Лили посмотрела на меня так, как будто я сошла с ума.

– Щенка? Еще одну собаку?

Я кивнула.

– Еще одну Дженнифер? Я снова кивнула. Внезапно Лили просияла.

– Какая блестящая идея! Ты хочешь этого, милочка? – обратилась она к собаке, усаживая ту к себе на колени. Она поправила сверкающую заколку в длинных белокурых локонах Дженнифер. – Ты бы хотела играть с чудесным маленьким щеночком?

Собака заурчала.

– С таким малюсеньким мусиком-пусиком? Хотела бы? Она согласна! – радостно сообщила мне Лили. – Да, моя радость, мамочка найдет тебе щеночка. Какая прекрасная мысль! Просто потрясающая. Мне это никогда не приходило в голову. Вы гений, Миранда, настоящий гений, и я даже намерена опубликовать о вас материал в «Я сама».

– О…

– Да, – подтвердила она. – Я собираюсь направить к вам моего лучшего автора, Индию Карр, чтобы она взяла у вас интервью… Вы дали мне вашу визитную карточку?.. А, вот она… И я найму отменного фотографа, чтобы он сделал классные снимки. Как же мне озаглавить этот текст? «Не будите спящую…» Нет – «Мисс Поведение»! Да, именно – «Мисс Поведение»! Ну как?

Я знала, что никакого интервью в «Я сама» не будет, – Лили просто хотелось выразить мне благодарность. Зато, вернувшись домой, я обнаружила сообщение от «Кэмден нью джорнал»: они подтверждали свою готовность написать обо мне. Я обрадовалась – информация в местной прессе мне не помешает.

– А каков объем статьи? – поинтересовалась я у репортера Тима, пришедшего ко мне следующим утром. Выглядел он лет на восемнадцать, хотя, вероятно, ему было не меньше двадцати пяти.

– Около тысячи слов – это почти страница. В легкой манере. Главная тема – открытие вашей практики, поэтому называться текст будет так: «В Примроуз-Хилл начинает прием собачий психиатр». Но про передачу «Звери и страсти» я тоже упомяну.

– А не могли бы вы упомянуть и о вечеринках для щенков?

– Конечно, – ответил он со смехом, – но что это такое? У меня нет собаки, поэтому…

– Это что-то вроде детского сада, – пояснила я. – Такие занятия очень важны для молодых собак, чтобы у них не возникало впоследствии проблем с поведением.

– Классно, – отреагировал Тим, снимая колпачок с ручки. – Щенячьи… вечеринки, – пробормотал он, чиркая в блокноте. – А попадают туда только по приглашению? – поинтересовался он с серьезным видом.

– В общем, да. То есть их мамам и папам следует предупредить меня о приходе.

– Значит, «просьба подтвердить участие». А приходить нужно со своей бутылкой?

– Нет, – с улыбкой ответила я.

– Форма одежды?

– Любая, но ошейники обязательны.

– Место и время?

– У меня, каждую среду в семь часов вечера. По пятнадцать фунтов с носа.

– В смысле с каждого собачьего носа?

– Да, именно. Разъезд в девять. Начинаем со следующей недели, и пока еще есть свободные места.

Ручка Тима молниеносно скользила по странице, оставляя какие-то невообразимые каракули – смесь обычного письма со стенографическим. «Свободные… места… Потрясающе». Затем он попросил, чтобы я немного рассказала о себе. Я коротко описала ему свое детство в Брайтоне, упомянула о пяти годах, проведенных в университете Бристоля, а также объяснила, почему отказалась от работы ветеринара.

– Но причина не только в стрессе, – продолжила я. – Когда работаешь ветеринаром, то обычно имеешь дело только, грубо говоря, с какой-то частью животного – прописываешь лекарства, делаешь операцию или вправляешь кости. А бихевиорист работает с животным, так сказать, целиком, что гораздо интереснее, поскольку дает возможность заглянуть к нему в душу.

– Чье учение вы исповедуете – Юнга или Фрейда? – с улыбкой спросил журналист.

– Ни того, ни другого, – со смехом ответила я.

– А если говорить серьезно, то действительно ли животным нужны психиатры? Может, это просто очередная причуда хозяев, готовых на все ради своих питомцев? Мол, не нуждается ли мой персидский котик в сеансе ароматерапии или не устроить ли конуру моей собачки по методу фэн-шуй?

