Анна скрипнула зубами:

— А почему у меня должно что-то быть не в порядке?

— Ну… просто мы очень давно ничего о тебе не слышали.

— Но, мама, ведь прошло всего восемь дней… Я была у вас в прошлые выходные.

— Да, но с тех пор…

— Я звоню вам почти каждый день, и ты прекрасно знаешь, как обстоят мои дела и чем я занята. И если ты хочешь, чтобы я к вам заехала, тебе надо просто подойти к телефону и снять трубку. Вот такие у меня дела. Примерно такие же, как и у миллионов других обитателей Лондона. — Голос ее дрожал от гнева и обиды.

Ответ был неожиданно спокойным:

— Отчего ты все время сердишься на меня, доченька? Я только сказала, что буду очень рада видеть тебя сегодня у нас, а твой отец, тот будет просто счастлив. Ты ничего не имеешь против жареного мяса с грибами? Чтобы как-то отметить твой визит. Да, я спущусь к мяснику и куплю все необходимое… Это просто великолепно, что ты собираешься заехать к нам. Не могу дождаться, чтобы сообщить об этом отцу, сейчас я позвоню ему на работу и обо всем расскажу.

— Мама, не надо… Я думаю… я хотела сказать…

— Конечно же я позвоню ему. Ведь надо его хоть немного порадовать.

Анна повесила трубку и какое-то время неподвижно стояла у аппарата, положив руку на телефон и вспоминая тот единственный случай, когда она решилась привести Джо на завтрак в родительский дом. Она пригласила его в качестве «друга» и по пути потратила немало сил, пытаясь внушить ему, чтобы он ни в коем случае не проболтался родителям, что на самом деле давно живет с ней и при этом женат на другой женщине.

— А насчет чего опаснее проговориться — первого или второго? — подшучивал над ней Джо.

— И то и другое одинаково опасно, — отвечала Анна с видом настолько серьезным, что он наклонился к ней и поцеловал ее в нос прямо в поезде, на глазах у всего вагона.

Как представлялось Анне, визит протекал довольно удачно, мать и отец были безупречно вежливы с Джо, интересовались его работой и знаменитыми актерами и актрисами, с которыми он был знаком.

На кухне мама спросила Анну, в каких они отношениях.

— Просто друзья.

По дороге домой Анна поинтересовалась, какое впечатление произвели на Джо ее родители.

— Очень милые люди, но какие-то чересчур зажатые, — сказал он.

Зажатые? Мама и папа? Анне никогда такое не приходило в голову. Но, пожалуй, дело обстоит именно так.

Правда, Джо не знает, каковы они, когда в доме нет посторонних. Мама, которая звонит в монастырь Хелен и удивляется, что та не может вырваться к родителям пару раз в неделю. Или отец, расхаживающий по саду, сшибая головки цветов и твердя, что Брендан просто непутевый мальчишка, который не придумал ничего лучшего, как отправиться работать на ферму в той единственной во всей Ирландии деревне, где знают Дойлов и где живет тот единственный Дойл, по которому можно составить самое невыгодное впечатление о семействе — Винсент Дойл, его родной брат и родной дядя Брендана. И все ради того, чтобы унаследовать эту жалкую ферму!

Ни о чем подобном Джо не имел ни малейшего представления, а потому вполне мог счесть ее родителей «зажатыми».

— Пусть их, — сказал он ей, улыбаясь, чтобы она не чувствовала себя задетой. — Многие люди так устроили свою жизнь, что о чем-то с ними можно разговаривать, а о чем-то — нет, и они постоянно озабочены, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего. Это способ существования, при котором все происходящее воспринимается как спектакль, игра… Собственно, меня это не касается, пусть живут, как хотят. Лично мне это все не по душе, но они придумали для себя правила и теперь вынуждены следовать им…

— Мы, значит, не такие, как ты, — съязвила Анна.

— Любимая, у меня нет ни малейшего намерения тебя обидеть. Я просто говорю, что думаю… Каждый день я вижу на улице кришнаитов, которые бреют себе головы, танцуют и звонят в колокольчики. И точно так же я наблюдаю за тобой и за твоей семьей. Но я не позволю никаким кришнаитам навязывать мне свои игры. Так же, как и твоим родителям. — Он победоносно усмехнулся ей в лицо.

