Поражает настойчивость, с какой царское правительство пыталось совладеть с этой задачей: никакое правительство из европейских стран не может сравниться с ним по количеству таких попыток, и никакая другая из народностей входящих в состав Российской империи, не может похвалиться таким плотным невниманием царской власти, как еврейская. И даже такой недруг евреев, как Николай I, который единственный из российских царей высказал предписание «иметь в виду меры к уменьшению евреев в государстве», постоянно держал еврейский вопрос на «особом контроле». Ф. Кандель пишет: «За тридцать лет правления Николая I увидело свет огромное количество правительственных указов о евреях — около шестисот. Это составило почти половину законов о евреях, которые выпустили в Российской империи за все время ее существования. Вряд ли был другой народ в государстве, на который в таком количестве сыпались правительственные постановления и разъяснения, поправки к законам и поправки к поправкам. Трудно теперь понять, почему император уделял несоразмерно большое внимание столь малому народу, который вполне бы мог затеряться среди других народов Российской империи и избежать — подобно другим — бурной административной активности» (2002, ч. 1, с. 367). Постоянно создавались высшие правительственные комиссии с единственной целью усовершенствования еврейского законодательства в стране (так называемые «еврейские комитеты», всего числом одиннадцать). В проекте решения одной из таких комиссий, возглавляемой графом К. И. Паленом, сказано: "Как государству, так и народу евреи весьма полезны, но только как евреи, как отдельный в своей социальной и экономической жизни особенный выработавшийся класс… ". Здесь на полный голос озвучено понимание самой сути того, что составляет сердцевину особого порядка в отношении царского правительства к евреям в России, и что принципиально отличает его от аналогичного отношения на Западе: русская сентенция "евреи весьма полезны, но только как евреи" идеологически и социально противоправна запрету быть евреем, на чем зиждется европейская эмансипация, давшая европейскую формацию еврейства. С особой выразительностью это противостояние сказалось на содержательном уровне просветительского процесса, который захватил в конце ХVIII — начале XIX веков одинаково российских и европейских евреев, — эпоха так называемой маскилимизации (от слова «маскилим», на иврите «просветители»). Ф. Кандель демонстрирует это различие через прямую речь безымянных французского и русского «маскилим», — первый: «В настоящее время евреи уже не образуют нации, так как им досталось преимущество войти в состав великой французской нации, и в этом они видят свое политическое искупление»; и второй, оценивая первого: «Они из кожи лезут вон, лишь бы доказать, что они уже достаточно прозрели и, озаренные светом разума, вполне уразумели, что наследие отцов есть ложь, а традиция — тяжелейшая обуза, с которой необходимо порвать окончательно». Таким образом, политизация, слагая самую яркую особенность западного еврейства, трассирует разделительную черту между просветительством в разных еврейских лагерях-формациях.

Но даже при наличии благосклонной для евреев целевой установки реальная (земная) история российского еврейства перенасыщена примерами акций жуткого издевательского пренебрежения еврейским достоинством именно со стороны царских властей. Особое место в этом отношении еврейская историческая доля отводит правлению Николая I, который, занимаясь более других самодержцев еврейскими делами, оставил по себе недобрую память страшным уложением о солдатских детях или детях-кантонистах, так называемой «натуральной рекрутской повинностью», введенной по приказу царя и позволяющей отбирать у евреев детей для военной службы. Подобное бесчеловечное и изуверское отношение к детям не может быть оправдано ни с каких позиций и не может вызвать реакцию иную, чем та, о которой сообщил А. И. Герцен в «Былое и думы», описывая встречу с детьми-кантонистами, которых "гнали" (!) по этапу в Казань: «Привели малюток и построили в правильный фронт; это было одно из самых ужасных зрелищ, которые я видел, — бедные, бедные дети! Мальчики двенадцати, тринадцати лет еще кой-как держались, но малютки восьми, десяти лет… Ни одна черная кисть не вызовет такого ужаса на холст. Бледные, изнуренные, с испуганным видом, стояли они в неловких, толстых солдатских шинелях со стоячим воротником, обращая какой-то беспомощный, жалостный взгляд на гарнизонных солдат, грубо ровнявших их; белые губы, синие круги под глазами — показывали лихорадку или озноб. И эти больные дети без ухода, без ласки, обдуваемые ветрами, которые беспрепятственно дуют с Ледовитого моря, шли в могилу. И притом заметьте, что их вел добряк офицер, которому явно было жаль детей. Ну, а если б попался военно-политический эконом? Я взял офицера за руку и, сказав: „поберегите их“, бросился в коляску; мне хотелось рыдать, я чувствовал, что не удержусь… Какие чудовищные преступления безвестно схоронены в архивах злодейского, безнравственного царствования Николая I!». Негативное отношение евреев к царской власти в целом во многом спровоцировано жестоким правлением этого сатрапа, царствование которого началось декабрьским потрясением в обществе, а завершилось крымской авантюрой, втянувшей Россию в бесславную войну с Европой. Еврейская душа вобрала в себя эту боль в виде слезной молитвы: «Льются по улицам потоки слез, льются потоки детской крови. Младенцев отрывают от хедера и одевают в солдатские шинели. Горе, о горе!».

