– Живи, мой сын! Живи и отомсти за свою мать… и верни Олений Трон. Да долетят до тебя эти мои слова!

Задыхаясь от быстрого бега, Эльминстер поспешно спускался в долину – вниз по поросшему лесом склону горы. До деревни все еще было неблизко. Выбиваясь из последних сил, на негнущихся от усталости ногах, Эл добрел до ближайшего дерева и прислонился к нему, чтобы перевести дух. Глаза нестерпимо жгло. В ушах ясно слышался далекий голос отца: он обращался за помощью к волшебной силе своего меча, что, сколько себя помнил Эл, делалось всего один-единственный раз – в тот год, когда мать заблудилась во время снежного бурана. Это могло означать только одно: отец готовится встретить свою смерть.

– Я иду, отец! – закричал Эльминстер, совсем один посреди безучастного леса. – Я иду!

Не успевая перевести дыхания, он опять пустился бежать, натыкаясь на деревья, перепрыгивая через поваленные стволы и продираясь сквозь заросли… и понимая, что все равно не успеет.

Угрюмо, но решительно Элтрин Омар, подняв меч, встал посреди дороги, приготовившись достойно встретить свою смерть. Дракон кружил в небе, а его наездник невозмутимо поражал смертоносными молниями убегающих крестьян. Пролетая очередной круг, чародей небрежным жестом направил свой жезл на одинокого воина на дороге.

От вспышки белого света все вокруг задрожало и стало расплываться. Молния с треском обвилась кольцами вокруг Элтрина, но боли не было: Меч Льва поглотил волшебный огонь.

Обернувшись, чародей удивленно нахмурился. У Элтрина зародилась совсем слабая надежда, что противник заинтересуется Мечом Льва и спустится вниз, и он высоко поднял волшебный клинок. Но надежда была настолько слаба, что ему не оставалось ничего другого, как начать произносить тягучие, тяжелые слова, которым его научили когда-то давным-давно, – проклятие на голову человека на драконе.

Чародей взмахнул рукой и вдруг в изумлении обнаружил, что проклятие начисто разрушает любое его заклинание, брошенное в Элтрина. Подлетев ближе, он нацелил на одинокого воина другой жезл. И снова волшебный клинок отразил магические стрелы: Меч Льва пел и сверкал в упоении битвы, трепеща в руках Элтрина. С магией он справлялся отлично, но вот с огнем дракона ничего поделать не мог. Элтрин понял, что последние мгновения его жизни сочтены.

– О Мистра, сохрани моего мальчика, – молился он, когда чудовище развернулось в небе и, как воплощенная неизбежность, стремительно понеслось на него, – и вразуми его бежать отсюда как можно дальше…

Вырвавшееся из пасти дракона пламя с ревом окутало Элтрина Омара, поднявшего меч навстречу огню, оглушило и смело с пути…

На деревенскую улицу Эльминстер выбежал через проулок около дома мельника. От деревни осталась только груда обугленных бревен и вывороченных из мостовой булыжников. В одном месте из-под обвалившейся трубы торчала чья-то обгорелая рука, скрюченные пальцы цепко держались за воздух: пожар дохнул смертью на этот дом и понесся дальше.

На миг остановив взгляд на руке, Эльминстер, сдерживая подступающие слезы, поспешил дальше.

Он не пробежал и нескольких шагов, как, запнувшись, остановился, отрешенно глядя перед собой. К чему теперь спешить? Плотная завеса дыма скрывала ближний край деревни. В Хелдоне не осталось ни одного целого строения. То тут, то там языки догорающего пламени лизали деревья и развалины домов. Там, где еще совсем недавно стоял его родной дом, теперь лежали угли и пепел. Дальше за ними виднелась бесформенная куча полуобгоревших бревен и ломаной домашней утвари – все, что осталось от лавки мясника. Дракон улетел, и только Эл стоял посреди разрушенной деревни.

С тяжелым сердцем бродил Эльминстер от одного пепелища к другому. Но среди руин домов он находил только раздавленные или обугленные тела – ни одной живой души не уцелело. И его родителей тоже настигла смерть… Он знал, что они разделили участь всех жителей Хелдона. Объятый тоской, юноша побрел к лугу. А куда теперь еще ему идти? Вдруг нога наступила на что-то твердое, запорошенное пеплом, толстым слоем покрывавшим дорогу.

