Собак задержал у стога запах добрых стариков. Вспомнила их Стрелка и остановила стаю, спешившую на ночную охоту.

Собаки бежали к тому лесному островку, где паслись несколько лосих и слабые телята. Их выследила Стрелка и приводила глядеть Пестрого.

Они подошли. Но тогда лоси не испугались собак, их прогнала молодая лосиха, наскакивая и грозя ударить копытом.

Собаки убежали. Им было ясно — нужно отбить одного лося. Но по такой крупной дичи они еще не охотились. И псы стали готовить свою охоту, то и дело наскакивали на лосей, а те ответно нападали на собак.

Недели две шла эта охота-игра, а затем как-то вдруг все стало на место. Охота сложилась — сама собой. И к переходу в поле, обычно используемому лосями, убежали в засаду черный угрюмый пес и с ним помесь бульдога с овчаркой, собака очень сильная. А также Стрелка и трое ее щенят, успевших вырасти в крупных собак.

Засады были устроены еще в двух-трех местах. К лосям же пошли Пестрый и полутакса, и с ними все почти деревенские собаки, давно охотившиеся в лесу. Эта ватага и подвалила к лосям вместе с Пестрым.

Лосей они нашли там, где им полагалось быть, на лесном островке, среди оврагов. Собаки остановились, а Пестрый пошел вперед.

Было морозно. Пар вылетал из его пасти. Снег под лапами скрипел.

Пестрый тявкнул на лосей — раз и два. Игриво. Он даже подпрыгивал, лая на них.

Лоси вышли из кустов ольховника и сгрудились.

И снова выбежала вперед та бойкая корова, что гоняла его и Стрелку. К ней шел Пестрый.

Он подходил, игриво раскачиваясь на ходу. На самом же деле, идя так, удобнее было отпрыгнуть в сторону.

Корова стала гонять Пестрого. Наскакивала, всхрапывала, пыталась ударить копытом. Он то прыгал в кусты, то вертелся между деревьями.

Лосихе было весело гоняться за собакой — та отступала.

Когда же лосиха отошла от стада, все залегшие псы, что до сих пор нервно двигали лапами и хватали зубами снег, вдруг набежали с ревом и лаем.

Они окружили и отрезали лосиху от остального стада.

Когда вывалил и покатился на нее лохматый, ревущий, темный шар собак, корова испугалась и сделала ошибку — побежала не к стаду, а в поле.

И началась погоня — лосиха бежала по склону оврага, а собачья ватага — выше ее. Не пускала корову в поле, налетала, кусала.

Лосиха бежала вдоль лога, на нее наскакивали и наскакивали собаки. Их становилось все больше.

Корова напугалась: всюду были собаки, необычные, страшные.

В конце концов они таки направили лосиху к тому выходу, которым обычно уходило лосиное стадо на поля. Корова обогнала собак и вскочила в глубоко врезанный ручей. Путь был знаком, он уводил на такие огромные поля, где собаки ей не страшны, там ее не догонят. Оставалось только обогнуть — ручьем! — густо вставшие на пути деревья, а далее шла ровная дорога.

И здесь-то на лосиху бросились пять сидевших в засаде псов.

В полном молчании они прыгнули на нее. Сбоку. Они впились в бока, в ноги. И сразу же Стрелка перекусила сухожилие задней ноги.

Догнали отставшие было собаки. Напали!

Лосиха билась страшно. Она ударяла собак передними копытами. Черному псу она снесла череп, но Пестрый удачно полоснул ее зубами по сухожилию другой задней ноги. Лосиха теперь не могла бежать. Она осела в воде, между заснеженных высоких берегов. Прокушенные жилы кровили. От ледяной воды тело немело, его будто и не было. Собаки сидели вокруг: теперь можно и не спешить. Но то одна, то другая собака вдруг бросалась и, рванув лосиху, отскакивала назад.

Пришло забытье. Теперь лосихе казалось: она бежит от собак полем.

