— Вот и умница, — улыбнулся Джонатан, — хороший мальчик. Я знал, что могу на тебя рассчитывать. А то уж было подумал, что она тебя поймала своими длинными ножками. Сам не прочь познакомиться с ними поближе.

«Сначала я сломаю тебе нос, — подумал Каттер, — потом несколько твоих белых, холеных пальцев, потом займусь волосами — выдерну их все по волоску». И улыбнулся в ответ:

— Пока, пока!

Едва Джонатан переступил порог, Каттер захлопнул дверь, глубоко вздохнул и медленно выдохнул. Джонатан Раунд не стоит даже того, чтобы пустить ему кровь. Приняв душ, Каттер все еще чувствовал необычное возбуждение. В первый раз работа так задевала его личные чувства, впивалась, словно клещ. Давно уже он научился избегать таких воздействий. Редкие расследования заканчиваются быстро и счастливо. Надо убедиться, что и на этот раз он избежит ловушки, и держаться от этой женщины как можно дальше.

Обнаженный, он вытянулся на кровати со второй бутылкой пива в руке. Кровать он сделал сам, как и комод — только эти два предмета составляли скудную обстановку спальни; на гладком комоде никаких безделушек; ни картин на стенах, ни коврика на полу.

Он взял верхнюю книгу из стопки, лежащей прямо на полу, рядом с кроватью, и зажег лампу над головой. Но Тони Хиллерман на этот раз не помог. Каттер уронил книгу на смятое покрывало, встал, натянул брюки, брошенные прямо на пол по пути в душ, и направился к гаражу — уж там-то он всегда найдет успокоение.

Гараж, единственное, что побудило его снять маленький домик на окраине, громадное пустое помещение, с бетонным полом, кондиционером и отоплением. Каттер нажал на выключатель — незаконченный буфет посреди гаража залило светом. Бесшумно ступая босыми ногами по холодному бетону, он подошел и остановился перед буфетом; медленно провел рукой по крышке. Дубовая древесина не переставала восхищать его — твердая, как сталь, но мягкая, как вельвет, под рукой и гладкая. Взяв рубанок, дождался, пока металл согреется у него в руках, и начал бережно двигаться вдоль края, миллиметр за миллиметром срезая малейшие неровности.

На пол полетели тонкие, как бумага, стружки, и он чувствовал, как вместе с ними падает тяжесть с души. Дуб послушно обретал форму, повинуясь его мыслям и рукам, воплощал его желания и хранил их, когда он уходил. Закончив, Каттер обретет право гордиться своей работой: она останется после него и послужит не одному поколению. Работа с деревом никогда его не разочаровывала и не заставляла разочаровываться в себе самом. Чего он не сказал бы о людях.

— Привет, Каттер!

— Привет! Как в школе?

— Отлично!

Он покачал головой.

— Так не пойдет. Попробуй еще раз. Лиза смущенно улыбнулась.

— Прости, забыла. Немного скучно, но для понедельника вполне сносно. Контрольную написала по алгебре, а потом в библиотеке сидела с Тайлером — ну тот парень, про которого я рассказывала.

— Уже лучше. Помни: как только ты переступила порог этой ванной, тебе не нужно быть леди — южной или какой-то еще.

— Спасибо, Каттер.

Лиза присела на краешек трубы. Давно облюбовала это место, заходя поговорить с ним. Несколько минут молча смотрела, как он приворачивает дверные петли к маленькому бельевому шкафу, который сделал в углу. Каттер слышал, как она глубоко вздохнула, потом медленно выдохнула; повторила еще дважды. Взглянул на нее через плечо.

— Брось это, малыш. Получишь перенасыщение кислородом, если и дальше будешь так сопеть.

— Прости. — Лиза помолчала в нерешительности. — Можно еще с тобой поговорить?

— Нет, я ужасно занят — важное совещание. — Он заглянул в шкаф и вынул рулетку снять размеры под полки.

Прошло несколько минут.

— Мама говорит — ты был шпионом, — выдавила она наконец.

Каттер замер, лента рулетки вернулась в бобину с громким щелчком. Повернувшись, он встретился с ней взглядом.

— Я не сказал, что был шпионом.

— Ну, разведчиком… — Она махнула рукой. — Как ни назови, шпионаж, секретные операции, невидимки и все такое.

— Начиталась Тома Кланси, да?

