Горький посетовал, что писатели разобщены, разбиты на группы и всё ещё находятся под властью индивидуалистических настроений. Увлечённые личными творческими планами, они мало внимания обращают на общественные цели и задачи. Всё это, по его мнению, будет серьёзным препятствием на пути объединения.
Как мы видим, Сталин и Горький, работая в одном направлении, по-разному понимали задачи и цели нового писательского союза. Характерно, что на вопросы писателей отвечали Сталин и Мехлис, а не Горький. Когда Л. Сейфуллина спросила, не будет ли новая организация командовать так, что писатель из творца превратится в исполнителя партийной воли, Сталин ответил: "Мы организовываем вас не для того, чтобы вами командовать, а чтобы вы сами собой командовали сами себя контролировали, сами себе намечали пути и ответственно выполняли"
На этом собрании Горький был хмур и встревожен. Ему не понравилось предложение Мехлиса провести "чистку" в рядах писателей, чтобы освободить их от "враждебных элементов". Алексей Максимович тут же возразил, что писателям нужно предоставить право самим принимать людей в члены союза, самим воспитывать и самим же увольнять. Горький "сидел за столом сильно возбуждённый, приподнятый, волнующийся, но всё время сдерживающий себя. Напротив него - Николай Иванович Бухарин, Фёдор Гладков, Васильев, Владимир Бахметьев, Безыменский. Подошёл Сталин Налили вино, чокались Сталин, обратившись с бокалом к Н.И. Бухарину, смотря на него каким-то жёстким взглядом, сказал: "Ну, а скоро ты нас предашь?"
После такого собрания у Горького вряд ли могло возникнуть желание возглавить Союз писателей. Тем более что в правление намечалось выбрать не "крепкое ядро квалифицированных писателей", как он предлагал, а партийных чиновников. Уговаривая Сталина отложить съезд, Горький писал ему: "С радостью увидел в "Правде" статью Л. Каменева. Если бы съезд отложить - докладчиком по основному вопросу, может быть, назначили бы его. Я для этой роли не гожусь - "беспартийный" и косноязычен, да и к тому же - всех писателей обидел, и они на меня сердятся".
Сталин на это согласиться не мог: в 1932 г. Л. Каменев, вторично исключённый из партии, был по настоянию Горького назначен директором издательства "Асаdемiа", но доверия у вождя не вызывал. Горький же упрямо требовал, чтобы доклады на съезде были поручены членам оппозиции Н.И. Бухарину и К.Б. Радеку. Сохранилось свидетельство И.М. Гронского: "Горький изнасиловал Сталина и ЦК и добился назначения докладчиками на первый съезд писателей Бухарина и Радека". Он приводит слова Сталина: "Горький пристал, я ему уступил". Можно предположить, что уступка была сделана в ответ на уступку: Горький согласился сделать главный доклад на съезде. Тем не менее 2 августа 1934 г. он снова писал Сталину: "я убедительно прошу освободить меня от Председательства в Союзе по причине слабости здоровья и крайней загруженности литературной работой".
Из этого письма видно, что истинной причиной отказа было нежелание работать с людьми, проводящими "линию" Юдина и Мехлиса.
Итак, Горький, едва ли не единственный, пытался протестовать против партийного диктата в литературе. В процессе подготовки и проведения съезда всё чаще проявлялись разногласия Горького с партийной писательской верхушкой, выполнявшей волю Сталина. Нет сомнения, что его позиция была сложной и неоднозначной. Это выразилось не только в назначении докладчиков на съезд: доклад о детской литературе делал С. Маршак, которому помогал Горький. Можно предположить, что, поручив Бухарину доклад "Поэзия, поэтика и задачи поэтического творчества в СССР", Горький тоже давал ему советы в той части, которая касалась оценки творчества Маяковского. Он не разделял лефовских принципов и рефовских деклараций, не поддерживал идею "социального заказа" и даже после смерти поэта испытывал к нему двойственные чувства. Горький писал: "Вообще в искренность революционности Маяковского я - не верил, не верю". Но, признавая его талантливым поэтом-новатором, в 1934 г. посоветовал Ю. amp;#8239;Шмидту и Н. Накорякову включить Маяковского в словарь литературного языка в числе поэтов "весьма чутких к затейливой игре слова и словотворцев".
