— Ага, вон тот, двуручный, отвезу его домой в трамвайчике, пройдусь по двору с задумчивым видом, отрабатывая удары на окрестных березках и соседях, — Роман хмыкнул, гася окурок в пепельнице, кстати оказавшейся на каминной полке. — Подари мне лучше пачку сигарет, дитя, а без меча как-нибудь обойдусь — пока, во всяком случае.

— Идем, — Рита отвернулась, — терпеть не могу это место! Я тебе покажу кое-что другое. Мне чертовски хочется в душ, а тебе надо не только в душ, но и в постель и спать… но я должна… Ты как?

— Перестань меня все время об этом спрашивать.

Выходя, он невольно обернулся, оглядел мечи еще раз, потом бросил взгляд в глубину зала. Казалось, что и божества, и чудовища провожают его своими мраморными взглядами, а в жутковатом оскале ши-цза чудилось некое разочарование оттого, что Роман покидает комнату, так и не оказавшись в непосредственной близости от ее острых зубов.

Рита быстрым шагом миновала две комнаты и решительно толкнула дверь в третью, потом поманила его рукой.

Он ожидал, что здесь окажется еще один зал, но комната, открывшаяся его глазам, вероятней всего недавно была рабочим кабинетом, совмещенным с библиотекой. Но теперь здесь царил совершеннейший разгром, всюду валялись книги, возле опрокинутого кресла лежал разбитый монитор, в экране которого зияла огромная дыра. На столе стоял системник со страшно исцарапанным корпусом, со столешницы свисала «мышка», а чуть поодаль лежала сломанная пополам клавиатура. Пол был засыпан полусожженной бумагой, всюду валялись обгорелые карандаши и ручки, а в углу громоздилась груда оплавленных клавиатур и компьютерных мышек. Оконное стекло было разбито, словно в него швырнули чем-то большим и тяжелым, и можно было не спрашивать, чем именно. В комнате висел застарелый запах гари.

— Здесь был пожар? — удивился Роман. — Ты же сказала, что просто разбила компьютер… Так ты его еще и подожгла?

— Нет. Просто он не дает мне больше писать, — Рита показала ему свои пальцы, покрытые пятнами от ожогов. — Я не могу больше написать ни строчки. С тех пор, как я поняла, что не могу ее уничтожить, я… пыталась ее исправить, переписать, изменить конец… но это невозможно. И теперь не только потому, что он возвращает все обратно. Вот уже несколько дней… стоит мне попытаться… все горит, — она уронила руку, — все горит… как будто я снова в… — Рита замолчала, глядя в разбитое окно и обхватив себя руками, и Савицкий понял, что продолжения не будет. Он поднял кресло и опустился на него, пристально глядя на ее напряженную спину, обтянутую Нечаевской рубашкой.

— Как будто ты снова в том доме? В избушке, которая сгорела?

Рита резко повернулась и ожгла его взглядом, потом покачала головой.

— А вот это, Рома, было совсем некрасиво. Ты следил за мной.

— Я беспокоился, — ровно ответил Роман, и в ее глазах слегка посветлело, что-то заискрилось — и пропало. — В том доме сгорели дети — давным-давно. Ты знала кого-то из них?

Рита подошла к столу и забралась на столешницу с ногами. Села, потом как-то скучающе посмотрела на системник и двумя руками небрежно столкнула его на пол. Компьютерная мышка улетела прочь, увлекаемая сидящим в гнезде шнуром, и из-за стола раздался грохот. Роман чуть дернул губами, но ничего не сказал. Рита как-то ехидно улыбнулась в ту сторону, куда улетел системник, потом повернула голову, улыбка стекла с ее лица, и оно стало безжизненным. Полурасплетшаяся влажная коса свесилась ей на грудь.

— Я не просто знала их. Я была там, с ними. И Денис тоже там был. Одна из девочек была нашей одноклассницей, а еще одна и двое мальчишек — с соседнего двора. Нам было по десять лет — знаешь, какой это возраст — хочется приключений, свободы, гулять, сколько вздумается… Нам дико хотелось заночевать в лесу, на природе, рыбачить, разводить костры… ну, ты же сам должен помнить, как это было?

— Смутно, — отозвался Роман, большую часть своего детства проведший исключительно на реках, в лесу, рыбача и разжигая на ночь костры. — Так вы удрали из дома?

