Генерал растерянно улыбнулся и неуверенно ответил:

– У Светланы есть подруга детства, и, как мне кажется, она в курсе многих секретов моей дочери. Зовут эту девушку Наташа Третьякова, живет она в соседнем подъезде, но где работает, я не знаю. О ней я слышал от Светланы, но лично незнаком. Когда-то, может, и сталкивались. Не помню толком. Кажется, бегало какое-то чудо с косичками и с тонким писклявым голоском… Честно говоря, я с трудом представляю, чем в свободное время занималась моя дочь. Как она проводила свой досуг, в каких кафе бывала, чем увлекалась. На работу я уходил рано, возвращался поздно, когда Светлана уже спала. Она была очень доверчивой девушкой, доброй и чуткой. Похитителям не составило большого труда заманить ее в ловушку… Послушайте, Жиган, если вы найдете мою дочь, то я стану вашим должником до конца жизни. Вы понимаете, что я имею в виду?

– Понимаю, – грустно кивнул Константин, а про себя подумал: «Ну что, Панфилов, видишь, до чего тебя довели твои принципы? Таких, как ты, неистребимых романтиков, нужно убивать в детстве… Да, жалость – опасная штука!»

Близкая подруга Светланы Клебаничевой – Наталья Эдуардовна Третьякова, русская, незамужняя, с неоконченным высшим образованием – жила в высотном доме на Кутузовском проспекте. Кроме нее в трехкомнатной квартире были прописаны бабка и дед, в прошлом майор КГБ, а ныне пенсионер, имеющий небольшой приусадебный участок в районе Солнечногорска.

Именно там некогда грозный чекист торчал почти все лето, любовно ухаживая за своими питомцами – кустами черной и красной смородины, яблонями и грушами, сливами и вишнями. Так что, начиная с первых чисел апреля и заканчивая концом октября, Наташа Третьякова была предоставлена самой себе, то есть делала все что ей заблагорассудится.

Именно с этой девушкой Константин Панфилов решил поговорить в первую очередь. Перед тем как отправиться к Наташе домой, он самым тщательным образом изучил досье Третьяковой, собранное подчиненными генерала. Из него следовало, что два года назад Наташа бросила МГУ по неизвестным причинам. Училась она хорошо, успевала по всем предметам, а по профилирующему – философии – вообще выдавала такие курсовые работы, что иные кандидаты наук и профессора могли бы позавидовать. После этого странного шага Наташа устроилась в одну из коммерческих фирм с не менее странным названием «Геркулес» на должность секретаря-референта. Видимо, генерал Клебаничев не удосужился как следует просмотреть досье лучшей подружки любимой дочери, в противном случае его хватил бы инфаркт – фирма «Геркулес», помимо торговли бытовыми приборами, занималась весьма древним бизнесом, а именно: поставляла своим постоянным клиентам проституток высокого класса.

Поразмыслив, Константин пришел к неутешительным выводам – Наташа Третьякова променяла занятие философией не только на рекламирование пылесосов и кофеварок.

«Если эти две подружки были неразлучны, значит, и Светлана могла в свободное от журналистики время подрабатывать в «Геркулесе», – подумал Константин, подъезжая к дому Наташи. – Такие случаи не редкость, это факт. Клебаничев воспитывал свою дочь строго и вряд ли вообще выделял ей деньги на мелкие расходы. А в таком возрасте девушкам столько всего нужно – косметика, украшения, сумочки, туфельки. Гонорары журналиста не так уж и велики, как может показаться на первый взгляд. Выход один – завести богатого любовника. Где его найти? Ну, если твоя лучшая подруга работает в «Геркулесе», то за чем дело стало? Она тебе и протекцию сделает, и распишет все твои мыслимые и немыслимые достоинства… Стоп, Константин, кажется, ты не о том думаешь, – мысленно приказал себе Панфилов. – Нельзя заранее настраивать себя на эту версию. Может, Светлана была неприхотливой и честной и при одном упоминании о сексе краснела, как пионерка?..

