В одном она была совершенно уверена: ее сторожили круглосуточно, не оставляя никакой надежды на побег.

Нельзя сказать, что Дэлия не пыталась убежать. Сразу же после того как ее доставили сюда, ей пришла в голову мысль использовать вилку, для того чтобы приоткрыть ставни. Ее ждало глубокое разочарование. Ставни находились под током: удар был не настолько силен, чтобы убить, но она все же успела почувствовать, как у нее волосы встают дыбом. Потом ее отбросило назад.

Самый очевидный путь для побега представляли собой все те же тщательно охраняемые невельсоновские двери, напоминавшие двери банковских хранилищ: толстые, непроницаемые и неподдающиеся.

Дэлия устало опустила голову на спинку дивана и осторожно пощупала кончиками пальцев лоб. По всей голове, от висков до затылка, у нее начинала пульсировать и стучать кровь. Нет лучшего средства, для того чтобы по-настоящему разболелась голова, подумала она, чем умственная депрессия. Если мозги забиты всяким мусором и все выходит из-под контроля, организм мгновенно реагирует на негативные сигналы и устраивает тебе такое! Она уже чувствовала приближение чудовищной головной боли.

Дэлия соскользнула на пол и, встав на широко раздвинутые колени, запрокинула назад голову так далеко, как только могла. У нее, однако, было такое ощущение, что в таком плохом настроении даже йога будет бессильна.

Одним из самых ранних детских воспоминаний Наджиба было то, как однажды его мать по какому-то срочному делу ушла к своим родителям, оставив его одного в маленьком домике в Аль-Найяфе, и ему представилась возможность поэкспериментировать со спичками. Процесс зажигания спичек и разбрасывания вокруг себя горящих огоньков привел его в состояние такого экстаза, что он даже не слышал, когда вернулась мать. Шок и ужас, которые она испытала, выразились в том уроке, который она ему преподала: вместо того чтобы просто отшлепать сына, она зажгла спичку, схватила его руку и мрачно держала пальцы на огне до тех пор, пока они не покрылись волдырями. После этого повода для беспокойства у нее больше не было. Однажды получив ожог, он проникся к спичкам уважением и зарекся играть с огнем – навсегда, думал он тогда.

Наджиб вспомнил этот случай сейчас, лежа в своих белых одеждах на огромной низкой кушетке. Неужели ему не терпится вновь обжечь руки? Неужели он так никогда и не усвоит тот жестокий урок, который преподала мать, показав, к чему может привести игра с огнем?

Но этот новый огонь, который так притягивал его, горел слишком соблазнительно, чтобы можно было перед ним устоять. Наджиб сознавал, что не сможет держаться вдали от него.

Его тянуло к Дэлии с той же неумолимой силой, с какой пламя притягивает к себе мотылька. Он не находил этому объяснения, только знал, что с ним происходит что-то необычное. Как ни старался он не думать о Дэлии, ее присутствие было подобно зову сирены, настигавшему его даже в самых укромных уголках дворца. Будь он даже на другом конце света, этот зов и там будет преследовать его, подумал он.

Вот уже две ночи ему удавалось поспать лишь урывками. Стоило лечь в кровать и сомкнуть веки, как ее глаза, светящиеся и полные неукротимого великолепия, тут же вставали перед ним. Он не мог забыть о ней ни на минуту, не мог думать ни о чем другом ни когда бодрствовал, ни когда тщетно пытался заснуть. Глаза Дэлии. Голос Дэлии. Ее мужество. Она была повсюду. Она скрутила его узлом. Сейчас, спустя тридцать семь часов, прошедших со времени их встречи, он был уверен, что если немедленно не увидит ее, то просто сойдет с ума. В конце концов, решив не усугублять свое состояние, Наджиб принял единственно разумное в данных обстоятельствах решение – отправился к ней.

Ее дверь, как обычно, сторожили два охранника. В свободных позах они расположились на стульях и, прислонив к стене винтовки и включив магнитофон, слушали музыку, перелистывая потрепанные номера «Плейбоя». Сейчас была смена Галука, здоровенного, рябого египтянина, и Ахмеда, возбужденного, дерганого коротышки-сирийца, который был полностью поглощен музыкой и с безумным видом щелкал пальцами ей в такт.