— Ну, можно и так сказать. Разумеется, мать на ночь не отпустила бы нас в лес. Она и днем бы нас туда не пустила… Но маме Денис сказал, что мы заночуем у наших друзей, брата и сестры, погодок. Их родители дружили с нашими, и мы иногда оставались у них на ночь. Денис договорился с ними, и когда мать позвонила, они подтвердили, что мы у них… не знаю, что они там наплели, но она даже не стала звать к телефону свою подругу. В общем, мы набрали с собой еды, взяли удочки и сели на электричку. Один из мальчишек сказал, что знает отличное место для рыбалки. Он привел нас к устью Коряжки, и мы просидели там полдня, а потом пошли бродить по лесу… и нашли этот дом. Это было так здорово — найти ничейный дом… Хотя там в углу стояли какие-то канистры… мы все равно решили, что он ничейный — окна заколочены, дверь нараспашку — заходи, кто хочешь! Вот мы и зашли. Там ничего не было — абсолютно ничего, даже пол земляной — только одна деревянная лавка у стены, старый стол, эти канистры и много паутины — все. Место было удобное, река в двух шагах, и мы решили там остаться, — она передернула плечами. — Было очень весело. Ближе к ночи мы развели посередине, на земле маленький костер. В канистрах оказался бензин, и мы его вытащили на улицу — на всякий случай. Мы сидели, пекли рыбу на прутиках и рассказывали всякие страшные истории. Больше всех рассказывал Денис — его истории всегда были самыми интересными и самыми страшными… Я ходила туда, чтобы понять… мне казалось, что именно оттуда все и началось… тогда… Мне казалось так, с тех пор, как все это начало происходить, но иногда я думаю… что мне так казалось всегда. Но я ничего не почувствовала, — она покачала головой. — Совершенно ничего.

— Ты хочешь сказать, что то, что появляется в виде Дениса, как-то связано с тем местом? — недоуменно спросил он. — Не с книгой?

— И с книгой тоже, — Рита выдвинула ящик стола, вытащила блок сигарет, содрала целлофан и бросила пачку Роману, открыла другую, вытащила откуда-то из-под столешницы зажигалку и закурила. — Но там… Мы кое-что там нашли.

— Что ж вы такого могли там найти? — Роман поймал переброшенную зажигалку. — Магический кристалл? Страшные заговоры? Чью-то мумию в плохом настроении?

— Не шути так — это вовсе не смешно, — устало сказала Рита, и Роман махнул рукой.

— Да какие там шутки! Так что же вы нашли?

— Доносы.

— Доносы? — переспросил Роман, ожидавший чего угодно, но никак не этого. — Какие еще доносы?

— Да что ты — не понимаешь? — неожиданно рассердилась Рита и чуть не уронила сигарету. — Обычные! Анонимные доносы. В послевоенные годы помнишь — людей пачками сажали и расстреливали…враг народа, враг народа… Так вот, доносы на этих самых якобы врагов народа. Тот сказал такое-то, а этот читает то-то и такие-то делает заключения, замечен там-то, сделал то-то, антиобщественные взгляды… да все что угодно!.. Я и не знала, что люди столько всего могут понаписать! — она скривилась и как-то яростно провела ладонью по щеке. — Мы рылись там в доме, везде, думали, может кто-нибудь что-то спрятал… и нашли банку, здоровенную такую и очень старую, стекло совсем помутнело, и было непонятно, что внутри. Мы не смогли ее открыть и, в конце концов, просто разбили. А там оказались эти письма — большинство без конвертов, но многие и в конвертах… я никогда таких не видела. Они были завернуты во много слоев ткани и целлофана… и мы… — она сглотнула, — мы все их прочли. Ромка, это такая мерзость! Там было даже на детей! Хитренькие такие письмишки, осторожненькие… и подробные. И ведь все это писали аркудинцы — по некоторым названиям я уже тогда могла это понять. На некоторых письмах стояли даты — сороковых годов… пятидесятых… Огромная банка полная чертовых писем, понимаешь?!

— Раз они оказались там, то, вполне вероятно, по назначению не дошли, — заметил Савицкий, внимательно глядя на ее подрагивающие пальцы, потом чуть прикрыл веки — держать глаза постоянно открытыми отчего-то было больно.