Она тоже усмехнулась ему в ответ, но решила, испытывая какую-то сосущую пустоту внутри, никогда больше не обсуждать родителей с Джо.

День подходил к концу. Перед закрытием магазина к Анне подошел молодой симпатичный представитель одного из издательств и предложил выпить с ним по рюмочке.

— Мне надо в Пиннер, — сказала Анна, — и поскорее.

— А я как раз еду в ту сторону и не вижу причин, почему бы нам куда-нибудь не заехать по дороге.

— Пиннер лежит в стороне от всех человеческих дорог, — рассмеялась Анна.

— Ты же знаешь, у меня нет сейчас подружки, а стало быть, и причины ехать в другую сторону. Но, быть может, подружка появится у меня по дороге в Пиннер, — поддразнивал он ее.

— Но мы ведь не будем говорить об этом на Розмари-драйв? — продолжала шутить Анна.

— Давай садись! Машина стоит возле двойной желтой полосы.

Это был Кен Грин, Анна несколько раз разговаривала с ним в магазине. Кена и Анну приняли на работу в один день, что как-то их сблизило.

Он, как и Анна, мечтал теперь бросить магазин и подыскать что-нибудь более подходящее, но оба так и не отважились до сих пор на этот решительный шаг.

— Думаешь, мы с тобой просто трусы? — спрашивала она, в то время как он пробивал путь в потоке машин, неимоверно разросшемся в час пик.

— Да нет, просто всегда находятся какие-нибудь причины. Тебя, наверное, удерживает от решительного шага эта добродетельная публика с Розмари-драйв?

— С чего ты взял, что мои родители — такие уж добродетельные люди? — удивилась Анна.

— Как, ты ведь только что сказала, что при них нельзя говорить о подружках? — сказал Кен.

— Да уж, они были бы очень разочарованы, если бы узнали, что я — чья-то подружка, — ответила Анна.

— И я тоже. — Казалось, Кен говорил серьезно.

— О, давай без этого, — засмеялась Анна. — Всегда так легко расточать комплименты, если заранее знаешь, что человек связан по рукам и ногам. Но если б я вдруг сказала тебе, что свободна, ты бы тут же убежал за тысячу миль вместо того, чтобы так безрассудно приглашать меня куда-то.

— Вовсе нет. Я специально оставил твой магазин напоследок и весь день думал, как здорово было бы встретить тебя там. Ты что, думаешь, я не способен на поступок?

Она дружески похлопала его по коленке:

— Да нет, просто я тебя недооценивала.

Анна глубоко вздохнула. С Кеном было легко и просто, не приходилось постоянно следить за собой, чтобы не сказать что-нибудь не то. Как придется следить за собой на Розмари-драйв. Или потом, когда она вернется домой, к Джо.

— Надеюсь, это был вздох удовлетворения? — спросил Кен.

При разговоре с Джо или родителями ей пришлось бы это подтвердить.

— Это был вздох усталости. Я так устала от всей этой лжи, — сказала она, — очень устала.

— Но ты ведь уже большая девочка и вовсе не обязана лгать кому бы то ни было про свою жизнь или докладывать, как и с кем живешь.

Анна мрачно кивнула в ответ:

— Ну да, конечно, не обязана.

— Может быть, ты только думаешь, что не обязана?

— Да нет. Это как с телефоном. Дома я всем сказала, что у меня больше нет телефона, чтобы они ненароком мне не позвонили. И все потому, что автоответчик записан на Джо Эша. Пришлось это сделать, потому что он — актер и не может оставаться без телефона.

— Само собой, — сказал Кен.

— И я не хочу, чтобы мама звонила мне и слышала на другом конце провода мужской голос. И еще больше не хочу, чтобы потом отец расспрашивал меня, что делает этот молодой человек в моей квартире.

— Конечно, он может позвонить и поинтересоваться, почему у этого молодого человека нет собственного телефонного номера и собственного автоответчика, — сурово произнес Кен.

— Ив результате я все время должна помнить о том, чтобы не проболтаться случайно о неоплаченных телефонных счетах. Ведь у меня же нет телефона! И это только один случай из тысячи, когда мне поневоле приходится лгать.