Они равнодушно посмотрели на него.

– Были ли у вас с ней какие-нибудь проблемы? – спросил Наджиб, стараясь говорить спокойно.

Галук равнодушно повел плечами, не отрывая взгляда от раскрытого журнала. Ахмед ухмыльнулся, пошевелил бровями и плотоядно подмигнул Наджибу.

Наджиб схватил его за форменную рубашку и приподнял со стула. Маленький араб перестал щелкать пальцами, в его блестящих глазках отразился страх. Он попытался заискивающе улыбнуться.

– Вам нужен ключ? – растягивая слова, произнес Галук.

Напряжение спало. Наджиб почувствовал, как слепая ярость разом покинула его. Он отпустил Ахмеда, и тот свалился на стул. Кивнув, он взял из рук Галука ключ и вставил его в замочную скважину. Какое-то мгновение он колебался, крепко сжимая рукой массивную фигурную ручку. Затем поспешно, как бы стремясь покончить с этим, прежде чем передумает, повернул ключ и открыл дверь.

Изнутри на него пахнуло прохладой. Кондиционеры были включены на полную мощность, но даже холодный воздух не мог истребить поселившийся в апартаментах теплый женский дух. Плотно задернутые розовые занавески из шелковой тафты прикрывали закрытые ставнями окна, проступавшие за ними темным, унылым пятном, все лампы были зажжены, проливая мягкие озерка желтого цвета.

Наджиб почти физически ощущал ее близость. Воздух был наэлектризован ее присутствием. Кровь с бешеной скоростью понеслась по его жилам, он почувствовал под одеждой признаки нарастающего желания.

В гостиной ее не было.

Он направился в спальню.

Кровать была не смята; она по-прежнему оставалась безупречно заправленной и покрытой стеганым шелковым покрывалом розового цвета. Испытывая одновременно тревогу и безумную надежду, что ей каким-то образом удалось убежать, Наджиб быстро окинул комнату взглядом.

И в этот момент увидел ее.

Ее можно было принять за кого угодно, но только не за заложницу: она небрежно развалилась на меховой обивке сферической формы кресла, похожего на половинку гигантского перламутрово-розового яйца, подвернув одну босую ногу под себя. Распущенные волосы густыми беспорядочными прядями рассыпались по плечам и доходили почти до пояса, руки были засунуты в карманы манто из лучших баргузинских соболей – позаимствованного из гардероба одной из жен братьев Эльмоаид. Ну конечно, подумал он, включила на полную мощность кондиционеры, чтобы заморозить своих посетителей, в то время как сама она, закутанная в меха, не испытывала ни малейшего дискомфорта.

Завидев его, Дэлия вызывающе подняла голову. На мгновение на ее лице сверкнуло выражение смертельной ненависти; затем, красноречиво пожав плечами, как бы показывая, что он не стоит ее внимания, она небрежно развернула кресло так, что его взгляд уткнулся в сферическую розовую спинку.

Наджиб почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо, щеки опалило жаром. Какая неслыханная наглость! Еще ни одна женщина не обращалась с ним с таким пренебрежением. Никогда!

Потребность разрядиться развязала ему язык.

– Сука! – напряженным шепотом проговорил он. Ответом был переливчатый смех, донесшийся из-за спинки кресла. Он сердито шагнул к нему. Но в тот самый момент, когда он собирался дотронуться до кресла, она с точно рассчитанным театральным эффектом повернулась и взглянула на него. Ему показалось, что ее зрачки расширились, а зеленые глаза стали черными, как смоль. Затем Дэлия снова рассмеялась, и они вновь стали зелеными. Наджиб глубоко вздохнул.

– Не вижу ничего смешного, – промолвил он, чувствуя, что его гордость уязвлена. – Может быть, если вам так смешно, вы соблаговолите поделиться со мной причиной вашего веселья.

– Гммм.

Приложив палец к губам, она принялась лениво крутиться в кресле то вправо, то влево, и ему пришлось следить за ней взглядом, как за мячом во время теннисного матча.

– У вас усталый вид. – В ее голосе не было и намека на искреннее сочувствие. – Похоже, это небольшое приключение вас утомляет. – Она хитро оглядела его. – Может, вам стоит попытаться поспать.