Нынче вмешательство власти в литературное дело не так ощутимо, как раньше, но экономический диктат значительно жёстче. Все наработанные и созданные, в том числе за счёт писательских средств, дома творчества (за исключением Переделкино) изъяты, издательства стали частными, и писатели потеряли какой-либо социальный статус, ибо Закон о творческих союзах до сих пор не принят. Пытаются отнять Дом писателей России

И тем не менее русская литература существует. 7500 литераторов объединены в Союз писателей России, они причисляют себя к продолжателям традиций русской классической литературы, к людям державной и нравственной позиции. И в этом смысле Первый съезд советских писателей 1934 года - это исторически важная веха, заставляющая нас вспоминать всю сложность пути отечественной литературы.

АНДРЕЙ ПЛАТОНОВ - 110

Вячеслав ЛЮТЫЙ, ВОРОНЕЖ

Андрей Платонов более знаком современному читателю по amp;#8239;рассказам и романам, совсем немного - по пьесам. Тогда как поэтическое наследие великого писателя, быть может, является главным духовным ключом к этой загадочной, до конца не постижимой и такой русской душе

Стихотворений у Платонова сравнительно немного. Его единственный поэтический сборник "Голубая глубина" был издан в 1922 году в Краснодаре, а книга "Поющие думы", в которую вошли стихи 1918 - 1926 гг., так и осталась в рукописи. Были ещё публикации в газетах и журналах, однако всё это не сложилось в громкое имя, не стало предметом пристального внимания критики, тем более - редакций и издательств. Многие платоновские стихи, которые мы можем прочесть сегодня, в примечании помечены как "авторизованная машинопись", т.е. прежде они никогда не ложились на книжную страницу. Эпоха не узнала своего гениального летописца, а его редкие песни были заглушены вязким воздухом, в котором эхо подчинялось идеологическим правилам.

Но миновали десятилетия, ушла в небытие советская страна, и проза Андрея Платонова стала художественно-историческим источником тех давних лет. В ней множество ответов на самые разные современные вопросы - психологические, философские, мировоззренческие, даже демографические и поведенческие. Однако найти верный угол зрения на платоновский мир и его героев до сей поры чрезвычайно сложно. И вот тут стихи Платонова могут стать нам бесценной подсказкой.

Несмотря на то, что ум Плато-нова-инженера был точен и последователен, сердечное восприятие окружающего у него на редкость детское. Нет осторожного рассуждения, но есть чувство; нет вдумчивого опыта, но есть вера; нет чужого знания, но есть собственная увлечённость

Я родня траве и зверю

И сгорающей звезде,

Твоему дыханью верю

И вечерней высоте.

Я не мудрый, а влюблённый

Я не знаю, а люблю.

Словно дитя, он видит мир не расчленённым на составляющие части, а единым; и говорит, подобно ребёнку, неправильно синтаксически, но точно по существу. Ибо "правду знают только дети, Никто больше не вместит".

Платоновская стихотворная речь порою вызывает в памяти строки Велимира Хлебникова. Ломка ритма и внезапная прозаичность интонации, стремление высказать мысль при помощи отвергнутых городским укладом скрытых возможностей слова - всё это есть у Платонова, но в чрезвычайно тонком взаимном сочетании и притом - поразительно естественном.

Являясь во многом человеком мысли и действия, одновременно Платонов предстаёт перед нами как средоточие переживания, удивления, жалости и доброты. Только в ребёнке подобное сочетание не выглядит противоречивым и взаимоисключающим.

Платонов будто забирает читателя в своё сердце и по-детски, пальцем - не "по-правильному" - показывает ему там все тайники. В платоновской детскости - и чистота чувств, и непосредственность переключения с одного предмета на другой, и поглощённость тем, что приковало внимание этой души, увлекающейся и искренней.

В Платонове-поэте нет той логики ума, которая, будто саркома, выедает из современной поэзии само трепетание жизни. Но присутствует какая-то странная, древняя логика зоркого наблюдения и чуткого, последовательного прикосновения ладонью: тепло - холодно; мокро - сухо; гладко - колюче; тесно - просторно Рисуемая Платоновым жизнь не называет себя по имени, но на саму себя оглядывается. Что же можно сказать о человеке нового, если "уходят века чередою, А нам и травы не понять"

У Платонова нет границ эстетического, которые заданы однажды и навсегда:

Скрывается с злобой глухою

В колючках шершавый зверок,

Он спинкой поводит сухою

И потом от страха обмок.

В "степном" эпизоде - и лёгкое касание кисти, и отчерк карандаша, и плотная фактура натурализма, говоря языком книжности. Такое независимое присутствие на литературной территории, где ещё существуют старые законы, повсеместно выполняются нынешние и творятся завтрашние установления, есть явление необыкновенное. Платонов не предлагает писательскому и читательскому сообществу некие правила, которым уже завтра предписывалось бы следовать, - вспомним, к примеру, поэзию Маяковского. Андрей Платонов просто появился в этом месте и в это время и начал жить. Именно потому его творения - даже не литература в собственном смысле, не поэзия в частности. Это какое-то вещее слово о мире и человеке, причём не суждение, а безупречное по волшебной точности наблюдение.

Ты пришёл один с дороги,

Замер сердцем и упал,

Путь в пустыне зноя долгий,

Ты, родной мой, тих и мал

Перед нами - колыбельная, однако голос поёт обо всех и для всех. Само понятие возраста здесь исчезает, потому что слова обращены к душе - а кто ведает, сколько ей лет и что она может знать и помнить Любовное "родной мой" будто заменяет собою Небо - "над землёю неба нет". Не слышен голос любви из небесной дали, и он, певец, должен своей нежностью заполнить страшную пустоту - пусть даже согнётся душа от непосильного для неё бремени.

Это очень по-русски - брать на себя неподъёмный груз и решать невообразимые задачи. Такое возможно, только если ты - часть целого, ячейка всеединства. Вот тогда перетекание веса с невидимого плеча на твоё, конкретное плечо - не просто понятно, но и очень естественно, как давно привычное семейное обыкновение. Отсюда проистекает необъяснимая для всех иноплеменников вера в вечность родной земли Русской - "никогда не смеркнется наш великий день".

В поле закопали люди своё сердце -

Может, рожь поспеет тут

и без дождя

Если не со слезой Бога - дождём, то с сердечной кровью человека, в которой "и любовь, и жалость", - взрастёт хлеб, воскреснут дети и оживёт мать. В последнем уповании содержится весь Андрей Платонов, пытавшийся полюбить землю - за всех, пожалеть людей - без заслуг и вины, подарить солнце и воду - всему живому и поющему.

Мне дороги были неизвестны,

Шёл и думал, что дойду