С чем мы имеем дело в этом случае? С устаревшей парадигмой или с чем-то иным?

Чаще мы имеем дело с ленью. Ленью и еще с одним явлением, о котором прекрасно писал пастор Дитрих Бонхёффер, повешенный 9 апреля 1945 года в замке Флоссен за участие в заговоре против Гитлера: "Глупость - еще более опасный враг добра, чем злоба. Против зла можно протестовать, его можно разоблачить, в крайнем случае его можно пресечь с помощью силы; зло всегда несет в себе зародыш саморазложения, оставляя после себя в человеке, по крайней мере, неприятный осадок.

Против глупости мы беззащитны. Здесь ничего не добиться ни протестами, ни силой; доводы не помогают; фактам, противоречащим собственному суждению, просто не верят - в подобных случаях глупец даже превращается в критика, а если факты неопровержимы, их просто отвергают как ничего не значащую случайность. При этом глупец, в отличие от злодея, абсолютно доволен собой; и даже становится опасен, если в раздражении, которому легко предается, он переходит в нападение. Здесь причина того, что к глупому человеку подходишь с большей осторожностью, чем к злодею. И ни в коем случае нельзя пытаться переубедить глупца разумными доводами, это безнадежно и опасно" [Д. Бонхёффер, "Спустя десять лет", пер. А. Б. Григорьева. "Вопросы философии", 1989, №10, сс.114-167.].

Эти слова Бонхёффер писал перед Рождеством 1942 года, уже зная, что Главное имперское управление безопасности (RSHA) настаивает на его аресте. Бонхёффер не был случайной жертвой - через него участники антигитлеровского заговора фон Штауффенберга пытались связаться с западными демократиями. В 1942 году в Швеции он вел переговоры с Джорджем Беллом, епископом Чичестерским. А тот на родине наталкивался на бюрократическую стену молчания - британский министр иностранных дел Иден не интересовался заговорщиками - миру Атлантической хартии была нужна не просто Германия без Гитлера, но Германия, надолго переставшая быть реальной экономической и политической силой.

И вот в этой экзистенциальной ситуации немецкий теолог размышлял о глупости: "Можем ли мы справиться с глупостью? Для этого необходимо постараться понять ее сущность. Известно, что глупость не столько интеллектуальный, сколько человеческий недостаток… Не столько создается впечатление, что глупость - прирожденный недостаток, сколько приходишь к выводу, что в определенных обстоятельствах люди оглупляются или сами дают себя оглуплять. Мы наблюдаем далее, что замкнутые и одинокие люди подвержены этому недостатку реже, чем склонные к общительности (или обреченные на нее) люди и группы людей… При внимательном рассмотрении оказывается, что любое мощное усиление внешней власти (будь то политической или религиозной) поражает людей глупостью. Создается впечатление, что это прямо-таки социологический и психологический закон. Власть одних нуждается в глупости других".

И вот, исходя из слов героя антинацистского сопротивления, попытаемся поспорить с правомерностью применения теории смены парадигм Куна для объяснения некачественного образования, полученного в средней и высшей школе.

А заодно попытаемся показать, что интеллектуальная нечестность, лень и просто глупость куда более опасны, чем следование отброшенным парадигмам. Для этого обратимся еще к одному парадоксу - позаимствованному оттуда, откуда родом и наша европейская иудеохристианская цивилизация, и наша наука, - из Древней Эллады.

История о том, как арабы сожгли величайшую библиотеку эллинистического мира, хорошо известна: Иоанн Грамматик, коптский священник, живший в Александрии во время арабского завоевания (641 год н. э.), завязал знакомство с Амром, мусульманским полководцем, захватившим город. Набравшись храбрости, он спросил у своего господина: "Амр, как следует поступить с "книгами мудрости", хранящимися в царской сокровищнице?", и рассказал эмиру о величайшей библиотеке, собранной Птолемеем Филадельфом и его преемниками. Амр ответил, что не может решить судьбу книг, не посоветовавшись с халифом Омаром. Ответ халифа, часто цитируемый по книге Альфреда Батлера "Арабское завоевание Египта" (1902), стал знаменитым: "Что касается упомянутых тобой книг, то, если их содержание согласуется с Кораном, единственной Божественной Книгой, они не нужны; а если не согласуется, они нежелательны. Стало быть, их следует уничтожить в любом случае". Согласно традиции, свитки были скручены в один огромный сверток и доставлены в городскую баню, где шесть месяцев пролежали в горячей воде.

