– Что она там изучает? Я, признаться, забыла.
– Психологию. После защиты хочет преподавать.
В чае ощущался терпкий вкус лимона и недостаток сахара.
Густой, горячий воздух был влажным.
– Уже почти десять, – с наслаждением делая новый глоток, заметил Адам. – С чего такая жара?
– Ты в Мемфисе, мой мальчик. Жара простоит до конца сентября.
– Я этого не выдержу.
– Привыкнешь. Мы спасаемся холодным чаем и редко выходим на улицу. А что мать?
– По-прежнему в Портленде. Вышла замуж за торговца лесом. Как-то раз я его видел. Лет шестидесяти пяти, хотя вполне можно дать и семьдесят. Ей же сорок семь, а выглядит на сорок. Дивная парочка. Отдыхать предпочитают на юге Франции или в Ницце, там, куда слетается публика состоятельная. Она чувствует себя счастливой: дети выросли, Эдди умер, прошлое давно позади. Денег у матери с избытком, она вовсю радуется жизни.
– Ты слишком жесток.
– Я слишком легкомыслен. Она и вспоминать обо мне не хочет, считает меня свидетельством былого позора семьи.
– Она любит тебя, Адам.
– Как приятно это слышать! Ты-то откуда знаешь?
– Я просто знаю.
– Вот уж не думал, что вы с матерью так близки.
– А мы и не близки. Успокойся, Адам, не переживай.
– Прости. Нервы. Я бы выпил чего-нибудь покрепче.
– Без проблем. Почему бы нам не развлечься, пока ты здесь?
– Я приехал не развлекаться, тетя Ли.
– Просто Ли, договорились?
– Договорились. Завтра я должен увидеть Сэма.
Поднявшись, тетя вошла в дом, чтобы вскоре вернуться с бутылкой виски. Плеснув в оба стакана, она взяла свой, повернулась к реке.
– Зачем?
– Он – мой дед. Затем, что ему грозит смерть. Затем, что я адвокат и хочу помочь ему.
– Но он даже не знает тебя.
– Завтра познакомимся.
– То есть ты все ему расскажешь?
– Естественно. Я все ему расскажу. Не веришь, да? Не укладывается в голове, что я готов разворошить кучу грязного белья?
Сжимая в ладонях стакан, Ли медленно покачала головой.
– Это убьет его, – прошептала она.
– Нет. Неужели тебя волнуют его проблемы?
– Волнуют.
– Вот как? Когда ты в последний раз видела Сэма?
– Не начинай, Адам. Ты не поймешь меня.
– Справедливо. Но в таком случае объясни. Я хочу тебя понять.
– Нам лучше поговорить о чем-то другом, милый. Сейчас я не в состоянии. Чуть позже.
– Нет.
– Обещаю. Мне не хватает духа. Я думала, мы посидим и просто посплетничаем.
– Извини, Ли. Я устал от сплетен и секретов. Я лишен прошлого – отец предусмотрительно стер его. А ведь я должен знать, насколько оно было неприглядным.
– Оно было ужасным, – неслышно выдохнула тетя.
– О’кей. Но я уже не маленький, выдержу. Отец, так сказать, от этой задачи самоустранился. Боюсь, кроме тебя, разрешить ее некому.
– Дай мне время.
– Его нет, Ли. Завтра я увижусь с дедом. – Адам в один глоток осушил стакан, рукавом рубашки вытер губы. – Двадцать три года назад «Ньюсуик» писал о том, что отец Сэма тоже входил в Клан. Это правда?
– Правда. Твой прадед состоял членом Ку-клукс-клана.
– Так же, как и его братья?
– Почти все семейство.
– А еще, упоминала статья, жители округа Форд знали, что в начале пятидесятых Сэм Кэйхолл застрелил чернокожего и остался на свободе. Его даже не арестовали. Тоже правда?
– Какая сейчас разница, Адам? Тогда тебя еще на свете не было.
– Но факт имел место?
– Имел.
– И ты о нем знала?
– Я видела все своими глазами.
– Своими глазами?
Адам не мог в это поверить. С шумом выдохнув, он повернул голову к окну: с реки донесся протяжный гудок буксирного катера.
– Давай все-таки сменим тему, – умоляюще произнесла Ли.
