– Сэм пошёл домой, – сказал один из его друзей.

– Да, и Анна тоже, – сказал другой.

– Наверное, грипп, – предположил третий.

– Целоваться меньше надо, тогда не будет грипп передаваться, – озвучил четвёртый то, что я уже почувствовала.

Они ушли вместе. Почему же он просто не дал мне понять, что уже с кем-то встречается? Не хотел скандала? Но я не стала бы устраивать скандал. Как глупо. Зачем?! Нельзя человека принудить тебя полюбить. Если ты неинтересен кому-то, то ничего с этим не поделаешь. Я ненавидела ложь. Ложь мешает понять, где, на каком квадратике отношений с человеком, ты стоишь. Я была сбита с толку. Я не могла понять, хочет ли он чего-то от наших отношений вообще или нет. Интуиция подсказывала мне, что если он и хочет отношений, то только сексуальных. Он не считал меня себе ровней, поэтому вероятность серьёзных отношений даже не рассматривал. Однако, судя по тому, что он потакал моему увлечению его персоной, он был не против со мной поразвлечься. Причём эти намерения Сэма были ненарочными. Наверное, он сам не вполне осознавал, чего хочет.

– Что ты делаешь после клуба? – спросил его друг, приобняв меня за плечи. Я опешила. Неужели они ничего не подозревают обо мне и Сэме? Видимо, нет.

– Я иду домой, – сказала я, решительно убрав его руки с моих плеч.

– Русские девушки любят хорошо поразвлечься. Они, я уверен, очень раскованны в постели и не против поэкспериментировать. Как ты считаешь?

Я не могла понять, с чего он взял, что может мне всё это говорить. Поведение друга Сэма было довольно бесцеремонно и нагло, но я не хотела грубить его друзьям и поэтому, под предлогом усталости, попрощалась со всеми и пошла домой.

Позже через общего с Сэмом знакомого я узнала, что его друг, говоривший мне пошлости в клубе, сказал Сэму, что в ту ночь я его поцеловала и, казалось, даже была не против закончить ночь у него дома. Я была в шоке и очень расстроена, опасаясь, что Сэм перестанет меня уважать. Меня и так терзали сомнения, что он не очень заинтересован во мне. Кроме того, было очевидно и то, что он не испытывал большой радости от моей работы. В общем, он не был уверен, что я ему нравлюсь, а тут ещё его друзья говорят обо мне пошлости. Я была очень расстроена.

Через несколько дней он всё-таки позвонил. Мы встретились вновь, в парке у реки. Было жарко, и мы устроили пикник на солнце. На пригорке стояла сверкающая позолотой статуя Будды, или, как его ещё называют, Peace Pagoda, монумент, олицетворяющий единство всех наций и рас во имя мира на земле.

Я так ждала нашего свидания, хотелось объяснить ему и показать, что я хорошая, что он мне на самом деле нравится и что слова его друга ложь, мне неинтересен был никто, кроме него. Меня тянуло к нему всем сердцем.

Он тоже оказывал мне внимание, хотя и более спокойное. Тем не менее, к моему удивлению, он знал наизусть все мои sms-сообщения, их было много, но он не стёр ни одного и цитировал мне меня же, поражая своей внимательностью и давая мне понять, что ему важно, что я пишу и говорю ему. Сэм помнил практически всё, что я ему говорила, даже то, что я уже сама забыла, повторяя мне мои собственные высказывания. Моя подруга заклеймила это типичным трюком профессионального обольстителя, но я ей не поверила.

Мы провели превосходный день вместе, и, в конце концов, он поцеловал меня. Сэм долго собирался сделать это, но не решался, признавшись, что не хочет обнадёживать меня и ранить. Я не могла понять, о чём он, и сказала, что меня ранит больше, если он меня не поцелует вовсе. Он рассмеялся и поцеловал. Осмелюсь сказать, это был лучший поцелуй в моей жизни. Я отдалась ему всеми чувствами, застелив белым полотном всё, что до него было и не было. Как будто и не существовало никогда в моей жизни других мужчин, как будто я никогда не любила раньше. Я дрожала всем телом от счастья, упиваясь одним поцелуем. Эмоций было больше, чем у иных от секса. Я была по-настоящему счастлива, с облегчением заметив, что он тоже целует меня искренне и я ему нравлюсь.

