… Пусти моего родного!.. Он мой родной!..

А следом почему-то неизменно выплывало озадаченное лицо Нечаева, и это раздражало больше всего.

К его удивлению Риты на катере еще не было — не было ее и нигде вокруг — ни у перил, ни в барчике на причале. Роман взглянул на часы, пожал плечами и зашагал было к конторе, но в этот момент на стоянку, визжа шинами, в облаке темной пыли влетел «мини купер» и затормозил в самый, что ни на есть, последний момент, едва не въехав передним бампером в ствол липы. Из машины выскочила Рита в короткой черной куртке и облегающих золотистых брюках, вытащила пакет, хлопнула дверцей, перекинула через плечо ремешок сумочки, включила сигнализацию — и все это на одном стремительном движении, так что Роман совершенно не успел уловить, где начиналось одно действие и заканчивалось другое. Стуча высоченными каблуками, она почти подлетела к Роману, и тот воззрился на нее изумленно — где же вчерашняя элегантность и надменность? Девушка выглядела какой-то взъерошенной, спутавшиеся волосы небрежно рассыпались по плечам и спине, куртка сидела на ней как-то косо. Рита тяжело дышала, и казалось, что она приехала не на машине, а только что слезла с лошади после долгой безумной скачки. Напряженное лицо со слегка поджившей царапиной было очень бледным, а глаза смотрели странно, точно Рита пристально приглядывалась к чему-то внутри себя. Оказавшись возле Романа, она поспешно пристроила на ненакрашенные губы вчерашнюю безмятежную улыбку, но он этой безмятежности не поверил.

— Здравствуйте. Я опоздала, да? — небрежно спросила Рита чуть срывающимся голосом, и ее глаза посмотрели на Савицкого так, словно Рита ждала от него какой-то особой реакции. — Давайте поедем. Давайте скорее поедем!..

Он молча развернулся и пошел к катеру. Каблучки торопливо застучали сзади, потом рядом, и Рита, обогнав его, метнулась к катеру и прыгнула на него, отчего катер чуть покачнулся. Роман вздернул бровь, озадаченный тем, как удается развивать такую скорость в столь неудобной обуви, потом спохватился и запоздало крикнул:

— Я же говорил — нельзя прыгать на катер!

Она не огрызнулась, как вчера — вообще ничего не ответила, сидела на диванчике, обняв свой пакет, и смотрела в сторону причала, и в ее молчании было что-то такое, отчего Роман то и дело украдкой поглядывал на нее. Казалось, что на диванчике и впрямь сидит кукла — неживая, холодная, и за приоткрытыми губами и стеклянными глазами одна лишь пустота. Рита ожила, только когда катер уже вошел в Шаю, и ее первые слова озадачили Романа еще больше.

— У вас все в порядке?

— Разумеется, — равнодушно ответил он. — С чего бы у меня быть беспорядку?

— Это просто вежливость! — сказала Рита со знакомым раздражением. — Неужели вам чужда обычная человеческая вежливость? Мне показалось, что вы неважно выглядите.

Ты на моем месте, подруга, выглядела б еще хуже. Знать бы только точно, на каком я месте.

— Вам показалось. Вы и сегодня вооружены? Что прихватили на этот раз? «ТТ» или, — Роман обернулся, — парочку осколочных гранат?

— Фаустпатрон, — буркнула Рита и снова превратилась в куклу. Роман хмыкнул и отвернулся.

Сегодня она не просила делать остановки и практически не разговаривала, молча смотрела на берег, то ли предаваясь созерцанию весеннего пейзажа, то ли погруженная в какие-то свои мысли. Роман был доволен — на этот раз он вез почти идеальную пассажирку, но в то же время его не оставляло недоумение. Вчера вечером Рита не оставила ему сомнений в том, что и сегодня на катер придет взбалмошное и вздорное существо, беспрерывно говорящее и делающее глупости и окутывающее его усиленным и столь подозрительным Роману вниманием. Но сегодня на катер пришел кто-то другой, сидел очень тихо, очень много курил, и если Савицкому и удавалось поймать обращенный на него сине-зеленый взгляд, то никакого выражения он в нем не видел. Кукольный взгляд. Стеклянный. Обедать она ушла в каюту, ничего ему на этот раз не предложив.

Выйдя из каюты почти через час, Рита перебралась на нос, устроилась в креслице рядом с Романом, поставила у ног пакет и принялась заплетать волосы в косу, склонив голову набок и глядя на скользящие мимо развесистые вековые ели. Ее пальцы быстро и слаженно бегали среди золотистых прядей.