– В самом деле, поведение животных – сравнительно новая сфера исследования. Но не стоит считать эту науку чем-то преходящим, неким веянием моды. Наконец-то мы поняли, что именно подробное изучение психологии домашних животных поможет гармонизировать их отношения с хозяевами.

Если животные счастливы, то они не будут «плохо себя вести» или вести себя «неподобающим образом», – а счастливы они тогда, когда хозяева их понимают. – Я рассказала Тиму и о том, как у меня появился Герман. – Как вы думаете, отчего чаще всего погибают на Западе молодые собаки? Вовсе не от болезней или несчастных случаев, а оттого, что хозяева готовы усыпить своих питомцев, если те ведут себя неадекватно. По-моему, это весьма печально. Ведь многих из этих проблем можно было бы избежать, если бы люди знали, чем вызвана неадекватность их любимцев.

– Какие, на ваш взгляд, самые распространенные проблемы?

– Агрессия, боязнь одиночества, страхи и фобии, навязчивое поведение, стремление постоянно находиться в центре внимания…

– Это у людей, а как с животными?

– Кстати, вы не так далеки от истины, – со смехом продолжала я, – поскольку очень часто перевоспитывать нужно не животных, а людей, хотя последним, конечно же, не очень приятно об этом слышать.

– А звери всегда были вашей «страстью»?

– Пожалуй, да, – пожав плечами, ответила я, – думаю, да.

– Почему?

– Почему? Даже не знаю… Многие люди интересуются и восхищаются животными, так что, наверное, я просто одна из них.

Внезапно зазвонил мобильник Тима, и, пока журналист выходил из комнаты, чтобы поговорить, я осознала, что, отвечая на последний вопрос, не сказала всей правды. Думаю, на самом деле я заинтересовалась животными, поскольку мне было необходимо отвлечься от родительских ссор. Мама и папа часто ругались, поэтому я постепенно устроила себе маленький зверинец, чтобы как-то бороться со стрессом. У меня появились приблудная пестрая кошка Мисти, два кролика – Пинг и Понг и морская свинка Пандора. Позднее к ним прибавились хомяк и два гербила,[14] которые регулярно приносили потомство и иногда, к моему ужасу, его съедали. Еще в моем зверинце жили около тридцати палочников – я кормила их соседской бирючиной – и несколько птенцов, спасенных от каких-нибудь врагов. Однажды я вычислила, что, считая и людей, в нашем доме было 207 ног.

Маме с папой я казалась одержимой, но они не запрещали мне возиться с мини-зоопарком. Каждый из них то и дело искал моей поддержки.

– Твоя мама… – грустно бормотал отец, качая головой.

– Твой отец!.. – возмущенно восклицала мама. Но я ничего не хотела знать. По ночам я лежала в постели, вытянувшись и широко раскрыв глаза, и слушала, как они бранятся внизу. Спорили они всегда об одном и том же: о гольфе – спорте, который папа страстно любил, а мама люто ненавидела (и ненавидит до сих пор). Папа увлекся гольфом вскоре после свадьбы и за три года добился на этом поприще исключительных успехов – его даже уговаривали стать профессиональным игроком, о чем мама и слышать не хотела. Она настаивала на том, чтобы он продолжал заниматься бухгалтерским делом, но папа бунтовал. В конце концов они разошлись. Потом, где-то через год после развода, мать повстречала ландшафтного архитектора Хью, вышла за него и довольно быстро родила ему троих детей.

Вот поэтому, наверное, я и стала «сложным» подростком – мне очень не хватало стабильности. Но, в отличие от многих моих знакомых, я не курила и не принимала наркотики, не прокалывала брови и не красила волосы. Вместо этого я зациклилась на защите животных: стала вегетарианкой – почти веганисткой, чем выводила маму из себя, и вступала во всевозможные благотворительные организации. Я прогуливала занятия, чтобы ходить на демонстрации против экспорта скота и охоты на диких животных. Именно так я и встретила Джимми. Одним промозглым субботним днем мы с еще несколькими протестующими стояли на улице. Я ничем не бросала в проезжавших мимо охотников, поскольку это весьма неприятно, к тому же можно поранить лошадь, а просто стояла на тротуаре, размахивая плакатом с надписью: «Требуем немедленно запретить охоту!» И тут внезапно возник этот красивый юноша, густыми белокурыми волосами и бородкой напоминавший архангела Гавриила. Он тихо запел: «Кровавая свобода – не гражданская свобода! Кровавая свобода – не гражданская свобода!» Постепенно его голос стал громче, и юноша жестом пригласил нас петь вместе с ним. Мы так и сделали.