Это обстоятельство, однако, не противоречит, а как бы контрастно оттеняет суть основного умозаключения Солженицына: «… приписывать российским правителям ярлык „гонителей евреев“ — это искривление их намерений и преувеличение их способностей» и далее в развитие темы: "Утвердилось говорить: преследование евреев в России. Однако — слово не то. Это было не преследование, это была: череда стеснений, ограничений, — да, досадных, болезненных, даже и вопиющих" (2001, ч. 1, с. 134, 284). В этом и состоит суть «впечатляющего» открытия А. И. Солженицына, давшего факт особого порядка в отношении царского правительства к русскому еврейству в момент зарождения последнего: в российской среде не действовало христианско-европейское преследование, доходящее до истребления, лиц по еврейскому признаку; сюда же надо включить феномен Функционально особенного расположения творцов русской изящной словесности к российским евреям, начально прозреваемое у Г. Р. Державина, а наиболее яркую форму получившее у Ф. М. Достоевского.

Догматизированный взгляд зрит в открытии Солженицына то, чего в нем действительно нет, — а именно: попытку оправдать царское правительство и его, как принято считать, яростно антисемитскую деятельность в самодержавной России, что служило главным основанием для обвинения Солженицына в антисемитизме. А современный русский авторитет по истории русского еврейства Олег Будницкий, похоже, проаннотировал открытие Солженицына: «Царское правительство действительно не проводило политику, направленную на сознательное разжигание антисемитизма и тем более организацию погромов. Но совсем другое дело — снисходительное отношение к тем, кто антисемитизм разжигал, кто не сумел (или не захотел) предотвратить погромы, и к самим погромщикам» (1999, с. 27). Солженицын не упустил этой особенности правительственной деятельности царизма и из его наблюдений узнается, что в еврейском поле функционирование царской власти спотыкается о резкое несоответствие намерения (целевой установки, идеи, замысла) и реального исполнения (метода, действия, способа) и это обстоятельство является типичной и постоянной характеристикой самодержавного правления в России, какая в еврейском вопросе поставила себя наиболее обнаженно. Солженицын заключает по этому поводу: «Да ведь Российская Империя и весь XIX век и предреволюционные десятилетия, по медлительности и закостенелости бюрократического аппарата и мышления верхов, — где только и в чем не опоздала? Она не справилась с дюжиной самых кардинальных проблем существования страны: и с гражданским местным самоуправлением, и с губительно униженным положением Церкви, и с разъяснением государственного мышления обществу, и с подъемом массового народного образования, и с развитием украинской культуры. В этом ряду она роково опаздывала также и: пересмотреть реальные условия черты оседлости и как они влияют на положение в государстве. Российские власти больше чем за столетие так и не сумели решить проблемы еврейского населения: ни в сторону приемлемой ассимиляции, ни чтоб оставить евреев в добровольном отчуждении и самоизоляции, в которой их застали век назад» (2001, ч. 1, с. 305). Данное несоответствие намерения и исполнения, установки и метода, слова и дела в глазах рационального миропредставления кажется не просто познавательным грехом, а содержательным крахом, пережитком варварского прошлого, и потому царизм как форма самодержавной власти пользуется у всех без исключения аналитиков самыми низкими оценками. Подобное качество российского самодержавия проявляется отнюдь не только в еврейской сфере, что далеко не всегда соответственно учитывается при анализе, а относится к коренным врожденным свойствам или таинствам русской духовности и в еще более открытом виде имеет себя в русской туземной среде, — именно за данное пре-ступление русское самодержавие было наказано историей.