Тот день с ним у реки до сих пор чётко стоит у меня в памяти. Я помню всё: наш разговор вплоть до интонаций и то, как он на меня смотрел, когда говорил, помню, где мы сидели, и ещё некую торжественность момента, как будто тот день был судьбоносный.

Он проводил меня до дома. По дороге Сэм был крайне немногословен. Казалось, что он о чём-то напряжённо думал, как будто принимая нелёгкое решение. Я чувствовала, что его мысли касаются нас («быть или не быть»), но не могла понять, зачем он так серьёзно об этом думает. Меня удивило, что он не мог расслабиться и позволить событиям развиваться естественно. Подведя меня к двери дома, он неожиданно сказал мне, что должен перестать мне нравиться.

– Как? – удивилась я. – Я не могла придумать свои эмоции… Я чувствовала, что ты отвечаешь им, Сэм.

Он опустил голову и ничего не ответил. Минута вязкой тишины… – мы оба собирались с мыслями. После чего он повторил, что не должен мне нравиться, – и ушёл. Я ничего не могла понять.

Как только я в полной растерянности поднялась к себе домой и в слезах упала на кровать, от него пришло доброе, радужное sms с благодарностью за пикник, со словами, что он надеется увидеться в скором времени. В конце сообщения значилось: «С любовью, Сэм хх».

Так изящно и жестоко он исчез из моей жизни. После этого ласкового сообщения Сэм больше не объявлялся. Он ушёл без объяснений, безмолвно, по-английски, оставив в моём сердце тупую необъяснимую тоску, недосказанность, тишину, от которой болит голова.

Наш общий знакомый как-то сказал мне, что скорее всего Сэм исчез из-за сомнений, что я не соответствую его имиджу, я слишком для него «иностранка». Если бы я закончила такую-то английскую школу, имела такую-то работу, то, может быть, он бы ещё подумал. Я не помещалась в рамки, которыми, казалось, он измерял потенциальных подруг. Я была какой-то абстракцией, в то время как ему хотелось чётко написанного портрета.

А ещё я была дельфином. Глупым и добрым. Дельфин смотрел на беспечную русалку, плещущуюся в волнах у песчаного пляжа, и плакал. Он не мог подплыть ближе, для него там было слишком мелко. Он знал, что ближе к берегу надо соблюдать особые правила, лавируя между водой и песчаным дном, он был слишком наивен для всех этих правил игры. Русалке же было хорошо, она била хвостом по воде, играла сама с собой и между делом мечтала о принце и хорошем загаре.

Как бы то ни было, раз и навсегда я сделала положительное заключение о Сэме и без раздумий отдалась чувствам. Я не играла. Это были чувства зрелые, влюблённость иного рода, чем когда-то с Николасом. Николаса любило только моё сердце, в то время как мой разум восставал против этого. В моём отношении к Сэму была гармония чувств и разума. Это прекрасно – быть влюблённой в хорошего человека. С тех пор как мы стали с ним видеться, я не хотела даже смотреть на других мужчин. Мне никто не был нужен. Я очень уважала Сэма. Безусловно, никто не идеален, и пусть он не был честен со мной до конца, но я верила, что его порывы благородные, а сердце чистое. Я не могла заставить его полюбить меня, если он не хотел этого, но я была счастлива чувствовать свою любовь к нему. Жаль только, что он мне не поверил.

Много воды утекло с тех пор. Жизнь продолжается, но иногда проявляют себя затоптанные воспоминания, и становится грустно от осознания, что у моих отношений с тем, кто мне действительно был дорог, не было ни одного шанса. Я не знала правил общения между противоположными полами в Великобритании. Я знала, как это делается у нас, и недооценила разницу менталитетов. Некоторых мужчин различия привлекают, но по-английски консервативный Сэм предпочитал стопроцентную предсказуемость.

Он знал, что ещё очень молод и ветренен, и испугался, что причинит мне боль, если закружит меня в коротком романе, а ведь я была готова и странным образом даже желала принять такой поворот событий. Уж лучше перегореть и погаснуть, чем испытывать тягучее и непонятное чувство, на которое он меня невольно обрёк.