А Стрелка отошла в сторону и понюхала своего щенка (он был убит). Она лизала его, а когда поднимала голову, то видела лежавшую в ручье лосиху — громадную, хрипящую.

Стрелка завыла…

— Что, что это? — спрашивал Иванов. — Они бегут как волки?

— Уйдем-ка, — шептал Алексин. — Быстрей!

В Сосновке они постучались в первый же темный дом.

Деревни Сосновку и Березняки разделял лесной овраг. Глубокий. Он зарос черным лесом, имел собственную речку, собиравшуюся из множества родников.

Было в этом овраге и свое топкое болото.

Когда-то здесь жили волки. Они выли по ночам, нагоняя тоску на деревенских жителей, и резали скотину. Но простодушных волков постепенно выбили охотники. Теперь этот овраг заняли собаки.

В укромных, еще волками пробитых лазах ходили они; за ними охотились, их караулили с ружьями. И одичавшие собаки припомнили привычки древних собак. Они научились идти след в след и путать охотников, пробегая по мелкой воде.

Стаю водили Стрелка и Пестрый.

Стрелка была всегда настороженная собака, а тот разумен и удачлив.

…После охоты сытая стая ушла в овраг. Спали весь день.

И снова пришла ночь.

Теперь все уцелевшие собаки были на болотном островке посреди оврага. Щенки возились, взрослые сидели молча: они ощущали вхождение в свою жизнь чего-то нового.

Они видели людей, пахнувших так знакомо. И в неистребимой собачьей устремленности к человеку подошли к ним. Был страх, но и надежда, что позовут!

Люди зашевелились и — выстрелили в них.

Стрелка яснее других ощутила вхождение этого нового: на нее охотились городские добрые старики.

Надо бежать! Скорей! И она запрыгала с кочки на кочку.

Собаки глядели ей вслед. Она остановилась и заскулила — Пестрый тоже пошел. Потянулись за ним щенята, а там поднялись и остальные собаки.

Прыгая по кочкам, стряхивая снег, они выбрались из оврага и вдруг побежали. Впереди стаи легко, волчьим скоком, несся Пестрый.

Весьма надоевшие старички уезжали.

Собираясь, опять посетовали на свою неудачную охоту ночью.

Егерь ухмылялся — какая там неудача!

— Полный успех! Я проследил, собаки ушли из леса, мы отделались одним только лосем. Но что они с ним сотворили! Понимаете, загнали в ручей, заморозили. И обгрызли, конечно.

— Куда же ушли?

— Сначала в город.

— В город?… Сначала?…

— Ну да! А потом вернулись ко мне в лес и тут же, слава богу, ушли. Следы их ведут на северо-восток. В тайгу они подались, так я их понял. Ох, и зададут они тамошнему зверью.

Старики переглянулись. И заторопились выходить — у крыльца их ждал «газик».

Они радовались: домой, домой… И в дороге толковали между собой, что по случаю ссоры с женой Никонов продает щенка-сеттереныша. Надо помогать собачке. (Диких же старались не вспоминать, выбросить из памяти их сиротливые тени.)

Отсветы города собаки увидели сквозь деревья. Они выбежали на опушку и прилегли.

До глубокой ночи глядели собаки на широко рассеянные огни. Щенки затеяли было возню, но взрослые были серьезны. И один за другим щенки перестали возиться: глядели, тянули к городским огням острые морды.

Носы их шевелились, ловили резкие, грубые запахи угольного дыма, перегара бензина и того зловония, приглушенного холодом, которое испускают пустыри, становящиеся свалкой города. Затем Пестрый снова повел собак. Они вошли в город, пробежали ночными улицами, миновали центральную площадь.

Милиционер вздрогнул и не поверил своим глазам, увидев их быстро катящиеся силуэты. Откуда? Почему так много?

…Собаки обежали город. Они побывали у темной многоэтажки, вставшей на месте прежнего сгоревшего дома, ходили к складу магазина «Промтовары», выли на улицах.

А затем ушли назад, к лесу. Но теперь они не сидели на опушке, а миновали ее деловито и нацеленно: они бежали на север.