Еврейский Исход или избавление от египетского плена, по Великовскому, обязано природной тектонической катастрофе, а египетские казни есть не что иное, как катаклизмы естественного землетрясения. Царица Савская привезла в Иерусалим царю Соломону баснословные дары, а покинула Иерусалим, оплодотворенная соломоновым семенем, и Менелик — сын царя Соломона и царицы Савской — составляет основу эфиопской версии. Великовский соединил эфиопскую версию с еврейской, содержащейся в Танахе, и в итоге царица Савская отождествилась с египетской царицей Хатшепсут — жемчужиной восемнадцатой династии, дочерью фараона Тутмоса I. Распад величественного еврейского государства, наставшее после смерти царя Соломона, имело внешнюю причину и разрушение империи Соломона было осуществлено египетским Фараоном Тутмосом III, наследником царицы Хатшепсут, который покорил Палестину и Сирию — родовые вотчины евреев. Как в египетских папирусах нет прямых сообщений об еврейском Исходе, так в библейских текстах отсутствует непосредственное указание на это второе египетское рабство, но аналогично тому, как Великовский обнаружил упоминания о еврейском Исходе в египетских источниках, так он прочел свидетельства о покорении Палестины египетским захватчиком в библейском сказании, и в заключительной части своего постижения возвестил: «Суть моей концепции в том, что великая восемнадцатая династия, царство Давида и Соломона и позднеминойский и позднемикенский период начались одновременно, около 1000 года до нашей эры» (1996, с. 224). Такой итог стал результатом решения проблемы «утраченных» шести веков, которые обнаружились в египетской хронологии, и Великовский уверенно утверждает, что египетский фараон Эхнатон (Аменхотеп IV) правил не в 1380 году до нашей эры, как считает казенная историография, а в 840 году, что полностью удовлетворяет египетский хронологический стандарт, но целиком отвергается духовным подходом.
Во всех, больших и малых, открытиях, сделанных Иммануилом Великовским в рамках фактологического подхода на просторах древнего мира, — еврейского, египетского или греческого, — нет ни одного постижения, имеющего духовную природу, и, к примеру, посвятив столь много места, времени и энергии еврейскому Исходу как ключевому событию того времени, Великовский даже вскользь не обмолвился о Синайском откровении Моисея, какое случилось через три месяца после Исхода, — и в этом сказалась не забывчивость, а авторитет адепта фактообусловленной идеологии. С позиции духовного подхода Великовский не прав, монополизировав египетскую хронологию, и его методология, базирующаяся на избранных шаблонах и стереотипах, порочна в своем исходном замысле, привязывающем историческую последовательность к привилегированным объектам внешнего порядка. Но Великовский прав в утверждении о наличии соответствия между действующими лицами древнего мира, какому бы лагерю, — в данном случае, еврейскому, египетскому либо греческому, — они не принадлежали, но с той существенной разницей, что подобная синхронизация зиждется не на хронологической корреляции дат и фактов, а на духовной качественной соразмерности явления. К разряду таких явлений, видимо охватывающих множество людских совокупностей, но в действительности самим своим присутствием творящим историю этих совокупностей, принадлежит идея монотеизма — Бога в единственном лице. Эта идея, как и все другое идеальное в истории, не входит в число объектов познания при фактической историософии.
Фактологическая эпопея И. Великовского питает следующее дежурное упущение в еврейском гнозисе, связанное с предрассудком о том, что евреи якобы являются творцами идеи единого Бога, хотя несомненно, что монотеистическая идеология почти полностью принадлежит евреям. Исторически действительным автором идеи монотеизма выступил египетский фараон Эхнатон (Аменхотеп IV), которому известный египтолог, автор авторитетной «Истории Египта» (I906), Джеймс Брестед преподнес пышный акафист, где доминирует эпитет «первый»: «первый в мире идеалист и первый в мире индивидуалист», «первый пророк истории», «самый замечательный из фараонов и первая личность в человеческой истории», позабыв, однако, указать в этом панегирике, что Эхнатон есть первый из непризнанных гениев человечества и правофланговый в когорте человеческих еретиков.
Зигмунд Фрейд посвятил этой теме одно из самых удивительных своих эссе, где он писал: «Во времена славной восемнадцатой династии, при которой Египет впервые стал мировой державой, около 1375г. до н. э. на трон вступил молодой фараон, которого поначалу, как и его отца, звали Аменхотеп (IV), однако позднее он изменил свое имя, и не только его. Этот царь решился навязать своим египтянам новую религию, противоположную их тысячелетним традициям и всем привычным житейским обычаям. Это был последовательный монотеизм, первая, насколько нам известно, попытка такого рода во всемирной истории» (1999, с. 929). Действительно, подобной реформации мир до того не знал: вместо традиционного египетского многобожия явился единый Бог с новым именем Атон, в соответствии с которым фараон решился изменить наследственное царское имя на Эхнатон. Вместо жестокого и далекого от духовного понимания культа мертвых (мировоззрения жрецов) появилось яркое, теплое и повседневное Божество, которое Эхнатон олицетворил в образе Солнца. Свое монотеистическое воззрение Эхнатон хотел увековечить, соорудив новую столицу государства — Ахет-Атон, которую И. Великовский назвал «городом Солнца». Эхнатон прекратил человеческое жертвоприношение — главную ритуальную святыню жреческой олигархии. В гимне своему солнцеобразному Божеству Эхнатон озвучил исключительно духовное обоснование своего воззрения и продемонстрировал себя как личность, полагающуюся в центре мира, воочию выступив «первым индивидуалистом» и «первой личностью» в истории человечества.
