Когда я держал штуцер обеими руками и вытягивал шею влево, я видел почти весь хвост тигра и часть его задней лапы. Я обнаружил, что, ухватившись правой рукой за побеги и наклонившись вперед, вижу треть туловища тигра. Если бы, оставаясь в таком положении, я сумел сохранить равновесие, не держась за побеги, мне все равно не удалось бы тяжело ранить его. Мысль искалечить животное, притом спящее, только за то, что ему нравилось разнообразие в еде, была мне ненавистна. Однако чувствам нет места, когда дело касается людоеда. Уже много дней я искал случая застрелить этого тигра, чтобы предотвратить дальнейшую гибель людей, и теперь не имел права пренебречь таким случаем лишь из-за того, что сначала необходимо было перебить ему хребет. Итак, судьба тигра была решена, хотя мне и претил способ его уничтожения. Осуществить задуманное требовалось как можно скорее, так как, перенося добычу, тигр оставил след длиною в две мили и какой-нибудь голодный медведь мог, наткнувшись на него, явиться в любую минуту и все испортить. Заняв нужное положение, я медленно разжал пальцы, державшие побеги, затем взял ружье обеими руками, прицелился и выстрелил. Мне не хотелось бы так стрелять еще раз. Когда я нажимал на спуск своего штуцера-экспресса 450/400-го калибра, его приклад был направлен в небо, а мой взгляд — под прицельную рамку. При отдаче мне ушибло руку, но пальцы и запястье остались целы. Тигр вскинул переднюю часть туловища и начал на спине сползать вниз по холму, а я быстро повернулся и пустил ему в грудь пулю из второго ствола. Я не чувствовал бы себя таким страшным убийцей, если бы после первого выстрела тигр начал рычать и неистовствовать, но, будучи поистине благородным животным, он не издал ни звука и после второго выстрела умер.

Когда Ибби уходил, он намеревался устроить засаду возле бычка, убитого четыре дня назад у деревни Тхак, — грифы его почему-то не тронули. Ибби считал, что, если тигр видел, как я лез на фикус, он не подойдет к этой добыче, а вернется к старой, и он его там застрелит. Услышав выстрелы, Ибби поспешил ко мне, полагая, что я нуждаюсь в помощи. Мы встретились в полумиле от фикуса и вместе пошли осмотреть тигра. Это был большой красивый самец в расцвете сил, не менее девяти футов шести дюймов в длину. Нижний правый клык у него действительно был сломан; позже я обнаружил несколько дробинок в разных частях его тела.

Тигр оказался очень тяжелым, и вчетвером мы не могли отнести его в лагерь. Мы набросали на него травы, веток, обломков деревьев, придавили сверху большими камнями, чтобы уберечь от медведей, и ушли. За ночь весть о том, что людоед убит, облетела окрестные селения, и, когда на следующее утро мы перенесли тигра к фикусу, чтобы снять с него шкуру, вокруг толпилось более ста мужчин и мальчишек, явившихся посмотреть на него. Среди них находился и десятилетний брат последней жертвы Чукского людоеда.

В предгорьях Гималаев не найти более красивого места для лагеря, чем в лесу неподалеку от Биндукхера, среди «пламенеющих» деревьев, особенно в период их цветения. Представьте себе белые палатки под шатром из оранжевых цветов; массу сверкающих красным и золотым оперением птиц — длиннохвостых попугаев с розовыми головками, золотистых иволг, дятлов с ярко-желтыми спинками, украшенными хохолками дронго, которые порхают с дерева на дерево и, раскачивая ветки, усыпают землю цветами, превращая ее в ярко-оранжевый ковер. На заднем плане — густо поросшие лесом холмы, над ними — громоздящиеся друг над другом гребни гор, а еще выше — вершины Гималаев, покрытые вечными снегами. Вообразите все это, и вы получите представление о нашем лагере в Биндукхера, каким он был февральским утром 1929 года.

