– Почему «Спортивная»? – не поняла Юлия.

– Потому что во всех городах все самые худшие дыры называются «спортивными». По крайней мере, так было раньше.

Он откровенно развлекался. Юля поняла это и демонстративно изобразила на лице обиду.

– Ну зачем же ты так? – сказала она. – Мы обсуждаем серьезные вещи.

– Ага.

– Кстати! – Она приложила пальцы к виску, как будто ее только что озарила идея. – Один мой знакомый может поселить вас на своей даче. Живописное место, евроремонт. Будет очень комфортно.

Филатов подумал, что сейчас перед ним Юлия разыгрывает тот же спектакль, что и в банке у Лебедова. По другому, правда, поводу и цена вопроса поменьше, но схема та же – развести лоха.

– А сколько стоит этот твой номер? – невинно поинтересовался он и кивком подбородка обвел роскошный двухкомнатный люкс. – Вся эта позолота, антикварная мебель и мраморная ванная с джакузи?

Юлия смутилась.

– Не знаю.

– Так уж и не знаешь? – усомнился он. – Сдается мне, что около тысячи долларов в сутки, если не больше. Завтрак, конечно, включен в цену. Шведский стол?

– Оплатили мои помощники по безналу из Киева, – ответила Юлия. – Да, шведский стол.

Филатов встал.

– В общем, – сказал он, – поездка будет стоить тридцать тысяч долларов. Мне президентских люксов не нужно, но гостиница должна быть приличная. Чем быстрее будут деньги, тем быстрее мы выедем.

Юлия в наигранном ужасе схватилась за голову, и на глазах у нее заблестели слезы, но Филатов уже не очень обращал на них внимание. Он быстро попрощался и ушел, сбежав по роскошной мраморной лестнице мимо двух атлантов.

На следующий день к Филатову приехал мужчина среднего возраста.

– Олег Маслаченко, – представился он. – От пани Юлии.

Росту Олег был небольшого, коренастый, широкий в плечах, с пышными усами.

Филатова как раз позвали к телефону в другой комнате. Звонок был важным.

– Раздевайтесь, присаживайтесь, – сказал он, – я сейчас.

Разговор длился минут десять. Вернувшись, он увидел, что Олег пальто снял, но остался в кепке.

– У нас не холодно, – подбодрил его Филатов. Олег вздохнул и округлым жестом фокусника быстро снял кепку. Филатову показалось, что в ней сейчас окажется кролик. Но грызуна там не было. Зато на бритой голове Маслаченко посередине красовался узкий и длинный чуб. «Как у Мэрилина Мэнсона, – подумал Филатов, зачарованно глядя на невиданную прическу Олега, – только у того еще и лицо выкрашено белилами».

– Так ходили запорожские казаки, – буркнул тот в ответ на его взгляд.

Теперь Филатов вспомнил, где он видел подобное великолепие – на картине Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Правда, запорожцы там сидели голыми до пояса, а на Маслаченко был костюм.

– Увлекаетесь исторической реконструкцией? – вежливо осведомился Филатов, пряча улыбку.

Олег помедлил для солидности, как бы взвешивая, стоит ли говорить Филатову всю правду.

– Это моя работа, – сказал он. – Я директор исторического музея-заповедника казацкой славы.

– Где находится музей? – спросил Филатов.

– В Киеве. Приезжайте – покажу.

– Спасибо. Непременно, – неуверенно пообещал депутат. – Ну, так?

– Ах да, – спохватился Олег, – пани Юлия велела вам передать.

Он полез во внутренний карман пиджака, достал толстый конверт и протянул депутату. Филатов взвесил его на ладони – конверт был недостаточно тяжелым для требуемой суммы. Он заглянул внутрь – и тонковатым тоже.

– Сколько здесь? – спросил он.

– Пятнадцать тысяч.

– Но мы договаривались о тридцати.

– Это первая часть. Вторую получите в аэропорту.

«Совсем как в дешевом шпионском фильме», – подумал Филатов. Он не знал, смеяться ему или материться. Подумав, решил не делать ни того ни другого. Нужно воспринимать Юлию такой, какая она есть. Перефразируя французскую поговорку, можно сказать: «Юлия такова, какова она есть, и больше никакова».

– Когда именно в аэропорту? – поинтересовался он.

