– Зачем в день смерти человека?

– Для определения благоприятного момента для погребения: для того, чтобы обеспечить человеку радушный прием в лучшем мире, – сказал Профессор и увидел, что радушный прием в лучшем мире не интересует этого клиента. «Конечно, грубый материалист, как они все», – подумал он с презрением: терпеть не мог материалистов. «По всей видимости, наци… Это мы тоже сейчас проверим». – Показания небесных светил, – продолжал он, – желательно пополнять показаниями волшебных карт. Есть разные системы гадания по картам. Я, например, никогда не пользуюсь древней системой египетского тарока, потому что в нем все основано на сопоставлении судьбы человека и букв еврейского алфавита. Это было бы несогласно с предначертаниями Фюрера. Каждая буква еврейского алфавита, как мне известно из обличительной литературы, что-то означает, Так, буква «шин» означает близкое сумасшествие, а буква «ламед» – виселицу.

– Ламед? – повторил, вздрогнув, незнакомец.

– Да. Как ариец, я не желаю пользоваться этой системой, хотя Аристотель именно по ней предсказал будущее Александру Македонскому.

– «Ламед»! К черту ламед! – сердито сказал незнакомец. «Так и есть, наци. Едва ли офицер. Скорее из Гестапо или дружинник», – подумал Профессор.

– Я и говорю. Но есть другие, чисто арийские, системы. Вам угодно ограничиться картами?

– Сколько все это стоит?

– С вас я взял бы всего двадцать марок за гадание по картам и столько же за гадание по линиям руки. Гороскоп должен стоить дороже: пятьдесят марок, – сказал Профессор. Он назначил ничтожный гонорар, лишь бы не спорить с этим человеком и поскорее от него освободиться.

– Я вам дам за все пятьдесят марок. Этого больше чем достаточно.

– Деньги меня совершенно не интересуют. Я согласен, – сказал Профессор. – Благоволите показать мне руку. – «Ну и рука! Ему бы быть палачом!» Рука у человека с шрамом была толстая, громадная, с волосатыми короткими пальцами. «Пальцы короче кисти – бестиальность. Линия жизни, к сожалению, длиннейшая. А вот на линии головы островок: быть может, он сойдет с ума. Если он уже не полусумасшедший. Давно я не видел столь противной фигуры!»

– Ваша линия жизни очень длинна. Это почти обеспечивает вам долгую жизнь. Правда, она красна и широка.

– А это что значит? – быстро спросил человек с шрамом.

– Это свидетельствует о сильных страстях. Извините меня, у вас тяжелый характер, – сказал Профессор. Он, собственно, больше и не смотрел на руку клиента: смотрел, скрывая отвращение, на его лицо. – У вас есть враги. Опасные враги, но и вы им опасный враг.

– Что с ними будет? – спросил незнакомец, слушавший очень внимательно.

– По вашей руке я могу предсказывать только вашу судьбу. Если вы хотите знать судьбу ваших врагов, вы должны прибегнуть к картам и к гороскопу… Я продолжаю. В мире есть два начала: начало любви и начало ненависти. Вы начала любви не выражаете. Линия головы…

– О чем говорит линия головы? – перебил его человек с шрамом.

– Об умственных и моральных особенностях человека…

– Это меня не интересует, – сказал незнакомец, отдернув руку так резко, что Профессор вздрогнул. – Перейдем к картам. Но так как предсказанье по руке не закончено, то я за него заплачу вам меньше. Сколько всего есть линий?

– Пять, – сухо ответил Профессор, хотя линий было девять.

– Вы хотели за предсказанье по руке двадцать марок. Значит, я вычту шестнадцать.

– Очень хорошо… Вы хотите знать вашу судьбу или судьбу вашего врага? Главного врага? Отлично, – сказал он и взял в руки колоду. По правилам здесь надо было бы произнести: «Сусабо! Мизрах! Табтибик!» – но Профессор смутно чувствовал, что этого теперь говорить не надо. «Каков может быть его враг?» Он принялся метать.

– Червонный король, – неопределенно заметил он. – Но на эту карту нельзя гадать вашему врагу. Червонный король означает мирную натуру, целиком отданную религии, богоугодным и благотворительным делам.

Человек с шрамом грубо рассмеялся.

– Да, ему на эту карту гадать нельзя!

– Я так вам и сказал… Его карта будет первой слева… Шестерка пик. Я так и думал.

– Что означает шестерка пик?