Доклад Бухарина на Первом съезде советских писателей должен был определить приоритеты в развитии советской поэзии и наметить задачи её развития. Сопоставляя творчество Маяковского и Пастернака, Бухарин отдал предпочтение последнему. Он заметил, что Маяковский, как и Демьян Бедный, уже не может удовлетворить потребности времени, ибо "агитка стала слишком элементарной", а "сейчас требуется больше многообразия, больше обобщения, что вырастает потребность монументальной поэтической живописи, что раскрыты все родники лирики и что даже само понятие "актуальность" становится уже иным".
Эта оценка, игнорируя интимную сторону творчества Маяковского и даже её монументальность, фактически нацеливала советскую литературу на развитие "новой поэзии" - чистой лирики без оттенка гражданственности. Однако партийность литературы уже на Первом съезде должна была, по мысли Сталина, провозглашаться как один из главных принципов искусства социалистического реализма. Поэтому доклад Бухарина был крайне негативно воспринят "наверху". Критикуя его, А.И. Стецкий заявил: "Наша линия - это линия социалистического реализма".
Столь же негативно оценили руководители доклад К. Радека, который, говоря о зарубежной литературе, уделил главное внимание признанным классикам и обошёл молчанием творчество молодых революционных писателей Запада. С Радеком на съезде полемизировал Анри Мальро, не согласный с его оценкой творчества Джойса, и немецкий писатель-антифашист Ф. Вольф, возмущённый тем, что Радек обошёл молчанием творчество таких писателей, как И. Бехер, В. Бредель, Б. Брехт, и многих других.
В заключительной речи на Первом съезде писателей Горький фактически согласился с общей оценкой творчества Маяковского, данной Бухариным: крупнейший поэт, который прорвался к пролетарской революции из кругов полумещанской литературной богемы и через футуристические бунты против всех заповедей и канонов, сухих заветов прошлого. Более того, Горький даже углубил критику, заметив: "Говоря о поэзии Маяковского, Н.И. Бухарин не отметил вредного - на мой взгляд - "гиперболизма", свойственного этому весьма влиятельному и оригинальному поэту". Оценка "влиятельный и оригинальный" фактически подвергала сомнению сталинскую (со слов Л. Брик) - "лучший и талантливейший поэт эпохи".
Иными словами, борясь за чистоту и ясность русского языка, за традиции реалистической литературы, Горький предостерегал от увлечения словесными изысками, хотя и признавал их правомерность. Подводя итоги съезда, он ориентировал писателей на борьбу за высокое качество прозы и поэзии, неустанное совершенствование и непрерывную заботу об искусстве книги.
Что касается перспектив развития, об этом были сказаны лишь общие слова: некоторые "колеблющиеся" писатели признали "большевизм единственной боевой руководящей идеей в творчестве и живописи словом"; культуры братских республик должны стать национальными по форме и социалистическими по существу; "понятие "беспартийный литератор" останется только формальным понятием, внутренне же каждый из нас почувствует себя действительным членом ленинской партии". Как мы видим, термин "социалистический реализм" Горький не употребил, хотя общий тон горьковской речи не шёл вразрез с линией партии.
Можно лишь представить себе, какая ожесточённая борьба шла за кулисами Первого съезда, когда решался состав правления Союза писателей. В него вошли рекомендованные Горьким Л. Каменев, Вс. Иванов, И. Луппол, Н. Тихонов, Р. Эйдеман, которые должны были проводить горьковскую линию. Как известно, трое из них после смерти писателя были арестованы и расстреляны.
7 ноября 1934 г. Горький писал Сталину: "я с первых шагов работы в литературе привык считать и чувствовать всю её целиком - моим личным делом. Именно поэтому как для издателей, так и для многих литераторов я был - и остаюсь - фигурой весьма одиозной. Говоря это, я не жалуюсь и не хвастаюсь, а только объясняю моё право вмешиваться в дело строительства советской литературы. Съезд литераторов, даже при крайне плохой его организации, показал её значение в Союзе и Европе и показал, какие высокие, строгие требования предъявляет к литераторам пролетариат Союза, как жадно он хочет иметь книгу".