И все же поговорить с Наташей Третьяковой стоит. Увы, в этом мире не все так чисто и непорочно, как может показаться с первого взгляда. Теперь школьницы хвастаются друг перед другом, кто первой утратил девственность, а в восемнадцать лет остаться невинной считается вообще чуть ли не дурным тоном. Допустим, Светлана Клебаничева работала в «Геркулесе». Обычно хозяева фирмы перед тем, как принимать девушек в штат, изучают всю их подноготную. То, что Светлана – дочь известного генерала, могли знать многие. Те же клиенты, например. Услугами высокооплачиваемых проституток пользуются отнюдь не простые смертные, так что информация о Клебаничевой могла просочиться куда угодно. А кто-то взял, да и воспользовался ситуацией…»

Включив систему охраны и сигнализации своей машины, Панфилов подошел к двери подъезда и нажал кнопку вызова вахтера. Дом на Кутузовском был построен лет тридцать назад и явно предназначался не для простых советских граждан. В нем жили дети бывших партийных шишек, которым квартиры перепали по наследству, и «новые русские», которые приобрели эти хоромы на кровные, «честно» заработанные. В этом высотном доме с тех незапамятных времен сохранился и вахтер, точнее вахтерша – стройная женщина лет сорока пяти, с недоверием посматривавшая на Константина из-за стеклянной перегородки.

– Вы к кому? – строго спросила она.

– В сто сорок пятую, к майору Третьякову, – широко улыбнулся Панфилов.

Несколько секунд вахтерша внимательно разглядывала Константина, затем, поджав губы, открыла дверь.

– Ладно уж, проходите…

Панфилов пересек просторный холл и, оказавшись у широкой двери добротного лифта, нажал на кнопку. Он еще не решил, какие вопросы будет задавать Третьяковой, и не представлял, как девушка вообще отреагирует на вторжение в ее частную жизнь. И хотя в правом кармане Панфилова лежало удостоверение следователя Московской городской прокуратуры на имя Федора Вологжанинова, Наташа вполне могла отказаться от разговора или, того хуже, позвонить в прокуратуру и потребовать объяснений. Впрочем, российские граждане практически не знают своих прав, а небрежно показанное удостоверение в твердой обложке развязывает языки даже самым ярым перестраховщикам. Люди привыкли верить бумажкам, привыкли верить представителям власти, но только не здравому смыслу и собственной интуиции.

Секунды, пока кабина лифта поднималась на пятый этаж, показались Панфилову вечностью. Роль частного детектива порядком угнетала его.

Размышления Константина прервал едва уловимый толчок – кабина остановилась, и двери бесшумно поползли в стороны. Он шагнул вперед и уверенно направился к квартире, в которой проживала Наташа Третьякова и ее некогда знаменитый дед.

Нажал кнопку звонка и, услышав несколько тактов широко известной мелодии Мендельсона, улыбнулся. Дверь была широкая, стальная, оснащенная новейшей сигнализацией и панорамным «глазком». За такими будут убивать, никто не услышит – полнейшая звукоизоляция.

«Железный занавес», – некстати подумал Константин и мгновенно подобрался, почувствовав, что из квартиры за ним наблюдают.

– Кто там? – спустя несколько секунд спросил негромкий девичий голос.

– Из прокуратуры, – Константин развернул удостоверение и подсунул его прямо к прозрачному, выпуклому, вытянутому по горизонтали «глазку».

Щелкнули замки, дверь чуть приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулся остренький конопатый носик. Кроме этого характерного носика, отмеченного поцелуем весны, Константин разглядел еще и испуганные зеленые глаза, а также упрямый подбородок, чуть выдающийся вперед.

– Чего вам? – совсем неинтеллигентно спросила девушка.

– Мне нужно поговорить с Натальей Третьяковой.

– Это я. А что, собственно, произошло?

– Может, вы пригласите меня войти? – учтиво предложил Константин. – Или так и будем разговаривать на лестнице?

Неожиданно девушка захлопнула дверь, но только для того, чтобы сбросить цепочку.

Через секунду Константин уже находился в темной, но просторной прихожей, насквозь пропахшей французскими духами «Жадор». Панфилов считал себя поклонником высокого мастерства парижских парфюмеров, но сейчас чарующее сочетание ароматов магнолии, розы, сливы и орхидеи мешало сосредоточиться и, как это ни парадоксально, даже раздражало.