– Хорошие новости, Герман, – сказала я. – Очень хорошие – по крайней мере, на двух фронтах. – Герман изо всех сил старался выглядеть счастливым. – И сегодня мне исполняется тридцать три.

Да, этот день рождения будет довольно странным, поскольку я ни с кем не собираюсь встречаться. Дейзи предлагала провести этот день со мной, но мне почему-то захотелось побыть в одиночестве. Я включила «Лондон-FM» и стала писать свои отчеты, краем уха прислушиваясь к происходящему в мире.

«Растущее давление на мистера Малхолланда… – услышала я, печатая. – Мистер Малхолланд все еще не сделал заявления… Заметно отсутствие поддержки со стороны коллег-министров… Признание Малхолланда в том, что он лгал о своем дипломе, делает невозможным его дальнейшее пребывание на посту министра образования… Министр образования Джеймс Малхолланд подал в отставку», – объявили в четырехчасовых новостях. На душе у меня стало светлее. Джимми, как и Триггер, совершенно необоснованно хотел быть хозяином положения, и теперь его наконец-то сбросили с постамента.

Я надела на Германа поводок, и мы направились к Примроуз-Хилл. Солнце все еще стояло высоко, хотя вскоре оно должно было начать свое движение вниз. Кругом было полно бегунов и детей с воздушными змеями. Я села на скамейку, наслаждаясь видом и вспоминая свой прошлый день рождения. Я провела его с Александром. Он возил меня в Париж. А теперь я сидела здесь, в полном одиночестве. «Однако это еще не самое худшее из того, что со мной случилось, – подумала я, закрывая глаза. – Есть кое-что и похуже…»

Я подумала о Дейзи – о том, сколько храбрости она нашла в себе, чтобы оставить Найджела. Такой уход в никуда, должно быть, требовал больше смелости, чем двадцать прыжков с парашютом. Я прислушалась к отдаленному шуму детских голосов и к однообразному гудению транспорта. Потом мы пошли вниз. Погрузившись в свои мысли, я глядела только под ноги, чтобы ненароком не упасть. Вдруг Герман залаял, заставив меня поднять глаза… Я остановилась, чувствуя, как сердце колотится о ребра. Он поднимался по холму мне навстречу. Настоящий ли он? А может, это порождение моего усталого ума? Сперва он был в пятидесяти ярдах от меня, но вскоре уже поравнялся со мной.

– Я так и подумал, что ты здесь. – У Дэвида был усталый вид и трехдневная щетина. – Ну что, ты даже не хочешь со мной поздороваться?

– Привет… – пробормотала я.

Он улыбнулся.

– Привет, Миранда.

– Но… почему ты пришел?

– А ты не догадываешься?

– Нет, не… совсем.

– Ну, вообще-то у тебя сегодня день рождения. Ты, часом, не забыла? А вот я помню, что обещал пригласить тебя на ужин.

– Ой… да, я помню. Но ты… не обязан, – сказала я срывающимся голосом.

– Но я всегда держу свое слово. Но, может, ты сегодня занята?

– Нет. Нет, я не занята.

– Ну, как ты вообще?

– Хорошо, – тихо ответила я. – А ты?

– Я… тоже хорошо. Но знаешь, я весь день провел в темной комнате, и мне бы очень хотелось выпить.

– Пива?

Он улыбнулся.

– Да, не откажусь.

Мы вместе спустились с холма, идя точно в ногу и звучно ступая по гудронированной дорожке.

– А как проходит твой день рождения?

– Вообще-то все чудесно, причем с каждой минутой мне становится все лучше и лучше.

Мы повернули на Сент-Майклс-мьюз, и вскоре я уже отпирала дверь. Дэвид заметил лежавшую в шезлонге газету и поднял ее.

– Вот так история, да? – присвистнул он.

– О да, – с чувством ответила я. – Такое случается не каждый день.

– Каково это – скрывать такую тайну?

«Но Джимми скрывал и кое-что пострашнее».

– А ты и в самом деле хочешь пива? – спросила я. – Я могу предложить тебе джин с тоником, или бокал вина, или… – Открыв холодильник, я заметила шампанское из погреба Джимми. – Или вот это. – Я протянула Дэвиду бутылку.

– «Поль Роже 1987»? Ты уверена, что не хочешь оставить эту бутылку для какого-нибудь особенного случая?