Биндукхера — это название места, где обычно устраивают лагерные стоянки. Оно находится на западном краю обширной, покрытой травой равнины, длиною двенадцать и шириною десять миль. Когда администрацию Кумаона возглавлял сэр Генри Рамсей, всю эту землю возделывали, но в то время, к которому относится мой рассказ, здесь осталось всего три деревушки, с несколькими акрами пашни при каждой. Пашня была разбросана вдоль берегов реки, лениво извивающейся по равнине. За несколько недель до нашего прибытия трава на равнине выгорела, лишь в сырых местах остались зеленые островки. Здесь-то мы и рассчитывали найти дичь, ради которой приехали на неделю в Биндукхера. В течение последних десяти лет я не раз охотился в этих местах и знал там каждую пядь земли, поэтому руководить охотой поручили мне.

Стрелять дичь на зеленых равнинах Тераи,[26] устроившись на спине хорошо обученного слона, — один из самых приятных видов охоты. Как бы долго ни продолжалась охота, каждый миг ее интересен, наполнен волнениями и переживаниями.

В удачные дни нам удавалось подстрелить до восемнадцати видов различных птиц и животных, начиная с перепела и бекаса и кончая леопардом или болотным оленем. Вокруг видишь целый мир пернатых, которых не замечаешь, охотясь пешком.

В то февральское утро — первый день нашей охоты — в лагере находилось девять охотников и пять наблюдателей. После раннего завтрака мы взобрались на слонов и выстроили их в шеренгу. Я занял место в центре строя, и мы двинулись на юг. С правого края в пятидесяти ярдах впереди шеренги ехал охотник, который должен был преграждать путь к лесу птицам, взлетавшим из травы при нашем приближении. Если во время охоты на разнородную дичь вам представится возможность выбрать место в строю слонов, выбирайте фланг, но только при условии, что вы одинаково хорошо стреляете как из гладкоствольного ружья, так и из винтовки. Ведь дичь, поднимаемая слонами, устремляется неизменно на фланги, но попасть в птицу или животное после того, как в них уже стреляли другие, очень трудно.

Чистый, свежий воздух, напоенный всеми ароматами утренних джунглей, ударяет в голову, как шампанское. Так же он действует и на птиц.

В результате и охотники и птицы склонны проявлять излишнюю горячность. Слишком нетерпеливый охотник, да если он еще и стреляет по пугливой птице, не наполнит ягдташ, поэтому первые несколько минут охоты в любой погожий день обычно так же безрезультатны, как и последние, когда мускулы и глаза уже переутомлены от долгого напряжения. В то утро птиц было очень много, и, после того как нетерпение охотников улеглось, дела пошли лучше. В первый же заход вдоль края леса мы убили пятерых павлинов, трех красных диких кур, десять черных куропаток, четырех серых, двух кустарниковых перепелов и трех зайцев, но упустили хорошего замбара: он укрылся в лесу прежде, чем кто-либо успел в него прицелиться.

В том месте, где лес длинным языком на несколько сотен ярдов выступал на равнину, я велел остановиться. Этот лес славился тем, что в нем в любое время года водилось множество павлинов и диких кур. Но он был изрезан рядом глубоких оврагов, образованных потоками вод; они мешали поддерживать правильный строй, поэтому я решил в этот лес не заходить, тем более что один из охотников был неопытным, — в то утро он впервые стрелял со слона. Здесь несколько лет назад, когда мы с Уиндхемом как-то охотились на тигра, я первый раз увидел ярко-красную летучую мышь. Эти красивые создания, похожие при перелете из одного укрытия в другое на великолепных бабочек, встречаются, насколько я знаю, только в густой высокой траве.

После того как слоны остановились, я повернул их и направил гуськом на восток. Когда последний слон прошел участок, где мы только что подняли дичь, я снова остановил их и повернул на север. Вдали виднелись Гималаи, а прямо перед нами в небе висело ярко освещенное солнцем белое облако, казавшееся таким плотным, что на нем смело могли бы танцевать ангелы.