– Старая я стала, – вздохнула Кора. – Ладно. Где машина? – Кора завидовала подруге и злилась на себя. Да еще и голова раскалывалась. Там, где Эллен стукнула ее по лбу, будет синяк – ну и позорище! – Ты, похоже, меня покалечила.

– Правда? Ой, прости! Главное, я не помню, где бросила твою машину. Вести ты все равно не сможешь. Лови такси.

– Ну я и нализалась! А завтра ни свет ни заря идти на работу. Не то что некоторым, – съязвила Кора.

– Прости, – повторила Эллен. – Прости, что мне не нужно на работу ровно к девяти, что я могу понежиться в постели, а ты – нет. Прости, что я такая бездельница!

– Еще какая!

Подруги заплатили поровну за такси и расстались мрачные, протрезвевшие. Боль в душе, слезы, пересохшее горло, тяжелые головы.

Уход Дэниэла не был по-мужски красивым жестом: собрал вещички и испарился навсегда. Дэниэл уходил из жизни Эллен постепенно. Исчез. Затем вернулся. Приходил и уходил. Расставались они куда дольше, чем сходились. Ссориться они научились блестяще, могли с легкостью перейти от придирок к спору, а от него – к чистейшей воды скандалу с битьем посуды. И тут же заняться любовью. Переругиваться, лежа в постели. Замолчать. Вновь заняться любовью. Следующее утро начать со скандала. Свары изматывали обоих.

С памятным засосом Милашки Мэри любовь их дала трещину и уже не срослась. Дэниэл частенько являлся домой нагруженный фруктами и овощами. У Эллен сжималось сердце при воспоминании, что в тот злополучный вечер муж принес домой целую сумку яблок. Как-то раз после ночи с Дэниэлом Эллен съела вкусную, сочную грушу.

– Где ты берешь столько фруктов?

Дэниэл пожал плечами:

– Где придется.

– Хватит врать! – заорала Эллен, целясь ему в лицо яблоком. Бросок получился неплохой – пришелся как раз над левым ухом.

– Господи! – Дэниэл потер ушибленное место.

Ну и дела! Кто бы мог подумать, что Эллен, которая и мухи не обидит, вдруг станет швыряться яблоками! Да так метко… Слава богу, что Эллен ничего не знает про Луизу, бывшую учительницу Дэниэла, – добыча из ее кухни не только подороже, но и поувесистей. Бутылка кларета из бара, телячьи отбивные из морозилки, которые они с Эллен съели накануне на ужин под яблочным соусом, – получить ими по голове опасно для жизни. Дэниэл возмутился. Эллен невдомек, до чего трудно ему живется.

– Да пошла ты! – огрызнулся Дэниэл. Ему и в голову не приходило, что он поступает плохо. Он просто не мог иначе. По вечерам, по пути домой, он заглядывал в овощной магазин. Улыбка, чмок в щеку – и Мэри набивала его сумку всякой всячиной. «Забирай! Все равно завтра их на витрину уже не выставишь», – повторяла она, отмахиваясь от фальшивых возражений Дэниэла.

Дэниэл говорил спасибо, снова улыбался. Это его жизнь, его работа. Если не улыбаться и не брать, придется покупать еду.

А деньги на нее тратить жалко. Есть еще пластинки, выпивка, скачки. Скачки в первую очередь.

Эллен не понять, как нужна ему игра. Радость победы – вот в чем соль жизни. Стоит двадцать раз проиграть, чтобы потом все же выиграть. Если дела плохи, всего один крошечный выигрыш поднимет настроение. Главное – пережить тот миг, когда лошадь несется во весь опор мимо финишного столба. «Есть! – безмолвно торжествовал Дэниэл, сжав кулаки. – Это все я! Я! Я поставил на эту лошадь! Выкусите!» Он мысленно видел мать, отца, учителей, любовниц – всех тех, кто недооценивал его или насмехался над ним; теперь к этому списку добавилась и Эллен. «Нате, получайте! Я знал, что эта лошадь победит! Знал!» Выигранные деньги он или ставил на другую лошадь, или швырял направо и налево. Если деньги откладывать, тратить разумно – спугнешь счастье. Богам удачи нужно смеяться в лицо.

В житье бок о бок с Эллен самым неприятным было то, что она прознала про его счастливые приметы. И не желала с ними считаться.

– Зачем ты постирала мои красные носки? – рычал Дэниэл. – Они мне нужны! На прошлой неделе они мне помогли! «Встал в 9.30. Серые полосатые трусы». – Дэниэл размахивал дневником удачи перед носом у Эллен.

