Фрэнк говорил, что тащить за собой прошлое, воспоминания — значит ограничивать себя во всем. Нужно жить как можно полнее той жизнью, какой ты живешь в данный момент, не связывая себя никакими узами. А потому не следует вести ничего не подозревающую жену в дом любовницы.

Точно так же когда Куигли собирали у себя гостей, например каждый год на Рождество, мисс Ист якобы бывала в отъезде. Они нередко встречались на нейтральной территории, к примеру у его тестя, но разговаривали исключительно о работе. Фрэнк умел буквально забыть о той, другой их жизни вдвоем и деловито обсуждал с ней планы и проекты. Ему незнакомо было тайное, преступное упоение, которое другие испытывают от связи на стороне, и он знал, что Джой тоже не ощущает ничего подобного. Не должна ощущать. В конце концов, это она установила правила игры.

С самого начала она твердо заявила, что они друг другу ничего не должны и ничем не обязаны. Она заверила его, что не собирается мириться с жалкой участью типичной «другой женщины». Не будет никакой бедняжки Джой, которая, оставшись в Рождество одна, сидит с бутербродом в руке у приемника, слушая «Динь-динь-дон».[13] Когда они познакомились, ей было тридцать; десять лет до того она прожила более или менее в одиночку. Встретить Рождество она сможет, где захочет, и она не намерена ни минуты чувствовать себя брошенной. Они постараются не терять времени понапрасну и брать от жизни все, но карьера и личные планы не должны от этого страдать. Она свободна как ветер и отправится, куда захочет, не спрашиваясь у него. Если подвернется поездка в Штаты, она не откажется, а он до ее возвращения пусть изыскивает другие способы заполнить часы, которые они обычно проводили вместе.

Они безмятежно блаженствовали… Целых три года длилась настоящая идиллия. Летом частенько сиживали в саду — пили холодное белое вино, закусывая грушами и персиками; зимой, устроившись на роскошном толстом ковре перед камином, разглядывали возникающие в пламени картины. Никогда они не жаловались друг другу, что не могут остаться вместе на выходные, на неделю, на всю жизнь. И никогда в их разговорах не упоминалась Рената. Как и Дэвид из рекламного агентства, имевший серьезные виды на прекрасную Джой Ист и посылавший ей огромные букеты. Иногда по выходным Джой с ним встречалась, но Фрэнк никогда на спрашивал, спит ли она с ним и не угрожают ли ухаживания Дэвида его собственному положению. Он подозревал, что она удерживает Дэвида на почтительном расстоянии, ссылаясь на занятость и нежелание заводить серьезные отношения.

Фрэнк слышал рассказы коллег об их любовных похождениях: в каждом случае события рано или поздно принимали скверный оборот, и разражалась катастрофа. Посторонний наблюдатель ясно видел ее приближение, но на самих участников событий она обычно обрушивалась как гром среди ясного неба. Фрэнк анализировал свои отношения с Джой не менее скрупулезно, чем какой-нибудь контракт или проект, представленный на его рассмотрение. Если что-то и было не так, он этого не замечал. Не замечал вплоть до прошлогоднего рождественского праздника в «Палаццо». Тогда-то и начались проблемы. Но даже тогда все еще казалось пустяком, не стоящим особого внимания. Поначалу.

События очень ясно запечатлелись в его памяти. В супермаркете трудно организовать рождественскую вечеринку, как это делается в других фирмах, поскольку магазин работает без перерыва весь день. Тем не менее, Фрэнк всегда понимал психологическую важность торжественных мероприятий, особенно во время праздников, и убедил Карло в необходимости устраивать каждый год вечеринку для служащих.

Вечеринка организовывалась в последнее воскресенье перед Рождеством, в обеденное время. Приходили жены с детьми, Карло наряжался Санта-Клаусом, всем раздавали маленькие подарки и бумажные шляпы, и, поскольку собирались семьями, обходилось без обычных для вечеринок «на службе» эксцессов, когда молодым секретаршам становится дурно и их обнаруживают за картотечными шкафами, а немолодые уже менеджеры выставляют себя на посмешище, демонстрируя стриптиз.

