— Ну и кто же мы такие? То ли богачи, как расписываем бабушке О'Хаган, то ли бедняки, как представляемся дяде Винсенту и дедушке Дойлу?

Повисла тяжелая пауза.

Родители в ужасе смотрели друг на друга.

— Расписываем! — воскликнули оба почти что в один голос. Они ведь были совершенно уверены, что ничего не «расписывают» — они просто советовали детям не болтать лишнего о вещах, которые могли расстроить стариков. Вот и все.

Брендан помнил, как он впервые увидел ферму. Они провели три дня с бабушкой О'Хаган в Дублине и совершили затем долгое утомительное путешествие на поезде. Мать и отец казались удрученными из-за того, что некоторые вещи им пришлось оставить в Дублине. Слава Богу, дети вели себя хорошо и не болтали, о чем не надо. Брендан помнил, как они смотрели в окно на лоскутные поля Ирландии. Хелен попала в немилость из-за дурацкой шутки, которую позволила себе на вокзале; а главное, она шутила в присутствии бабушки О'Хаган! Анна была очень спокойна и не отрывалась от книги. Родители тихо переговаривались друг с другом.

Брендан никак не ожидал увидеть этот небольшой, сложенный из камня домик и двор, захламленный обломками сельскохозяйственной техники. В дверях стоял его дед, старый и сгорбленный, в поношенном пальто, рваном пиджаке и рубашке без воротника. За ним виднелся дядя Винсент, более молодая и чуть более высокая копия деда, в костюме, который когда-то, вне всякого сомнения, выглядел весьма прилично.

— Добро пожаловать домой, — сказал дедушка Дойл. — Когда живешь в местах, откуда приехали сейчас мои дети, местах, переполненных людьми и раскрашенными в красное автобусами, так приятно, что есть на свете утолок, куда всегда можно вернуться и почувствовать, что ступаешь по родной земле.

Дедушка Дойл был в Лондоне всего один раз. Брендан знал об этом благодаря фотографиям, одна из которых, снятая на фоне Букингемского дворца, висела на стене гостиной их лондонского дома, а другие хранились в альбомах. Он не слишком хорошо помнил подробности этого визита. Глядя на этих двоих, стоящих в дверях немолодых людей, Брендан вдруг ощутил странное чувство — будто после долгого отсутствия вернулся домой. Как в тех сказках, что он читал в детстве: приключение закончилось, и герои выходят из дремучего леса. Он боялся даже заговорить, чтобы вдруг не спугнуть это странное чувство.

В тот раз они остались здесь на неделю. Дедушка Дойл был уже очень стар и не отходил далеко от ворот своего дома. Но Винсент показал им все окрестности. Иногда они ездили в его старом автомобиле с прицепом, причем прицеп с того времени ничуть не изменился. Зачастую Винсент просто не давал себе труда отцепить его, тем более что всегда могла возникнуть необходимость срочно перевезти какую-нибудь овцу; вот прицеп так и грохотал по окрестным дорогам вслед за автомобилем с гостями.

Винсент наведывался к своим овцам по два раза на дню. Эти животные имели дурную привычку валяться на спине, ноги кверху; приходилось поднимать их и ставить снова на ноги.

Анна поинтересовалась, все ли овцы ведут себя таким образом или же это какая-нибудь странная особенность овец дяди Винсента. Винсент только ухмыльнулся ей в ответ и сказал, что вовсе не беда, если животному вдруг вздумается поваляться на спине, что это — характерная особенность породы, и такое случается не только в Ирландии, но даже и в Англии. Но все равно Анна не рискнула бы заговорить об этом в Лондоне.

Нередко Винсенту приходилось останавливаться, чтобы подправить низкую ограду, сложенную из камней; овцы то и дело натыкались на нее и выбивали камни. «Да, — сказал он раньше, чем Анна успела задать вопрос, — это самое обычное для любой овцы поведение».

В городе Винсент завел детей в бар с высокой стойкой и угостил лимонадом. До этого случая никто из них никогда не бывал в подобного рода заведениях. Хелен хотела было заказать себе портер, но ей отказали. И не Винсент, а сам бармен — она, дескать, еще слишком мала для портера.