– «Белая рубашка, джинсы «Ливайс», красные носки». Ясно тебе?! Красные носки! – Дэниэл ткнул пальцем в страницу: – "Слушал «Смитс». Кофе. Шел по левой стороне улицы. Десять фунтов на Стук Сердца. Выиграл». Понятно тебе? Выиграл!

Эллен тупо смотрела на мелкий, аккуратный почерк, на летопись безумной жизни. И молчала.

– Ты все испортила! Теперь я не могу повторить приметы прошлой недели. Ты вмешалась в ход событий.

Испугавшись, что Эллен может прочесть о нем всю правду, Дэниэл захлопнул блокнот и сунул в задний карман брюк. В дневнике удачи он, не стесняясь подробностей, записывал, с кем спал и в каких позах, чем набивал карманы, готовя любовнице чай или кофе. Эллен вряд ли обрадуется, обнаружив, что еда в их доме – со стола его любовниц. Особенно если угощение не идет ей впрок. Желудок у Эллен оказался довольно капризный. Пару ночей назад она валялась в постели, жалуясь и мучаясь отрыжкой (а что может быть хуже, чем отрыжка у женщины?), и Дэниэлу стало противно.

– Что мы сегодня ели на ужин?

– Курицу, – ответил Дэниэл как можно более непринужденно.

– Знаю, что курицу. Но почему такую красную и сладкую?

– Это мой собственный старый рецепт.

– Как называется?

Дэниэл стащил у Луизы бутылку белого бургундского заодно с морожеными куриными окорочками, пакетом йогурта и банкой кока-колы. Хотел приготовить курицу в вине, между делом попивая кока-колу. Но, пока резал лук и грибы (гостинец Милашки Мэри), осушил один стакан вина, за ним другой, и в итоге оказалось, что в кастрюлю наливать нечего. Радуясь собственной изобретательности, Дэниэл потушил цыпленка с кока-колой. Блюдо получилось довольно необычное. Кулинарное открытие, обрадовался Дэниэл. Курица вышла ядовито-красная и сладкая на вкус, но не такая уж гадость. Немного чеснока с имбирем – и вполне съедобно, решил Дэниэл.

– Цыпленок по-тайски, – гордо заявил он Эллен.

– Здорово придумано! – кисло похвалила она.

Видно было, что Эллен не горит желанием это есть, но, как всегда, не решается сказать «нет».

В том, что Эллен ни с того ни с сего взялась швыряться яблоками, Дэниэл винил миссис Бойл. Это все старуха, со своей треклятой «грибной охотой», задурила Эллен голову. Но Дэниэл заблуждался. Голову Эллен задурили сны.

Ей снилось, что она плывет на лодке по бурному, суровому морю. Огромные, тяжелые валы обрушивались на берег, на крохотные, игрушечные островки с одной-единственной пальмой, заливая и смывая их. Лодка спокойно плыла, а вокруг все шло ко дну. Эллен снилось, что она идет по городу, посреди которого зияет бездонная пропасть, во всю ширину старинной, стершейся мостовой. Нужно перейти на ту сторону, к друзьям, по узенькому, шаткому веревочному мостику. Люди сновали туда-сюда, а Эллен боялась, не могла себя заставить ступить на мост. Снилось ей, что она едет на машине в парк и вдруг понимает, что забыла дорогу. Останавливает машину, забегает в громадное здание и там признается дежурному за стойкой, что у нее нет водительских прав. Ее тотчас увозят в машине с пестрыми наклейками, с мигалкой на крыше и громкоговорителем, орущим: «Осторожно! За рулем ученик!»

– Что все это значит, Стэнли? – спросила как-то Эллен за обедом.

– Непреодолимые препятствия, чувство беспомощности, – предположил Стэнли. – В жизни у тебя перелом, к которому ты не готова. Не знаешь, как быть. Что-то в этом духе.

– Вот как. Мои сны несложно разгадать, правда? Никаких темных мест, фрейдистских штучек… Нет, пожалуй, смесь Фрейда и комиксов «Бино», – сострила Эллен.

– Только ты способна оправдываться, даже пересказывая сны, – заметил Стэнли. – Что-то не так с твоим муженьком?

– Все в порядке, – соврала Эллен.

– А я-то думал… – Стэнли шмыгнул носом, взял у нее бутерброд с ветчиной и сыром бри и пробубнил с набитым ртом: – Бриджит ушла от меня.

Эллен ахнула:

– Не может быть! Почему?