— А вы женаты, Роман Андреевич? — поинтересовалась она рассеянно, и Роман так же рассеянно ответил:

— Не ваше дело.

— Я бы удивилась, если б вы сказали что-нибудь другое.

— Я не женат.

Рита усмехнулась, бросила недоплетенную косу, достала из сумочки сигареты и закурила. Роман, скосив на нее глаза, заметил, что пальцы девушки чуть подрагивают. Она неотрывно смотрела на лес, и он не мог видеть выражения ее лица. Внезапно Роману захотелось, чтобы лицо это было видно — хотя бы часть. Сейчас отчего-то, когда Рита поворачивалась затылком, он чувствовал себя неспокойно, как будто в эти моменты с ее лицом происходило что-то ужасное.

Словно почуяв его мысли, Рита повернула голову, и сине-зеленый взгляд огладил его щеку — по-знакомому недвусмысленно-игривый, и так же по-знакомому Роман почуял за этой игривостью легкую фальшь. Неприязнь просвечивала сквозь эту игривость едва-едва, как донные камешки сквозь темную воду, а к неприязни этой тесно прильнуло смятение. Савицкий чуть повернул голову, и взгляд, скользнув по его зрачку, вдруг всполошенно, словно вспугнутый воришка, дернулся вниз, к груди, перепрыгнул на руку и снова юркнул в сторону береговой линии, выискивая что-то среди елей. Мысленно Роман спросил себя, какая, в сущности, разница — что, да почему? Фальшивит игривая кошечка или нет? Чего задумываться о подоплеке — важен сам факт — красивая девка в самом соку предлагает себя уже второй день подряд — тут и статуя командора слюной бы изошла. Да вот только при всей Ритиной игривости что-то не позволяет поставить ее в ряд особ легкого поведения.

Роман мысленно пожал плечами и обратил все свое внимание на реку. Катер чуть свернул, обгоняя неторопливо плывущий вниз по течению топляк, и в тот же момент Рита извлекла из пакета бутылку коньяка, отвернула крышку и нецивилизованно хватанула прямо из горлышка. Глубоко вздохнула, опуская руку с бутылкой, после чего сопроводила коньячную порцию сигаретной затяжкой.

— Ух! — сказала она и вальяжно развалилась в креслице. — Перефразируя Стейнбека, нет ничего лучше первого глотка коньяка!

— Первого? — Роман недоверчиво вздернул бровь. — Вы разве в каюте уже не приняли на бюст?

— О, со мной изволили заговорить?! — изумилась Рита, обнимая бутылку, как любимое дитя. — В вашем голосе я слышу осуждение — верно, именно такое слышали миряне в голосах укорявших их монахов, которые сами же весьма обильно… — она махнула рукой, видимо, решив, что не сможет закончить предложение, после чего продекламировала, задумчиво глядя в горлышко бутылки одним глазом:

Если я напиваюсь и падаю с ног -

Это богу служение, а не порок.

Не могу же нарушить я замысел божий,

Если пьяницей быть предназначил мне бог!

— Не знал, что вы знакомы с творчеством Хайяма, — заметил Роман, вскользь отметив, что строки выучены не вчера с целью покрасоваться, а знакомы явно давно — причем не только знакомы, но и насквозь прочувствованы.

— Не знала, что вам известно, кто это такой, — в тон ему ответила Рита, чуть поежившись.

— Но не думаю, что вы знаете наизусть всю «Рубайату», — Роман коротко глянул на нее и усмехнулся. — Что это с выражением вашего лица, дама? Вы полагали, что мои литературные познания не распространяются дальше надписей на бутылках с разнообразным лкоголем? Надеюсь, вы не сильно расстроились по этому поводу?

— Не вижу повода для расстройства. А вы кто по образованию?

— Не ваше дело.

— Вы еще не натерли мозоль на языке этой унылой фразой? Бросьте, Роман Андреевич, мне кажется, вы вполне умеете по-человечески разговаривать.

— Вы наняли меня, чтобы я катал вас взад-вперед или вел с вами светские беседы?

— А разве это нельзя совместить? — Рита протянула ему коньяк. Роман мысленно вздохнул и отрицательно качнул головой. — Опять? Почему так — нам еще долго плыть, никто и не узнает, что вы пили. Коньяк хороший… И вы не похожи на заядлого трезвенника. Или у вас жесткий принцип — не пить на работе? Почему вы не можете вести себя по-людски — я не имею в виду это, — она качнула бутылкой, — а вообще? Не нравлюсь вам — ну и на здоровье, я не собираюсь делать из этого вселенскую трагедию — ах, боже мой! — конец действа — графиня с изменившимся лицом бежит к пруду!