Он посмотрел ей в глаза и улыбнулся чуть ли не с виноватым видом.

— Как видите, меня покинула благодать доброго здоровья.

— Давно?

— Вскоре после дела Пендреда. Все началось резко и неожиданно — сначала лодыжки, потом колени, затем руки и все остальное. Не прошло и нескольких недель, как меня начали мучить такие боли, о существовании которых я и не подозревал, — я не мог ходить, не мог даже писать.

— И что это?

— Обычный артрит. — Он снова улыбнулся, но улыбка эта была безрадостной. — Да и какая разница, как это называется? Чем меня только не лечили — стероиды, иммунодепрессанты, метотриксат — все без толку. А сейчас, похоже, этому артриту надоело со мной возиться. Он меня оставил или, по крайней мере, перестал продвигаться дальше, и вот, не прошло и трех лет, как я здесь. На пенсии. Еле волочу ноги.

Беверли не знала, что на это ответить. Он говорил тихим голосом, словно чему-то удивляясь, не проявляя ни жалости к себе, ни раздражения.

— Но вы ведь пришли не для того, чтобы обсуждать мои болячки, — заметив ее неловкость, добавил он. — Вы здесь потому, что убийства начались снова.

— Наверное, это ужасно, что я являюсь сюда таким образом… — откликнулась она.

Он улыбнулся и протянул руку с вывернутыми пальцами и распухшими суставами.

— Да бросьте, сержант. Я очень рад вашему приходу. Задавайте свои вопросы — так я не буду чувствовать себя совсем уж никому не нужным.

— Оставим формальности, зовите меня Беверли.

Его улыбка стала шире.

— А я — Малькольм. Не то чтобы мне очень нравилось это имя, но я решил не менять его. Я мог бы предложить вам чаю или кофе, но сразу предупреждаю — их приготовление займет у меня столько времени, что это потеряет всякий смысл.

— Спасибо, ничего не надо, — покачала головой она.

— Вот и хорошо. — Однако он был явно разочарован, и в его голосе прозвучал оттенок горечи.

— Вы, конечно же, знаете, что произошло? — поспешно осведомилась она.

— Новые убийства в стиле Потрошителя.

— Да, так считается.

Он кивнул:

— И вы приехали ко мне, чтобы выяснить… что?

— Вы проводили для нас обследование Мелькиора и Мартина, и вы знаете их лучше, чем кто-либо другой.

— Знать аутиста невозможно, Беверли. Их невозможно понять, точно так же как и они не могут понять нас. Между нами и ими существует непреодолимый барьер.

— И тем не менее вы понимаете их лучше, чем кто-либо из нас.

Он пожал плечами, которые, правда, приподнялись у него не вполне симметрично.

— Вы знаете, что Мартин исчез?

— Кто же этого не знает? Думаю, старший инспектор Гомер поступил абсолютно правильно, и теперь телевидение то и дело сообщает о том, что в связи с недавно происшедшими убийствами разыскивается Мартин Пендред.

— А к вам не обращались за помощью?

Улыбка его застыла, и он чуть нахмурился.

— Значит, вы здесь неофициально?

— Какая разница? — Он умолк, и она добавила: — Я не занимаюсь этим делом, но это не значит, что оно меня не интересует. Видите ли, мне ясно дали понять: если окажется, что Мелькиор Пендред не был виновен, то моя карьера закончена.

— Из-за одной-единственной ошибки?

— Это хороший повод, — передернула плечами Беверли.

— И теперь вы хотите… что? Найти Мартина Пендреда раньше Гомера?

— Послушайте, Малькольм. Вы знаете не хуже меня, что произойдет, если они найдут Мартина. Его повесят, поскольку он не будет сопротивляться и не сможет себя защитить. Его осудят только потому, что Гомер хочет доказать свою правоту и мою ошибку.

Пинкус задумался.

— А чем движимы вы?

— Мы не ошибались, Малькольм. Те убийства были совершены Мелькиором. И если вы помните, вы тогда считали то же самое.

— Вообще-то меня тогда всего лишь спросили, способен ли Мелькиор убить человека, и я ответил, что способен, — поспешно заметил он. — Но это еще не означает, что на это не способен Мартин.

