Все хищные животные убивают своих жертв зубами. Звери, которые подкрадываются к добыче, пользуются когтями, но обычно только для того, чтобы схватить и удержать ее. И лишь иногда — с целью обездвижить жертву, чтобы затем ее растерзать. В джунглях хищник редко преследует долго. Движения нападающего зверя столь стремительны и за ними так трудно уследить, что даже я, не менее двадцати раз видевший, как это делают тигры или леопарды, не смог бы точно заметить, в какой именно момент нападающий хватает жертву. Лишь в одном случае я был свидетелем того, как кормившийся читал был молниеносно атакован в лоб с подветренного направления. Это и понятно. Животные, которыми питаются тигры и леопарды, способны нанести им очень серьезные раны рогами. Поэтому почти всегда нападающий бросается на жертву сзади или с фланга, в одном прыжке или коротком броске хватает ее когтями и далее молниеносно вонзает ей зубы в горло и валит на землю.

Но и повалив животное, хищник должен проявлять максимум осторожности, так как взрослый замбар или читал может одним махом распороть тигру или леопарду брюхо. Поэтому, чтобы не быть раненым и не дать жертве встать на ноги, нападающий выворачивает ей шею набок. Когда упавшее животное удерживают на земле таким способом, оно сколько угодно может брыкаться. Причинить врагу вред ему все равно не удастся, а подняться и убежать оно сможет, только сломав себе шею. Случается, что тяжелое животное действительно сворачивает себе шею уже при падении. Если же этого не происходит, то хищник ломает ему шею клыками или удушает жертву, пережимая ей горло.

Никогда не замечал, чтобы леопарды подрезали жертве подколенные сухожилия, а тигры это делают довольно часто. Для этого они используют не зубы, а когти. Однажды знакомый рассказал мне, что какой-то зверь задрал у него корову недалеко от хребта Семдхар в шести милях от Найни-Тала. У него было большое стадо, и ему много раз доводилось находить животных, убитых тиграми или леопардами. Но по отсутствию следов на шее коровы и по тому, как было расчленено тело, он предположил, что на нее напал какой-то неизвестный зверь. День только начался, когда он мне об этом поведал, и уже через два часа мы были на месте происшествия. Корова, вполне взрослое животное, была убита на противопожарной просеке шириной в пятьдесят футов, и ее не пытались утащить оттуда. Когда мне рассказали обо всех обстоятельствах происшествия, я решил, что на животное напал гималайский медведь. Обычно медведи не едят мясо, но иногда они нападают на травоядных животных, а поскольку, в отличие от тигров и леопардов, медведи мало приспособлены для такой охоты, они убивают своих жертв очень грубо. Однако эту корову убил не медведь, а тигр, и сделал он это очень странным способом. Сначала он подрезал ей сухожилия, а затем распорол брюхо. Убив корову, тигр съел часть задней ноги, отрывая от нее мясо когтями. Проследить путь хищника по твердому грунту было невозможно, и остаток дня я провел, бродя по окрестным лесам и пытаясь поднять тигра с его лежки выстрелами. Перед закатом я вернулся к телу убитой коровы и просидел возле нее всю ночь на дереве. Тигр не пришел. Не возвращался он и к телам девяти других убитых им тем же способом животных — шести коров и трех молодых буйволов.

Этот метод убийства жесток с точки зрения человека, но не тигра. Он должен убивать, чтобы не умереть с голода, а способ охоты зависит от его физических возможностей. Раз тигр не мог убить жертву клыками и утащить добычу в лес, раз он вынужден был отрывать куски мяса когтями, а не зубами, значит, у него был какой-то физический дефект. Этот дефект, полагаю, был результатом неудачного выстрела из скорострельного ружья, при котором у тигра была отстрелена часть нижней челюсти. К этому заключению я пришел после осмотра первой жертвы. Моя уверенность в том, что хищник ранен и продолжает мучиться, возросла, когда стало заметно, что тигр нападает на животных все реже, а отъедает от тела каждой новой жертвы все меньшие куски. По-видимому, его ранили возле убитого животного, поэтому-то он никогда и не возвращался к туше за второй порцией мяса. После десятого случая нападения прекратились, а поскольку ничего не было слышно о том, что где-то был застрелен или найден мертвым тигр, я склоняюсь к мысли, что тигр уполз в одну из множества окрестных пещер и там умер от своих ран.