– Но сегодня и так особенный день. Ты даже не можешь себе представить, насколько он особенный.

Я достала два бокала и открыла банку оливок, а Дэвид вытащил пробку. Когда шампанское слегка перелилось через край бокалов, я вспомнила джакузи и внезапно почувствовала такую тягу к Дэвиду, что у меня заломило все тело.

Он поднял бокал.

– За тебя, Миранда. С днем рождения. Так приятно снова видеть тебя.

– Я тоже рада тебя видеть. Я не думала… что ты захочешь прийти.

– Сначала я тоже не думал, что захочу тебя видеть. Мне нужно было… – Он запнулся и пожал плечами. – Мне нужно было время. И все. Время, чтобы обо всем подумать. Я ведь был, мягко говоря, потрясен.

– Я знаю…

– Мне требовалось время, чтобы разобраться во всем этом. Пойти в темную комнату и проявить эту «пленку», чтобы все отчетливо разглядеть. Но мне помогли. Хочешь знать кто и как?

– Только если ты сам хочешь мне сказать.

– Сперва я получил твое письмо, и оно заставило меня задуматься. А через несколько дней ко мне приехала Дейзи.

– Правда? Но я понятия об этом не имела.

– Я знаю. Она нашла мой номер на веб-сайте, и мы встретились за бокалом вина. Она убедила меня в том, что все сказанное тобой – чистая, стопроцентная правда. Рассказала она мне и о том, как ты мучилась.

– Это так.

– И как сильно я тебе нравился.

– Да.

– А сейчас уже не нравлюсь?

Я улыбнулась.

– Нравишься.

– Потом Дейзи сказала мне одну вещь, к которой я часто возвращался впоследствии. Она объяснила мне, что тебя никто не принуждал разыскивать меня. Никто. Ты могла спокойно оставить все как есть – это ведь случилось так давно. Потом я начал понимать, как справедливы ее слова и как ужасно все это было для тебя. И когда я подумал, каково было тебе, как ты переживала из-за этой истории, мое отношение изменилось. – Я посмотрела в окно. – Я осознал, как сильно ты страдала.

Мои глаза наполнились слезами.

– Да, Дэвид, я страдала. А Дейзи назвала тебе имя того, кто во всем этом повинен?

– Нет. Я просил ее, но она объяснила мне, что без твоего разрешения она не может мне это открыть.

Я покосилась на газету.

– А ты все еще хочешь знать?

– Конечно, хочу. Я ждал этого шестнадцать лет.

– А что ты сделаешь, если я скажу тебе?

– Что я сделаю? Что же я сделаю? Интересно, закон не позволяет мне найти его и поколотить?

– Нет. Но если бы ты захотел, то мог бы преследовать его по суду – даже сейчас. Впрочем, он уже наказан, хотя и другим способом.

– Правда?

– О, да.

– И кто же его наказал?

– Ну что ж, я все тебе расскажу. – И я так и сделала.

– Джеймс Малхолланд, – удивленно сказал Дэвид, глядя в газету. – Этот тип? Ты шутишь!

– Нет.

Он пробежал страницу глазами.

– Тут сказано, что он изучал биохимию в Суссексе.

– Да. В то время его звали Джимми Смит.

– Так он знал моего отца?

– Он был у него в группе по микробиологии. Все произошло именно из-за этого. Твой отец завалил его на двух финальных тестах, и в результате он… ну… закончил университет с худшим результатом, чем ожидал. Тогда он решил отомстить. По словам Джимми, он не собирался ранить твоего отца – он просто хотел его напутать. А потом он солгал о своем дипломе, поскольку хотел, чтобы люди считали его птицей высокого полета, и боялся, что правда о его посредственности когда-нибудь всплывет. Вот так он и вылетел из правительства.

– Потому что его изобличили во лжи?

– Да, причем с моей помощью. – Дэвид изумленно посмотрел на меня. – У меня есть один знакомый журналист, – пояснила я, – и пару дней назад я слегка… намекнула ему по поводу диплома Джимми, и этот журналист крепко взялся за дело. – Потом я выдвинула ящик стола и достала кассету. – А вот здесь запись разговора, который был у нас с Джимми на прошлой неделе в палате общин. В этом разговоре он во всем признался. Ты можешь взять эту кассету, если хочешь. – Я передала ее Дэвиду. Он пожал плечами, но все-таки положил кассету в карман. – Разве ты не хочешь послушать ее?