— Джона Ле Карре, — призналась она. — Но дело не в этом. Мне нужен кто-то, чтобы узнать для меня одну вещь. И только ты можешь мне помочь. — Она зажала руку между колен и посмотрела на него горящими глазами.

— Лиза, — вздохнул он, — о чем ты говоришь?

— Об отце.

Черт, этого еще не хватало! Как бы там ни было, ничего хорошего из этой затеи не выйдет.

— А что с твоим отцом?

— Хочу узнать, украл ли он деньги.

— Лиза…

— Могу заплатить тебе двести долларов.

— Мне не нужны твои двести долларов.

— А мне нужно знать, Каттер. — Зеленые глаза молили его. — Я должна знать!

Он потер лоб рукой, провел ладонью по короткому ежику волос, прислонился спиной к стене и сполз вниз, усевшись на пол рядом с установленным утром унитазом.

— Зачем? — спросил он наконец.

— Для меня неважно, взял он их или нет, действительно неважно. Это уже никак не повлияет на мое отношение к нему. Но я хочу знать правду. — Голос у нее стал яростным, лицо потемнело, исчез румянец. — Всего лишь правду. Разве это слишком много?

— Но если он взял их…

— Тогда я буду об этом знать, вот и все. Конец. Нет, это не конец, а только начало. Только в тринадцать лет легко думать, что, узнав такое об отце, можно просто отмахнуться и забыть. Лиза сама не понимает, о чем просит.

— Знаешь, я уже искала деньги, — сказала она. — Здесь их нет.

Господи, оказывается, девочка не так проста — сама обыскала все шкафы. Каттер прикрыл глаза и прислонился к стене затылком. Это плохо, очень плохо.

— Каттер!

Он неохотно открыл глаза.

— Пожалуйста!

Она возненавидит его, когда он скажет ей, что Харви — вор. Ему предстоит рыться в том, чего он не хочет знать. И Лиза потом не захочет, чтобы он это знал. А уж Адриана…

Единственная женщина, которая способна сказать ему что-то новое, недосягаема. Она даже не в силах признать, что ночь — темная. Адриана — ключ ко всему. Если бы разговорить ее, выяснить, что она скрывает… И тут его озарило: Лиза поможет ему подобраться к тайне. Расследование по просьбе Лизы может санкционировать сама Адриана. Тогда у него будет законное право задавать вопросы и Адриане придется ответить. Пусть это будет половина ответа — реакция южной леди. А не сумеет докопаться до истины — только его вина.

Вдруг он забыл о том, чего хочет Джонатан Раунд и даже — чего хочет Лиза. Теперь уже он сам желает дойти до конца — понять, отчего Адриана каждый раз напрягается при упоминании о муже и прячется за сияющей улыбкой. Почему ее губы говорят одно, а глаза — совсем другое. Даже если это не имеет никакого отношения к деньгам, он хочет знать.

— Если я начну копать в этом направлении, мне надо сказать твоей маме. Не могу же я шпионить у нее за спиной.

«Ну конечно, Мэтчет, ты почти святой», — усмехнулся он про себя.

Лиза отчаянно замотала головой — хвостик на затылке закачался.

— Нет, ни за что! Мама будет против. А уж бабушка… Это исключено. Он поднял руку.

— Подожди и подумай минутку. Если уж кто и знает, что происходило с твоим отцом, так это мама.

— Ты думаешь, мама как-то связана… — Лиза замолчала в ужасе.

— Нет, конечно, нет. Но она знает о делах твоего отца больше других.

Значит, она простит воровство отцу, но не матери. Если Адриана как-то и замешана, Лиза никогда об этом не узнает — с этим она просто не справится. И Джонатану Раунду он тоже не скажет. С этого дня тот не получит ни одного счета из его страховой компании — теперь он работает только на себя. Каттер поднялся.

— Заметано, малыш. Ты получишь, чего хочешь.

— Вот и ладно, — согласилась Лиза без особого энтузиазма. — Можешь сказать маме, что я наняла тебя. Только прежде убедись, что я надежно спряталась. Вскочила и протянула ему руку. — Договорились?

— Договорились. — Он пожал ей руку.

— Тогда считай, что меня уже здесь нет. — Лиза направилась к двери. — Не вернусь, пока не уляжется шквальный огонь. Пусть мама сама позовет меня для «маленького разговора». — Девочка вздохнула, остановилась у двери, еще раз серьезно взглянула на него. — Спасибо.