РАШПИЛЬ: Она там попала в маргарин, я отправил Малыша, выручить, а он, вместо того чтобы с ней вернуться, там под раздачу попал. Короче – один у чехов, у мусоров, раненый, Малыш и этот Гиря под лед попали. А вот где Чужая и еще один Малыша пацан, – непонятно.
КИТАЕЦ: У мусоров.
ФЕДОР: Или съебались под шумок.
РАШПИЛЬ: Гадать не будем. Вот что надо сделать. Чужую искать без толку – у нее ни кола ни двора, была бабка, да крякнула. А вот пацаненок, что пропал, – домашний, мама-папа есть. Так что надо посадить кого– нить под домом у этих мамы-папы. Дети любят маму, деньги там хранят, еще что. Не знаю, что там вышло, – но могла она уболтать фраерка замочить Малыша и второго. Малыш своим доверял, а зря. Это у него с армии, с войны – свои, чужие…
КИТАЕЦ: Мои посмотрят за домом. Адрес давай.
РАШПИЛЬ: Адрес потом, я пока не знаю, пацаны узнают – позвонят. Федор, – теперь ты. Собери бригадку, три-четыре пацана. Чтобы всегда в куче были, на хате где-нибудь. С железом. Как только позвонят, – чтобы сразу ехали и делали. По возможности – живыми, а нет – да и хуй с ними, пусть делают на глушняк. Понятно?
ФЕДОР: Понятно. Сегодня уже будут готовы.
РАШПИЛЬ: Может, Чужая и фраер у мусоров, не знает никто – но чуйка у меня такая, что появятся они здесь, и скоро. (Китайцу.): Ты сделал трубу? Возился, возился, а еще не готово! Васенька, шустрее надо быть!
Китаец смеется, после чего быстро мастерит бульбулятор. Рашпиль достает камень крэка, разжигают, курят.
РАШПИЛЬ (изменившимся голосом): Феденька, тебе не предлагаю, ты спортсмен, вдруг понравится. Вы, спортсмены, быстро помираете от этой хуйни, быстро… Все быстро… Только спортсмены быстрее… Стометровку, блядь…
*
Купе поезда, пустое. В купе Чужая и Шустрый. На столике бутылка коньяка, закуска, вода… Шустрый и Чужая выпившие.
ЧУЖАЯ (продолжает фразу): …И будет скоро здесь полный пиздец, ни хуя нормального не останется.
ШУСТРЫЙ: Да и не было никогда ни хуя. Я давно хотел за границу съебаться, не знал как.
ЧУЖАЯ: За границу без лаванды нехуй и соваться. Им своих лохов девать некуда. А у нас есть ценности. Вот послушай… Мне один жид рассказал, башня у него варит – будь здоров.
ШУСТРЫЙ: Он кто?
ЧУЖАЯ: Бизнесмен, мячик.
ШУСТРЫЙ: Да что барыга может понимать…
ЧУЖАЯ: Женя, они лучше нас понимают. Он говорил – у нас две вещи можно продавать. Землю и телок. Землю еще немцы вывозили, и телок тоже, на работу, а немцы понимают, что сколько стоит.
ШУСТРЫЙ: А сам-то он что вывозил?
ЧУЖАЯ: Землю. Глину в Чехию, сральники и раковины делать. Эшелонами, блядь.
ШУСТРЫЙ: Уматовый штрих. Он где сейчас?
ЧУЖАЯ: Свалил в Америку. Жаль, хороший был мужик. Лавэ мне давал часто, когда я двигалась… Ебать и не просил, понимал меня.
ШУСТРЫЙ: Вот его бы потрусить. Эшелонами, на хуй…
ЧУЖАЯ: Не получится. Ну ладно, не суть. Вот смотри – красивые телки – куда едут?
ШУСТРЫЙ: За границу.
ЧУЖАЯ: Правильно. Слышал, наверное, – «утечка мозгов»?
ШУСТРЫЙ: Если из «чизетты» пару раз в башню – не утечка, а вылет будет.
ЧУЖАЯ: Да не шути, послушай. Так вот – умные отсюда съебываются, красивые – тоже. Что останется? Хуйня останется. Вот через двадцать – тридцать лет народ страшный будет, да и лоховской, до делов. Черти одни останутся, и мусора над ними.
ШУСТРЫЙ: Мусора тоже черти. Черти над чертями и чертями погоняют.
ЧУЖАЯ: По-моему, Женька, тебе хватит уже синячить. Третья бутылка за полдня.
ШУСТРЫЙ: Да хуйня, все нормально. Это я чтобы не спать.
ЧУЖАЯ: Спать надо. Ложись, наверно.
ШУСТРЫЙ: Боюсь.
ЧУЖАЯ: Чего? Что не проснешься?
ШУСТРЫЙ: Приходят они. Малыш, дальнобойщики. Гиря еще не приходил. Зато Яков Топорчек снился.
ЧУЖАЯ: А это еще кто?
ШУСТРЫЙ: Хуй знает. Страшный такой. На павиана похож, морда черная, с подпалинами коричневыми. Как у собаки.