Ренате всегда очень нравилось бывать на этих вечеринках, и она отлично ладила с детворой — организовывала игры, осыпала ребят серпантином. Каждый год (уже столько лет, что Фрэнк даже не помнил, когда это началось) его тесть, с умилением взирая на дочь, приговаривал: как она любит «бамбинос», и сетовал на то, что у них нет детей. И каждый год Фрэнк пожимал плечами и говорил, что пути Господни неисповедимы.

«Это не потому, что нам не хватает любви», — всякий раз говорил он, и Карло с серьезным видом кивал и советовал Фрэнку есть побольше бифштексов: мясо еще ни одному мужчине не повредило. Каждый год Фрэнк терпеливо, с натянутой улыбкой выслушивал его наставления. Приходилось платить эту совсем недорогую цену, и он не обижался, понимая, что у старика и в мыслях нет его оскорбить. Фрэнк воспринимал слова Карло как доброе, но, пожалуй, бестактно выраженное сожаление. Это была одна из немногих тем, где он помалкивал и уступал Палаццо. В разговоре о бизнесе они всегда были на равных.

Но в прошлое Рождество вечеринка в «Палаццо» прошла не как обычно. Джой Ист всегда отвечала за убранство большого склада, где отмечался праздник. Конечно, сама она не украшала стены гофрированной бумагой, не устанавливала длинные столы, не разносила пирожки с мясом и булочки с изюмом. Ее заботой было подобрать цветовую гамму, приготовить огромные бумажные украшения или какие-нибудь гигантские подсолнухи, которые она придумала однажды, поручить кому-нибудь сделать колокола из фольги, проследить, чтобы для Санта-Клауса Карло был готов большой покрытый зеленым сукном стол, нагруженный подарками, и чтобы присутствовал фотограф из местной или даже центральной газеты. Вдвоем с Фрэнком они организовывали громадный рождественский календарь с именами всех работающих в компании. Отпечатать его стоило сущий пустяк, зато каждый, кто работал в «Палаццо», с гордостью нес его домой и хранил до следующего Рождества. Иногда это даже останавливало тех, кто собирался взять расчет. Трудно уйти с места, где тебя так ценят, что ставят в календаре твое имя в один ряд с именами членов правления и высшими должностными лицами.

В прошлом году Джой сказала, что не сможет принять участия в приготовлениях к рождественской вечеринке. Ей надо съездить на ярмарку, посвященную упаковочному делу. Это важно — ей нужны новые идеи.

— Да ведь она проходит каждый год в это время. Раньше же ты никуда не ездила, — застонал Фрэнк.

— Ты мне указываешь, что мне делать и чего не делать? — Голос был холоден как сталь.

— Ну конечно нет. Просто это уже вошло в традицию… Твои идеи для рождественской вечеринки… Так было всегда. Задолго до того, как мы с тобой… В общем, всегда.

— И ты думал, что так всегда и будет… Еще долго после нас с тобой?

— В чем дело, Джой? Если ты пытаешься что-то мне сказать — так говори же! — Резкостью тона он старался скрыть свой шок.

— Я никогда ничего не пытаюсь сказать, уверяю тебя. Можешь быть в этом уверен. Я или говорю, или не говорю, без всяких попыток.

Он пристально посмотрел на Джой. Голос ее звучал как-то непривычно. Чтобы Джой Ист пила, пила в середине дня… это было немыслимо. Он выкинул нелепое подозрение из головы.

— Вот и хорошо, — сказал он с напускной веселостью, — ведь я и сам такой. Если я что-то хочу сказать, я говорю прямо. Мы с тобой из одного теста.

Ее улыбка показалась ему странной.

Когда она вернулась с ярмарки, они встретились, как было условлено, у нее дома. Это было вполне безопасно помимо всего прочего еще и потому, что Джой действительно работала у себя дома, в маленькой светлой студии, и у Фрэнка был законный предлог, чтобы заглянуть к ней. А еще лучше было то, что ее дом находился почти в двух шагах от офиса бухгалтерской фирмы, с которой они консультировались по вопросам о налогах. У Фрэнка была уважительная причина регулярно их посещать. Если бы его машину увидели в этом районе, у него было надежное алиби.