Можно добавить, что это редкий, но не единственный случай, когда тигры потрошат своих жертв. У двух самых больших буйволов, павших на моей памяти от зубов тигров, были подрезаны сухожилия. Тигры сделали это когтями, а уже потом, завалив на землю, добили клыками и зубами.

Когда резинка на моей рогатке, подаренной Томом, истерлась, я смастерил самострел, стрелявший пульками. Разница между самострелами, один из которых стреляет пульками, а другой стрелами, состоит в том, что первый короче и жестче, и у него две тетивы, между которыми крепится маленькая матерчатая перепонка, удерживающая пульку. Чтобы стрелять из такого самострела, нужна сноровка: если чуть-чуть замешкаешься и не успеешь вовремя отвести пальцы, которыми держишь самострел во время прицеливания, то можно довольно серьезно поранить руку. Скорострельность самострела в два раза выше, чем у рогатки, зато точность выстрела меньше.

Казначейство Найни-Тала, которое охраняли солдаты регулярной гуркской[9] армии, было расположено как раз напротив нашего летнего дома. Гурки увлекались стрельбой из самострела и часто приглашали меня на территорию казначейства посостязаться. В середине двора был вбит невысокий деревянный столб с огромным круглым гонгом, в который отбивали часы. На верхушке столба ставилась спичечная коробка, и с расстояния в двадцать ярдов я и какой-нибудь солдат, принимавший участие в состязании, должны были стрелять в нее по очереди. Начальник охраны, коренастый человек, сильный, как буйвол, слыл лучшим стрелком. Однако, к большому удовольствию зрителей, ему никогда не удавалось меня победить.

Вынужденный пользоваться самострелом, я хотя и достиг неплохих результатов в стрельбе из него, чтобы продолжить составление своей коллекции птиц, но никогда не увлекался стрельбой из самострела так же сильно, как когда-то стрельбой из рогатки. А прочитав захватывающие книги Фенимора Купера, вдобавок к своему самострелу я соорудил настоящий лук со стрелами. Если краснокожие Купера так превосходно стреляли из лука, то почему бы и мне было не научиться тому же? Правда, в той части Индии, где мы жили, луки были не в ходу и мне негде было взять образец. Но после нескольких попыток я все-таки смастерил лук на свой вкус и сделал две стрелы с наконечниками из заточенных гвоздей. После этого я почувствовал себя вполне готовым бросить вызов краснокожим.

Поражающей способности своих стрел я не переоценивал, так же как и их пригодности для самообороны. Поэтому в лесу я передвигался осторожно, ведь помимо кустарниковых кур и павлинов, которых я надеялся подстрелить, там водились и опасные для меня хищники. Чтобы подбираться к дичи незаметно, а в случае опасности без труда взбираться на дерево, я снимал обувь. В те годы обуви на резиновой подошве еще не было и приходилось выбирать между хождением босиком и грубыми кожаными ботинками, не пригодными ни для лазания по деревьям, ни для выслеживания дичи.

Два ручья, наполнявшиеся водой лишь после обильных дождей, сбегали с предгорий и почти сходились у края нашего участка. Дно в обоих руслах было песчаным, а между ними простирались джунгли, где было полно самой разнообразной дичи, в том числе пернатой, добыть которую я рассчитывал. Канал, в котором имели обыкновение купаться девочки, был как бы границей между нашей усадьбой и джунглями, и чтобы добраться до дичи, мне стоило только перейти через канал по стволу поваленного дерева.