– Ребенком, – задумчиво отозвался он, – я очень любил историю. Зачитывался книжками про первых поселенцев, про катившие на запад фургоны, ковбоев, «золотую лихорадку» и стычки с индейцами. В соседнем классе учился паренек, который утверждал, будто его прапрадед грабил поезда, а денежки прятал в Мексике. Мальчишка хотел собрать приятелей и ринуться на поиски зарытых где-то под кактусом сокровищ. Каждый понимал, что эти россказни – чистой воды фантазия, но играть с ним было здорово. Меня всегда интересовали мои предки, временами казалось, их не существует вовсе.
– А что говорил Эдди?
– Что все они давно мертвы, что занятия историей – пустая трата времени. Мать тянула меня за руку к себе и просила не задавать никаких вопросов, так как у отца может испортиться настроение и целый месяц он носа не покажет из своей комнаты. Почти все детство я ходил вокруг него на цыпочках. Уже значительно позже я начал понимать: отец был странным, глубоко несчастным человеком. Однако представить, что однажды он наложит на себя руки? Нет, этого я не мог.
Ли поднесла к губам стакан с остатками виски; негромко звякнули кубики льда.
– На самом деле все намного сложнее, Адам.
– Так когда же ты мне расскажешь?
Ли подлила в пустые стаканы чаю, Адам добавил каждому виски. Несколько минут оба молча следили за огоньками двигавшихся по Риверсайд-драйв машин.
– Ты была там, где держат смертников? – спросил он, попрежнему глядя в окно.
– Нет.
– Сэм почти уже десять лет на Скамье, а ты ни разу к нему не съездила?
– Вскоре после приговора я написала ему письмо. Через полгода пришел ответ. Сэм не хотел, чтобы я увидела его таким, каким он стал. Я послала еще два письма, но больше не получила от него ни весточки.
– Прости.
– Не за что, Адам. Виновата я одна, и говорить об этом очень тяжело. Прошу, дай мне время.
– Я думаю провести в Мемфисе несколько месяцев.
– Оставайся здесь. Мы будем нужны друг другу. – Ли опустила в стакан указательный палец, неловко помешала напиток. – Ему ведь осталось совсем немного, да?
– По-видимому.
– Сколько?
– Два-три месяца. Срок апелляции почти вышел.
– Тогда зачем тебе?..
– Не знаю. Наверное, есть еще шанс. Попробую сделать что смогу – уповая на невозможное.
– Я стану молиться за вас обоих.
– Позволишь вопрос? – Адам взглянул ей прямо в глаза.
– Конечно.
– Ты живешь здесь одна? Я имею право спросить – если уж принимать твое приглашение.
– Одна. Муж обосновался в загородном доме.
– Тоже один? Мне просто любопытно.
– Временами один. Ему нравятся молодые двадцатилетние девчонки, сотрудницы его банков. Собираясь за город, я должна сначала позвонить. То же делает и он, когда едет сюда.
– Удобно. Кто разработал такие условия?
– Они сложились сами по себе. Мы ведь уже пятнадцать лет не живем вместе.
– Хорошенький брак.
– Во всяком случае, грамотный. Я беру у него деньги и не интересуюсь его личной жизнью. Время от времени мы рука об руку выходим в свет. Он счастлив.
– А ты?
– И я – за редкими исключениями.
– Но если он тебя обманывает, почему бы вам не развестись?
Я готов представлять твои интересы.
– С разводом ничего не выйдет. Фелпс родом из старой, добропорядочной и отвратительно богатой семьи. Сливки мемфисского общества. В их среде приняты династические браки. В общем-то он должен был жениться на своей пятиюродной сестре, но вместо этого попал, видишь ли, под мои чары. Родители его всегда выступали категорически против такого мезальянса, и согласиться на развод означало бы для Фелпса признание их правоты. К тому же судебное разбирательство опозорило бы этих аристократов. Деньги мужа ни в коей мере не ограничивают мою независимость.
– Ты действительно его любила?
– О да. Мы и вправду любили друг друга. Были вынуждены бежать, чтобы сыграть свадьбу. В шестьдесят третьем перспектива брака между наследником гигантского состояния и безродной простушкой бросала вызов общественной морали. Его мать меня не замечала, мой отец жег кресты. Тогда Фелпс еще не знал, что его тесть является членом Клана. Я держала язык за зубами.
– Но все-таки он выяснил правду?