Опустившись на колени, дрожащими руками Эл поднял то, что осталось от Меча Льва: наполовину оплавленная рукоять с небольшим обломком самого клинка – все остальное сгорело, как и большая часть великолепной позолоты. Голубые магические руны больше не оплетали клинок. С теплотой прижал Эл рукоять к груди, и мир задрожал вокруг него.

Долго текли слезы из его невидящих глаз, а он все стоял на коленях посреди улицы. Пепел покрывал пожарища вокруг, а безучастное солнце продолжало свой путь по небу. Наверное, в какой-то момент Эл потерял сознание, потому что очнулся он от холода мостовой, которой касалась его щека.

Сумрак ночи, подкрадывавшейся со стороны Высокого Леса, уже совсем накрыл останки Хелдона. Придя в себя, Эльминстер неуклюже нащупал рукоять меча, в окоченевших пальцах немного покалывало. Юноша медленно поднялся на ноги и в последний раз поглядел на останки отчего дома. Где-то поблизости завыл волк, ему ответил другой. Эльминстер взглянул на обломок меча в руке и вздрогнул. Какая теперь от него польза? Надо уходить, пока волки не вышли на охоту.

Он медленно поднял обломок Меча Льва к небу. Последний луч заходящего солнца коснулся клинка и угас. Не отрывая взгляда от рукояти, Эльминстер негромко произнес:

– Я обязательно убью этого чародея и отомщу за вас всех или умру. Слышите меня… мама, отец. Я клянусь.

В ответ ему раздался волчий вой. Эльминстер, оскалившись, взмахнул в его сторону обломком меча и побежал обратно к дальнему лугу.

Над угасающими пожарищами Хелдона, заливая руины мертвенно-бледным светом, взошла безмятежная Селуна. Эльминстер не оглянулся.

Эльминстер лежал неподвижно в душной темноте пещеры, где он еще совсем маленьким мальчишкой не раз играл в прятки, вслушиваясь в разбудившие его звуки. Пальцы нащупали холодный обломок Меча Льва. Разговаривали совсем близко.

– На облаву не похоже… ни одного мечника, – раздался рядом угрюмый голос. Затаив дыхание, Эльминстер изо всех сил вглядывался в темноту.

– А то все эти дома загорелись сами по себе, – насмешливо ответил ему другой мужской голос. – А остальные рухнули, потому что устали стоять, да?

– Ладно, Беллард, хватит. Ты же видел, что в деревне одни покойники, но люди умирали не от меча или стрел. Пусть там волки попортили, но тела-то не обобраны. На руке одной мертвой женщины я нашел золотое кольцо, которое сияло так, что было видно с другого конца улицы.

– И что же это такое, что убивает огнем, а дома давит в лепешку?

– Дракон, – ответил еще один голос, более тихий и угрюмый.

– Дракон? И мы его не видели, да? – подхватил насмешливый голос.

– На Делимбире всякое бывает, чего ты, Беллард, может, и не видел. А что другое ты можешь предложить? Чародей? Ну, может… но чтобы у колдуна хватило сил спалить всю деревню, и стога, и землю, да так, чтобы от домов даже камня на камне не осталось? – После небольшой паузы голос продолжил: – Ну, чего молчишь-то? Коли можешь придумать другое, так скажи. Так вот, ежели ты хоть чуток кумекаешь, лучше пойдем-ка с рассветом и оберем голубчиков, пока нас с неба не видать, а там рванем в лес, от греха подальше.

– Вот еще! С рассветом… Я тут буду сидеть и ждать, как немощная старуха, а тем временем другие соберут все монеты и добро, а мне только и останется, что с волками за трупы воевать?

– Ну иди, иди, Беллард. А я лучше здесь посижу.

– Ага, с овцами.

– А почему бы и нет? Овцу хоть можно забить. Поджаришь да съешь! А так что есть-то будешь? Мертвичинку, что ли? Или ты собираешься всю жизнь любоваться на этих овец и бегать за ними по горам? Делать больше нечего, что ли?

Кто-то фыркнул и грубо захохотал.

– Хелм, как всегда, прав, Беллард. Пошли в деревню. А он нам чего-нибудь к ночи сварганит. Разумеется, если ты будешь с ним чуток полюбезнее, а то у тебя язык что бритва: уж как резанешь, так резанешь.