– В самолете. Я полечу с вами.

– Одну минуту, – сказал Филатов.

Он вышел в коридор и набрал номер Юлии.

– Юля, ну прекрати ты этот цирк! Мы ведь уже договорились. Сколько можно?

Та нимало не смутилась.

– Где ты видишь цирк? – сухо спросила она.

– Прямо здесь, перед собой.

– А какие у нас есть гарантии, что ты будешь правильно ориентироваться на месте?

Последняя фраза говорила о том, что передача денег в самолете на самом деле и не планировалась.

– То есть отработаю ли я? – оскорбился Филатов.

– Можно и так сказать.

– Ну, нет гарантий, так и не надо! – не выдержал он. – Давай тогда разойдемся, и дело с концом. Я вообще-то не понимаю, кому это больше нужно – мне или тебе? Сейчас тебе карлик перезвонит и скажет то же самое, – пошутил он.

Юлия почувствовала, что перегнула палку и он настроен решительно. Она пошла на попятную.

– Ладно, завтра тебе привезут вторую половину, – нехотя пообещала она.

На следующий день заявился неразговорчивый парень охранного вида, отдал Филатову вторую половину денег и уехал.

Глава 5

Встреча Наталии Ивановны Митренко, женщины среднего возраста, кандидата в президенты Украины на выборах одна тысяча девятьсот девяносто девятого года, с избирателями города Кривой Рог должна была пройти ни шатко ни валко. Народу в заводской дом культуры на рабочей окраине пришло человек сто пятьдесят, так что зал на девятьсот мест казался почти пустым. Было сыро и от этого холодно. Вторая половина осени на Украине – самое неуютное время. Центральное отопление из-за экономии не включают до последнего, пока не выпадет снег. Часто на улице бывает теплее, чем в пропитанном сыростью помещении. Да и когда включат, температура выше пятнадцати градусов не поднимается. По этой причине граждане сплошь и рядом устанавливали в квартирах автономное газовое отопление. Оно обходилось в две-три тысячи долларов, что было очень много по украинским меркам, зато позволяло не мерзнуть.

Аренда зала стоила недорого. Директор жаловался, что раньше хоть в кино народ ходил и какая-то копейка капала, а теперь все сидят по домам, пялятся в «дуроскоп» – так он назвал телевизор – или смотрят видаки и жизнь очагов культуры замерла. Скоро они совсем погаснут.

– Сдайте вестибюль под мебельный салон, – посоветовала она, чтобы отвязаться. – Теперь все так делают. Или под свадьбы.

– Нельзя, – захныкал директор, – начальство комбината не позволяет. Вы бы добавили нам на бедность, совсем уж за копейки вам сдаем.

– Когда я стану президентом, – пообещала Митренко, – культура опять будет развиваться семимильными шагами.

– Это понятно, – не отставал директор, – но нам бы зиму пережить. Перебои теперь со всем, даже со светом и водой, – зачем-то добавил он.

Митренко посмотрела на директора. «Косит под убогого, – подумала она, – как бы сюрприз какой не устроил. Свет, например, во время встречи выключит. Скажет, что сгорели пробки, – пойди проверь».

Митренко подозвала помощника.

– Дай сто долларов! – велела она. Зеленоватая бумажка исчезла в глубоком директорском кармане в мгновение ока.

– Премного благодарен! – стал раскланиваться он. – Не волнуйтесь, зал обеспечим в лучшем виде.

– Дай бог счастья вам и вашим детям, – насмешливо добавила Митренко.

– Что? – не понял тот.

– В Москве в метро так говорят.

– Когда?

– Когда по вагону идут.

– Не знаю, давно не был, – пробормотал тот и исчез.

«Зря я с ним так, – пожалела Митренко. – Контролировать надо эмоции. Политик должен быть человеком без нервов». Ей было жаль ста долларов, этим и объяснялась последняя фраза.

Народ в зале уже собрался. В основном пришли немолодые люди. Наверное, те, у кого поломался телевизор. Сидели одетыми. Ведущая представила ее, раздались жидкие аплодисменты.

– Наша партия, – сказала Митренко, – выступает за социальную справедливость. Когда мы придем к власти, реформаторов будут судить. Для молодых есть урановые шахты в Желтых Водах, для тех, кто уже работать не способен, создадим резервации.