Впрочем, в этой легенде содержится лишь малая толика истины. Скорее всего ее сочинил Ибн Аль-Кифти, историк-суннит, живший в XII веке. Современный египетский филолог-классик Мустафа Эль-Аббади высказал предположение, что Аль-Кифти придумал эту историю для того, чтобы оправдать развернувшуюся в городе торговлю книгами. Дело в том, что суннитский правитель Саладин стал распродавать библиотеку, дабы покрыть расходы на войну с крестоносцами. Однако, несмотря на то что эта легенда скорее всего исламского происхождения, она пришлась по вкусу западным ориенталистам, привыкшим сетовать на печальную судьбу европейского знания на варварском Востоке.

Мэттью Бэттлс

На историю античной науки принято смотреть свысока. Весело смеяться над заблуждениями геоцентрической системы Птолемея. Снисходительно, как нашедшего свой лоток котенка, хвалить атомистику и материализм Демокрита.

А вот давайте разберемся, которая из этих теорий является в большей степени НАУЧНОЙ, по общепринятым научным критериям - скажем, по "Логике научного знания" ("Logik der Forschung", 1934) сэра Карла Раймунда Поппера.

И вот тут-то мы придем к нескольким парадоксальным выводам.

Начнем с атомов. Из каких наблюдений могли мыслители Древней Греции сделать вывод о существовании мельчайших, неделимых частиц вещества?

Да ни из каких!

Представление об атомах было чистейшей спекуляцией, умозаключением, родившимся в додекаполии, в Двенадцати греческих городах Малой Азии, ныне любимом месте отдыха туристов из России. Пифагорейцы, ионийцы, элеатская школа, Левкипп, а затем Демокрит.

Согласно последнему, неизменяемое в материи должно было состоять из каких-то мельчайших частиц, не обладавших иными свойствами, кроме расширяемости, формы, движения, твердости и веса, так как все прочие свойства могут так же быстро исчезать в материи, как они появляются. И потому, согласно Демокриту, ни цвет, ни звук, ни запах не могут являться существенно необходимыми в первичных составных частях тела.

Метафизически это было очень удобно. Но вот к науке в современном понимании - к наблюдению, построению гипотез, их экспериментальной проверке (фальсификации, по Попперу) - не имело ни малейшего отношения. Это была метафизическая система, столь же обоснованная и солидная, как вера в существование леших и русалок. Или, учитывая национальный колорит - сатиров и нимф, понимая под таковыми персонажи низшей мифологии, а не криптозоологии.

Теорию философских атомов опровергали Кант и Гегель. Но ими (атомами) восторгались материалисты девятнадцатого века. То, что понимается под атомом в современном естествознании, не имеет ничего общего с неделимой частицей материи. Так что древнегреческая атомистика НАУЧНОЙ не была.

А вот с древнегреческой астрономией дело обстоит совсем иначе.

Возьмем геоцентрическую модель мироздания. На чем она базируется? На наблюдении, как и подобает настоящей науке. Солнце, Луна, планеты и звезды поднимаются над неподвижной землей, совершают свой бег по небу и уходят за горизонт. И поначалу считать Землю подвижной нет ни малейших оснований.

Да и сферичность нашей планеты совсем не очевидна - она же ПРЯМЫМ образом не следует из наблюдений. И представление о сферичности Земли родилось сначала из умозрительной философской системы. Пифагор полагал сферу самым совершенным из геометрических тел. И за пятьсот лет до Р.Х. Парменид провозгласил, что исходя из представлений о совершенстве Вселенной Земля и Вселенная в целом должны быть сферичны.