Она открыла было рот, но у нее перехватило дыхание, и ей потребовалось несколько секунд, прежде чем она улыбнулась и произнесла:

— И думаю, вы были правы. — Она приподняла брови. В каком-то смысле он продолжал оставаться невероятно привлекательным.

— Так вы хотите защитить его от Гомера? Ничего не скажешь, похвальная задача. И чем я могу вам помочь?

— Подскажите мне, где он может скрываться. — Она понимала, что это прозвучало как в детской игре — в таких своеобразных прятках для взрослых, — где Пинкус играл роль воспитателя.

Он еле заметно приподнял плечи, но и это движение, судя по всему, причинило ему боль.

— Если бы я знал, Беверли.

— Но наверняка у вас есть какие-то предположения.

Он поджал губы и умолк, мысленно вернувшись в прошлое. Беверли продолжала смотреть на него, не спуская глаз.

— У меня есть одно предположение, но не знаю, на сколько оно верное, — наконец произнес он. — Или, скорее, я могу сказать, где его точно нет.

Беверли нужна была любая информация.

— Аутизм накладывает на людей жесткие ограничения как в сфере восприятия, так и в области эмоциональных переживаний и поступков. Они словно находятся за забором, через который им не перелезть и за которым они ничего не видят. — Беверли промолчала, и он добавил: — Далеко убежать он не мог.

— Знакомые места? — осведомилась она, не в силах скрыть свое разочарование. — Дом, больница? Там все уже проверили и продолжают следить за этими местами каждый день.

Он поднял руку:

— Естественно, как естественно и то, что его там не нашли. Однако вполне возможно, что Мартин Пендред считает безопасным местом совсем не то, которое сочтем таковым вы, я или представители полиции.

— То есть?

— Мартин, как и его брат, страдает очевидными психическими нарушениями — «серьезными проблемами в области обучения», «нуждается в специальном уходе» или как там это сейчас называется. Это не означает, что он глуп. Он просто необучаем, по крайней мере с помощью традиционных методов. Однако я абсолютно убеж ден в том, что он обладает образной памятью.

— Образной памятью?

Малькольм улыбнулся:

— Фотографической памятью. Мартин и Мелькиор никогда ничего не забывали. Возможно, это усугубляло их невменяемость — представляете, в каком аду живет человек, не способный избавиться от неприятных воспоминаний?

Это заставило ее задуматься.

— То есть вы считаете, что он мог пойти туда, где был лишь однажды?

— Не исключено. — Он сжал свои деформированные руки. — Кроме того, следует учесть еще одно обстоятель ство.

— Какое?

— Он был вынужден бежать. Как я уже сказал, он мог укрыться в любом из известных ему мест, но дело в том, что его представления о безопасности могут отличаться от наших. И он почти наверняка сочтет безопасным местом, где можно спрятаться, совсем не то, которое сочли бы таковым вы.

Она пришла к Пинкусу за помощью, и ему безусловно удалось расширить диапазон ее поисков, но он расширил его настолько, что теперь все дело начало казаться ей безнадежным.

— Например? — спросила она в поисках хоть какой-нибудь подсказки.

Он сложил пальцы «домиком» и уткнулся в них губами.

— Ну, предположим, в детстве его возили на автобусную экскурсию в центр города, может, в какой-нибудь музей. Предположим, для начала им надо было добраться до автобусной станции, располагавшейся в двух кварталах от того места, где они жили, и когда они с братом там оказались, они были потрясены видом многочисленных ярко-красных автобусов и кипевшей вокруг них деятельностью. Вполне возможно, что сейчас он вернулся именно на эту автобусную станцию, хотя та и находится всего в двух кварталах от того места, где, как я понимаю, полиция проводит свою операцию. Он может воспринимать ее как безопасное место, потому что эта станция ассоциируется у него с ощущением счастья, хотя он был там всего один раз и место это находится в опасной близости от его дома, где он прожил всю свою жизнь.

Теперь она поняла, что он имеет в виду, но одновременно ей стало ясно и то, насколько сложна стоявшая перед ней задача. Конечно, одной ей было с этим не справиться. Может, Фишер согласится ей помочь?..