– Шестерка пик означает страшный обман, замеченный слишком поздно. Троянцам выпала шестерка пик, когда они впустили в свои стены греческого коня. – «Кажется, подействовало. Больше не гогочет», – подумал Профессор. – Тройка пик, еще хуже: танец смерти, его танцуют Парки… Я не хотел бы быть на месте вашего врага. Быть может, вы не настаиваете на составлении его гороскопа?

– Когда может быть готов его гороскоп?

– Обычно это берет три дня…

– Я должен иметь все завтра.

«Странно, странно», – подумал Профессор. Его безотчетная тревога росла. Этому клиенту он не сказал о молодом сиамце и не потребовал прибавки.

– Хорошо, я вам пошлю завтра. Благоволите сообщить мне день рождения или день зачатия вашего… знакомого, – сказал он, снова вынимая из кармана самопишущее перо.

– Как же к черту можно знать день зачатия человека?

– Ошибка в несколько дней не имеет большого значения. Небесные светила не меняют в одно мгновение своего положения в домах Зодиака. Надо просто вычесть двести семьдесят дней из даты рождения.

– Его день зачатия семнадцатого июля тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года, – сказал, подумав, человек с шрамом.

– Семнадцатое июля тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года, – повторил Профессор и записал на том же листе блокнота: «Зач. семнадцатого июля тысяча восемьсот восемьдесят восьмого г.» Неприятное ощущение под ложечкой у него вдруг усилилось. – Это все. Завтра я пошлю вам гороскоп, куда вы укажете.

– Я сам зайду за ним завтра, в одиннадцать утра, – сказал незнакомец. Профессор хотел было сказать, что завтра не будет дома, но вместо этого поспешно ответил:

– Я мог бы послать до востребования. Разумеется, как вам угодно.

– Послушайте, – вдруг нерешительным, почти просящим тоном сказал незнакомец. – Я вижу, вы дельный человек… Вы только предсказываете события? Я хочу сказать: быть может, вы умеете… Вы умеете на них и влиять?

«Вот оно что!» – подумал Профессор.

– Нет, я влиять на них не могу, – ответил он холодно. Его самоуверенность увеличилась, как только уменьшилась самоуверенность клиента. – Я могу сказать, что будет с этим человеком, но его участь от меня не зависит… Вероятно, вы, узнав его карты, хотите ему помочь? Нет, я тут ничего не могу сделать. Карты показали, что ему грозит тяжелая участь. Если гороскоп это подтвердит, то никакие силы спасти вашего знакомого не могут.

– Вы угадали, я именно хотел помочь ему, – сказал, вставая, человек с шрамом.

Проводив его, Профессор вернулся в самом мрачном настроении духа. Он испытывал такое чувство, будто после ухода этого клиента надо отворить в кабинете окна и вспрыснуть карболкой готический стул. «Конечно, он хочет кому-то сделать большую пакость. Но тогда, значит, он не из Гестапо? Люди из Гестапо могут сделать кому угодно пакость и без астрологов»… Профессор хотел было вернуться к своему гороскопу, но почувствовал, что больше не в состоянии сосредоточиться. «Разве выпить?» – подумал он. Профессор вышел в столовую и, хотя это было строго запрещено врачом, выпил залпом три рюмки коньяку. Стало легче. Он вернулся в кабинет, сел за стол, рассеянно взглянул на блокнот – и помертвел.

На листке, одна под другой, были написаны две даты: 22 апреля 1889 года и 17 июля 1888 года. Профессор мысленно добавил 270 дней. Кровь отливала у него от сердца. «Что же это?.. Господи, что же это такое!.. Быть не может!.. Да, конечно, это он!.. Ведь я им сам сказал, что ошибка в два-три дня не имеет значения, они изменили дату, каждый по-своему. Но кто же они? Чего они хотели? Что я им сказал?.. Господи!»… Ему было теперь ясно, совершенно ясно, что женщина и человек с шрамом, незаметно, заметая следы, говорили с ним об одном и том же человеке: 20 апреля 1889 года родился Гитлер.

«Но если так, то надо бежать! Бежать сейчас же, сию минуту», – сказал себе Профессор. Он понимал, что запутался в страшную историю. «Правда, ей я ничего не сказал! Сказал только, что она выйдет за него замуж… Ему и это может очень не понравиться. Но тот! Что я наговорил тому!.. В памяти Профессора замелькали обман, троянский конь, танец смерти, тяжелая участь, никакие силы. „Кто же это был? Заговорщик? Провокатор? Одно хуже другого. По тому заговору погибли десятки ни в чем не повинных людей!“ Он ясно понимал, что для людей, запутавшихся хоть как-нибудь, хоть очень отдаленно, в дело о заговоре, есть только одно спасенье: бежать, бежать без оглядки, бежать, не теряя ни минуты.