На обратном пути Брендан отметил, что Винсент не сделал ни малейшей попытки как-то объяснить окружающим, кого это он привел с собой, или как-то представить их в качестве детей своего брата и рассказать, что они приехали сюда погостить на неделю, а вообще-то, живут в уютном тенистом пригороде Лондона, называемом Пиннер, и что летом по выходным они играют там в теннис с разными важными шишками. Излагать все это досталось на долю родителей. А Винсент вел себя как обычно, почти не говорил и только не спеша и бесстрастно отвечал, когда его о чем-то спрашивали.

Брендан чувствовал: Винсент предпочел бы, чтобы к нему вообще не приставали с вопросами. Однажды они вдвоем прошли несколько миль, не перемолвившись по дороге ни словом. Это были совершенно необычные каникулы.

Когда неделя подошла к концу, Брендан загрустил.

— Может быть, мы еще вернемся, — сказал он Винсенту при расставании.

— Может быть. — В голосе Винсента не было особой уверенности.

— А почему ты сомневаешься? — Они стояли, прислонившись к воротам, которые вели в огород. Там было несколько рядов картофеля и грядки с капустой, морковкой и пастернаком. Растениями, которые не требовали особого ухода, как объяснил Винсент.

— Ну… много разговоров о том, что вы еще приедете, но мне кажется, это все пустое. После того, что они увидели, как все тут выглядит…

У Брендана защемило сердце.

— Может быть, приедут, и не просто погостить?

— Ты это всерьез?

— А почему бы и нет?

Брендан увидел, что глаза дяди смотрят на него с нежностью.

— Да что там, Брендан, сынок, не бери в голову, просто живи так, как считаешь нужным, и тогда в один прекрасный день ты сможешь уйти и поехать туда, где тебя никто не достанет.

— Только когда он придет, этот день?

— Когда придет, тогда и узнаешь, — сказал Винсент, не отрывая взгляда от редких кустов картошки.

Брендан и в самом деле сразу понял, когда этот день пришел.

Все изменилось после возвращения в Лондон. С одной стороны, отец все-таки получил обратно свою должность, и больше не надо было притворяться, будто никто не знает о его неприятностях. Зато начались проблемы с Хелен. Она уверяла, что не может оставаться дома одна. Приставала ко всем, расспрашивая, когда в точности кто уйдет из дома и во сколько вернется. Хелен просто не в силах была пробыть в одиночестве даже пять минут. Доходило до того, что она шла встречать Брендана после школы. Он пытался поговорить с ней, но Хелен только пожимала плечами и отвечала, что не может оставаться наедине с собой.

Никого в доме это особенно не волновало. Брендан любил одиночество и терпеть не мог всей этой болтовни за обедом, разговоров об еде и о том, что бы такое приготовить на следующий день. Как это Хелен не радуется любой предоставлявшейся ей возможности провести хоть немного времени в тишине и спокойствии, удивлялся он.

Может быть, именно поэтому она и подалась, в конце концов, в монахини. Ради покоя? Или из-за потребности постоянно находиться среди людей? Ведь число обитателей дома на Розмари-драйв постоянно сокращалось. Сначала Анна сняла квартиру и переехала от родителей, а потом перебрался в Ирландию Брендан.

Было даже страшно жить так долго в семье — в течение дней, месяцев и лет вплотную с одними и теми же людьми, одними и теми же разговорами. И, в сущности, так мало знать о них.

Брендан принял решение вернуться на дедову ферму в тот день, когда у них в школе проходила выставка для выпускников, посвященная выбору профессии. Там были стенды про компьютерный бизнес, торговлю телефонами, транспорт, банковское дело и армейскую службу. Он бродил в недоумении от стенда к стенду и не мог понять, кому все это нужно.

Дедушка Дойл умер вскоре после того их отпуска в Ирландии, когда он приветствовал их возвращение домой. Они не поехали на похороны. Ферма перестала быть их домом — так сказала мама, и дедушка Дойл первым согласился бы с этим утверждением. Дядя Винсент их не ждал, а родственников, которые могли бы их осудить, у них не осталось. Они заказали заупокойную мессу в приходской церкви, и все прихожане подходили, чтобы выразить им свое сочувствие.