуем, – не без вызова сказал Павел и похлопал по скамье рядом с собой, где недавно сидел Седой Даниил. – Пива?

Черный Страж отрицательно покачал головой:

– Предлагаю выйти отсюда и побеседовать в другом месте.

Павел пожал плечами, поставил кружку и выбрался из-за стола. При полном молчании питейки они направились к двери – поскрипывали доски пола, с легким свистом шуршал плащ – и вышли на улицу, на каменные плиты небольшой площади перед питейкой. Уже почти стемнело, кое-где светились окна, издалека доносилось пение – это пели женщины у ручья.

– Туда, – Черный Страж поднял и тут же опустил руку, словно ему трудно было держать ее на весу. – Там не помешают.

«И кто бы это осмелился тебе помешать?» – подумал Павел и пошел вслед за слугой Создателя Мира на другую сторону площади, где в окружении тополей темнела длинноствольная туша вросшего в землю танка.

Он молча сел на скамью за танком, а Страж остался стоять, почти сливаясь с толстым стволом тополя.

– Чем обязан вниманием? – вспомнив фразу из книги, спросил Павел, пытаясь ироничностью обращения преодолеть неуверенность перед Стражем и непонятно откуда взявшуюся тревогу. Никакого фона по-прежнему не ощущалось, как не ощущалось его, скажем, от того же танка за спиной.

– Необходимо побеседовать, – незамедлительно ответил Страж, размеренно роняя слова. – Я должен это сделать. У Совета много забот, однако он обязан держать в поле зрения каждого горожанина. Павел Корнилов, тебя это тоже касается.

– А при чем здесь Совет? Ты что, выполняешь поручение Совета?

– Считай, что так, – после некоторой заминки сказал Черный Страж.

Павел хорошо знал функции выборного Совета. Совет занимался всеми хозяйственными делами, Совет заботился о порядке в городе. Но чтобы Совет лез в дела каждого горожанина?… Но чтобы Совет давал поручения Черному Стражу вести какие-то там беседы?… Вообще давал поручения – кому?! – Черному Стражу? Это не укладывалось в голове, такого еще не бывало, по крайней мере, на памяти Павла. Однако он решил не выпытывать. Вероятно, слуга Создателя Мира знал, что делал.

– Ну-ну… И о чем же мы будем беседовать? – Павел был заинтригован и удивлен.

– Вопрос: излагал ли ты в этом заведении, – Черный Страж показал на приземистое здание питейки, из окон которой опять раздавались пение и ругань, – свои мысли о том, для чего создан человек?

– Ах, во-от оно что, – недоуменно протянул Павел. – Ну, говорил кому-то, уже и не помню, кому. Так и что из этого? Кажется, ни Совет, ни Посвященные разговаривать не запрещают.

– И зачем же, по-твоему, создан человек?

– Это что, и есть предмет нашей беседы? – с легкой насмешкой спросил Павел.

– Я хочу, чтобы ты сформулировал свое мнение, – невозмутимо ответил Страж.

– Ага, Совет, значит, хочет. Могу повторить.

Черный Страж был очень непонятным человеком, и ссориться с ним не стоило. Да и повода не было. Мыслей своих, того, о чем думалось в комнате по вечерам и в долгих странствиях по Лесной Стране, Павел никогда и не собирался скрывать.

– Может быть, я не совсем н-ну… не так гладко, как, например, Моисей в Библии… – Павел замялся. – В общем, если посмотреть вокруг – все постепенно разрушается, правильно? Иордан подмывает берег, обрыв Ванды вон уже куда отступил, и так после каждого сезона дождей. Тот же Умирающий лес: сухие деревья падают, рассыпаются в труху, в гниль – и уже не поднимутся в Иосафате[3]… Галилейское море постепенно высыхает, Капернаум раньше у самой воды стоял, а теперь где? Деревянные дороги без нашего вмешательства и года не продержатся. А овраг в Вавилоне? Он же после дождей все шире и шире, в прошлом году туда дом свалился…

– Знаю, – перебил Черный Страж. – Какие выводы?

– Вот и выводы. Мир сам собой разрушается, приходит в упадок. Поваленные деревья никогда без вмешательства человека в дом не превратятся, камни в набережную не уложатся, наоборот…

– Все стремится к хаосу. Возрастание энтропии[4], – прокомментировал Черный Страж.

Павел не знал, что такое «энтропия», но спрашивать не стал.

– Так вот, – увлеченно продолжал он, – коль мир сам собой рушится, нужно что-то такое, что препятствовало бы разрушению и являлось силой созидающей. Поэтому, и для этого Создатель сотворил людей. Ясно?

– Ясно, – ответил Черный Страж после некоторого молчания и опять добавил что-то непонятное Павлу: – Создание негэнтропийного[5] механизма.

– Ну вот! – воскликнул Павел. – Мы боремся с разрушением. Что, я не прав?

– Дальше. – Голос Стража был по-прежнему бесстрастен. – Куда идет человек?

– А вот куда идет?… – Павел посмотрел поверх головы Стража. Сквозь ветви тополей, усыпанные красными пушистыми шариками будущих кисло-сладких плодов, проглядывали звезды. – Я говорил сегодня, да и раньше говорил… Мы почему-то вымираем. Каждое рождение ребенка для нас событие, и очень редкое событие. Мы какие-то вялые, инертные, нам ничего не интересно. Представляешь, Страж, никого ничем не расшевелить! Предлагал, давно ведь предлагал: давайте организуем экспедицию, узнаем, что за Гнилым болотом, что за Небесным Громом, за Глубоким ручьем. И разве кто-то откликнулся? Сидим здесь – и сидим. Где исток Иордана? Куда впадает Иордан? Я плыл – не доплыл. Ты знаешь, Страж? Тебе интересно?

– Я знаю, что это интересно тебе, – ответил Страж, сделав ударение на последнем слове. – Тебе, Павел Корнилов, очень многое интересно. И ты слишком часто говоришь о том, о чем никто не говорит. Ты не такой, как другие. Я прав?

– Да! – Павел вскочил на ноги и придвинулся к Черному Стражу, всматриваясь в лицо, белеющее под капюшоном. – Да, мне все интересно! Мне думать интересно, бродить интересно, задавать себе разные вопросы и искать ответы. Я перебрал уже десяток работ, ты это знаешь, и хочу попробовать еще десяток. Мне жить интересно! И я никак не пойму, ну почему мы такие… скучные, как лошади… что с нами происходит, почему мы тусклее предков-основателей? Какие-то вялые тени, какие-то отражения в болотной воде… Нам ведь думать лень, нам бы вон туда, в питейку, да с девчонками в Тихой долине… Да, я не такой, как другие. Может быть, это болезнь меня таким сделала, не знаю… Но к Колдуну в подручные не хочу, я еще не все увидел и узнал, у меня десять тысяч вопросов…