О ты, солнечный бог, чья власть другим недоступна…
Ты только своей силой создаешь красоту формы,
Ты пребываешь в моем сердце,
Нет никого, кто знает тебя,
Кроме твоего сына Эхнатона.
Ты дал ему мудрость своей волей
И своей мощью…
Ведь ты долговечность…
Тобой живет человек,
И глаза людей взирают на твою красоту…
С тех пор как ты создал землю,
Ты возвысил их (они живут) для твоего сына,
Который явился прямо из твоего лимба, —
Царя, живущего в истине…
(цитируется по И. Великовскому)
У Великовского сказано по этому поводу: «Живущий в истине» — это выражение, которое Эхнатон принял как собственное прозвище, и где бы ни встречалось это «живущий в истине», даже если имя царя на надписи не сохранилось, было ясно, что имеется в виду Эхнатон. Нет сомнения в том, что в этих личных отношениях между человеком и его божеством было что-то новое, нечто такое, что не выражалось в такой степени прежде в египетской религии, или по крайней мере не было зафиксировано ни в одном из более ранних или поздних гимнов, молитв или песнопений" (1996, с. 458). Это изречение Великовского есть не только единственное из его интенций, что таит в себе духовный подтекст, но и несет смысл, который выступает антитезисом, только противоречием, основной идеи, какая предусматривается им в образе Эхнатона как исторического явления в египетской хронологии, о чем будет сказано далее. Духовный подход представляет фараона Эхнатона обладателем наиболее совершенной на то время духовной системой — монотеистической моделью Бога, и хотя авторская конструкция этого образования неясна в деталях, но современный идеал совершенства включает в себя немало штрихов эхнатоновского происхождения (так, известный египтолог Артур Вейгелл отметил: «Эхнатон не позволял как-либо запечатлевать образ Атона. Царь говорил, что подлинный Бог не имеет формы, и он пронес это мнение через всю свою жизнь» (цитируется по 3. Фрейду, 1999, с. 933). И это мнение стало солирующим мотивом еврейского богосознания — «не сотвори себе кумира» как главный признак единого Бога, а гордый лозунг «живущий в Маат» («живущий в истине») входит в состав любого современного идеально-возвышенного мечтания. Можно принять во внимание, не вдаваясь глубоко в суть, высказывание З. Фрейда: "Как известно, еврейский символ веры гласит: Шема Джизроэль Адонаи Елохену Адонаи Еход. Если имя египетского Атона (или Атума) созвучно с древнееврейским словом Адонаи и с именем сирийского бога Адониса не случайно, а из-за древней языковой и смысловой общности, то это еврейское высказывание можно было бы перевести: Слушай, Израиль, наш бог Атон (Адонаи) — единственный Бог" (1999, с. 934). А внимания в словах великого психолога заслуживает методологическая сторона, ибо определяется, что в исследовании З. Фрейда духовный подход принят за основу). Но, воссоздав монотеистическое воззрение или идею единого Бога в онтологически зримую религию, Эхнатон владел не только духовным совершенством, но обладал безукоризненным человеческим образом в лице любимой супруги царицы Нефертити, которая, по словам Великовского, при жизни носила титул «Прекраснейшей вовеки». Женская красота Нефертити как символ телесной человеческой беспорочности продолжает волновать и по ныне, оправдывая излюбленный лозунг русских духовников — «красота спасет мир». Сочетание духовного достижения монотеизма с обликом «Прекраснейшей вовеки» в одной связке Эхнатон-Нефертити не может быть случайным актом непредсказуемой игры Провидения, хотя неизвестна причина и отсутствует рациональное объяснение этому симбиозу, но нам известна историческая достоверность, что правление дуэта Эхнатон-Нефертити составило вершину восемнадцатой династии египетской иерархии фараонов — самой славной династии в истории Египта. После гибели этого дуэта наступил исторический крах египетской государственности. Злобная каста египетских жрецов, ревнителей старины и охранителей культа мертвых, свергла с престола мудреца фараона и его красавицу-жену, и еще долгие годы после смерти фараона с корнем выкорчевывала все, созданное Эхнатоном. В жреческих папирусах великий реформатор Востока не назывался иначе, чем «этот преступник из Ахет-Атона».
