* * * Крик: «Героя на авансцену!» Не волнуйтесь, дылде на смену Непременно выйдет сейчас… Что ж вы все убегаете вместе, Словно каждый нашел по невесте, Оставляя с глазу на глаз Меня в сумраке с этой рамой, Из которой глядит тот самый До сих пор не оплаканный час. Это все наплывает не сразу. Как одну музыкальную фразу, Слышу несколько сбивчивых слов. После… лестницы плоской ступени, Вспышка газа и в отдаленьи Ясный голос: «Я к смерти готов». II Ты сладострастней, ты телесней ивых, блистательная тень. Баратынский Распахнулась атласная шубка… Не сердись на меня, голубка, Не тебя, а себя казню. Видишь, там, за вьюгой крупчатой, Театральные арапчата Затевают опять возню. Как парадно звенят полозья И волочится полость козья. Мимо, тени! Он там один. На стене его тонкий профиль — Гавриил или Мефистофель Твой, красавица, паладин? Ты сбежала ко мне с портрета, И пустая рама до света На стене тебя будет ждать — Так пляши одна без партнера. Я же роль античного хора На себя согласна принять… Ты в Россию пришла ниоткуда, О, мое белокурое чудо, Коломбина десятых годов! Что глядишь ты так смутно и зорко? — Петербургская кукла, актерка, Ты, один из моих двойников. К прочим титулам надо и этот Приписать. О, подруга поэтов! Я – наследница славы твоей. Здесь под музыку дивного мэтра, Ленинградского дикого ветра Вижу танец придворных костей. * * * Оплывают венчальные свечи, Под фатой поцелуйные плечи, Храм гремит: «Голубица, гряди!..» Горы пармских фиалок в апреле И свиданье в Мальтийской Капелле, Как проклятье в твоей груди. * * * Дом пестрей комедьянтской фуры, — Облупившиеся амуры Охраняют Венерин алтарь. Спальню ты убрала, как беседку. Деревенскую девку-соседку — Не признает веселый скобарь. И подсвечники золотые, И на стенах лазурных святые — Полукрадено это добро. Вся в цветах, как «Весна» Боттичелли, Ты друзей принимала в постели, И томился дежурный Пьеро. Твоего я не видела мужа, Я, к стеклу приникавшая стужа Или бой крепостных часов. Ты не бойся, дома не мечу, Выходи ко мне смело навстречу, — Гороскоп твой давно готов. III «Падают Брянские, растут у Манташева.
Нет уже юноши, нет уже нашего». В. Хлебников Были святки кострами согреты. И валились с мостов кареты, И весь траурный город плыл По неведомому назначенью По Неве, иль против теченья, — Только прочь от своих могил. В Летнем тонко пела флюгарка И серебряный месяц ярко Над серебряным веком плыл. И всегда в тишине морозной, Предвоенной, блудной и грозной, Потаенный носился гул. Но тогда он был слышен глухо, Он почти не касался слуха И в сугробах Невских тонул. * * * Кто за полночь под окнами бродит, На кого беспощадно наводит Тусклый луч угловой фонарь — Тот и видел, как стройная маска На обратном «Пути из Дамаска» Возвратилась домой не одна! Уж на лестнице пахнет духами, И гусарский корнет со стихами И с бессмысленной смертью в груди Позвонит, если смелости хватит, Он тебе, он своей Травиате, Поклониться пришел. Гляди. Не в проклятых Мазурских болотах… Не на синих Карпатских высотах… * * * Это я – твоя старая совесть — Разыскала сожженную повесть И на край подоконника В доме покойника Положила и на цыпочках ушла. ПОСЛЕСЛОВИЕ Все в порядке; лежит поэма И, как свойственно ей, молчит. Ну, а вдруг как вырвется тема, Кулаком в окно застучит? И на зов этот издалека Вдруг откликнется страшный звук — Клокотание, стон и клекот… И виденье скрещенных рук. Ночь 26 декабря 1940 г. Ленинград В. Г. Гаршину «Я воды Леты пью…» Пушкин Мой редактор был недоволен, Клялся мне, что занят и болен, Засекретил свой телефон… Как же можно! три темы сразу! Прочитав последнюю фразу, Не понять, кто в кого влюблен. Я сначала сдалась. Но снова Выпадало за словом слово, Музыкальный ящик гремел. И над тем надбитым флаконом, Языком прямым и зеленым, Неизвестный мне яд горел. вернутьсяIntermezzo – в данном случае промежуточный, между основным текстом и эпилогом, эпизод, непосредственно с основным сюжетом не связанный. Хотя «Решка» и посвящена Владимиру Георгиевичу Гаршину, в тексте постоянно идет перекличка с Гумилевым. Так, и подзаголовок «Решки» (intermezzo), и тема сна («А ведь сон – это тоже вещица!») отсылают читателя к переведенному Николаем Степановичем стихотворению Т. Готье «Хороший вечер»:|А я найду, куда мне деться:|На полке Гейне «Интермеццо»…|Промчится время незаметно,|И тихо сон меня приветный|Захватит в плен.|Сборник стихотворений Теофиля Готье Анна Андреевна привезла в подарок мужу из своей поездки в Париж весной 1911 года. В книжке Гумилев обнаружил письмо Анне от Амедео Модильяни (Ахматова его туда сунула и совершенно забыла об этом). В результате супруги крупно поссорились, эта первая серьезная трещина так уже никогда и не зарубцевалась. |