ЧУЖАЯ: С мордой – это знаешь кто? Князь мира. Он редко приходит. Знакомился, наверное. А остальные – пройдет. Пройдет. Сначала всегда приходят, как живые, а потом желтые становятся. И видно сквозь них. Как через мутную воду.
ШУСТРЫЙ: Ты откуда знаешь?
ЧУЖАЯ: Малыш рассказывал. Давай, ложись, нам выходить скоро.
ШУСТРЫЙ: Уже приехали?
ЧУЖАЯ: Нет, не приехали. Приедем. Спи.
ШУСТРЫЙ: Ляг со мной.
ЧУЖАЯ: По мамке соскучился, Женька? (Ложится с Шустрым, засыпают.):
Чужая и Шустрый в купе. Они одеты, сидят «в готовности».
ЧУЖАЯ: Подъезжаем. Теперь так, Женя, нам надо быстро все сделать – ебануть жида с общаком, потом свалим из города, будем паспорта делать, потом визы. Это минимум три месяца. Надо машину достать сейчас, не пизженную. Есть у тебя знакомые с машиной? Только чтобы у Рашпиля не работали?
ШУСТРЫЙ: Был один пацан, позвонить ему надо. Он на машину себе заработал и свалил из бригады. Потом приходил, просился, Малыш сказал, чтоб и духа его не было – а то машину заберем. Деньги кончились, а жить-то надо. Грачевал вроде, таксистом стал.
ЧУЖАЯ: Позвонишь ему с вокзала. Там с бабками договоримся, снимем хату. Переночуем, – а потом поедем, я одно место знаю, дебаркадер, прошлую зиму там жила.
ШУСТРЫЙ: Я телефон не помню. Надо домой заехать, там старая записная, я у телки жил, вещи все у родителей.
ЧУЖАЯ: Ты что, совсем кушевой? Какой «домой», какие «родители»? Ты умер, понимаешь, умер в Чехии! Нет тебя больше, нет и родителей!
ШУСТРЫЙ: Слышь, Анжела, а чего ты наезжаешь? Кушевой, блядь. Ты мне кто?
ЧУЖАЯ: Блядь, Женя, не буксуй! Ты же Шустрый, соображать надо быстро. Ждут нас там, у родителей.
ШУСТРЫЙ: Кто? Мусора?
ЧУЖАЯ: Кто угодно! Думаю, не мусора, а волоебы рашпилевские. Но и мусора могут в любую минуту.
ШУСТРЫЙ: Так что делать?
ЧУЖАЯ: Ебашить Рашпиля за общак и валить. А телефон по справке узнаешь. Ты фамилию знаешь этого таксиста?
ШУСТРЫЙ: Знаю. Мы боксом вместе занимались.
ЧУЖАЯ: Вот и заебись.
(Поезд останавливается, Шустрый и Чужая берут сумки и идут к выходу, больше не разговаривая.):
В машине Чужая, Шустрый и Таксист. Погоняло, придуманное Чужой, – пристало, по крайней мере, Чужая и Шустрый называют неудавшегося бандита Таксистом. Улица застроена многоэтажными домами, сразу за рядом высотных домов – частный сектор, добротные кирпичные дома, типовой постройки, такие строили после войны, с крутым скатом крыши и круглым слуховым окном, «финские дома». Высокие заборы, собаки во дворах – здесь живут не «новые русские», а старые, но такие, что при любой власти будут здесь жить, – местное население, мещане.
ЧУЖАЯ: Таксист, повернешь – протяни по улице, там будет проход между домами. Переулок. Нам туда надо, причем так, чтобы не выкупили.
ТАКСИСТ: Не выкупят. Я на «Ниву» багажник вчера прикрутил, номера у меня не городские. По доверенности машина.
ШУСТРЫЙ: Таксист, ты говорил с Пузырем?
ТАКСИСТ: По поводу?
ШУСТРЫЙ: Не хочет он поработать?
ТАКСИСТ: Честно сказать, – забыл. Заморочили мне голову дома, забыл.
ЧУЖАЯ: Хуево. Что ж ты такой никакой?
ТАКСИСТ: Шустрый, а хули твоя телка выебывается? Мало того, что с нами поперлась, еще и масть тут пытается держать.
ШУСТРЫЙ: Да не гони… Правильно она тебе сказала. Просили ж тебя побазарить с Пузырем.
ТАКСИСТ: Ну, забыл, так хули с того? Сегодня перетру с ним.
ЧУЖАЯ: Смотрите! Вон видите, «опель» желтый? Убитое корыто. Это наш клиент выезжает.
ТАКСИСТ: Блядь, откуда лавэ, если он на таком корче ездит? Ни хуя не путаете?
ЧУЖАЯ: Не путаем. Валим отсюда. Клиент дома живет, никуда не уехал. Теперь меня подвезете в центр, а сами – обратно сюда вернетесь, часам к семи. Посмотрите, когда он заедет домой.
ШУСТРЫЙ: В семь часов темно, можем и просмотреть.
ЧУЖАЯ: Не продрочите. Он мало того что жид, так еще и черт – антенна ночью неоном моргает, фиолетовый цвет…
Смех.
*
Бар в подвальном помещении, темно и неуютно. В дальнем углу столик, за ним сидят Чужая и Охранник Рашпиля.
