Поскольку эти две ветви человечества стали настолько психологически несовместимы друг с другом, что исключалась всякая возможность браков между ними и – соответственно – появления потомства, то для чудотворцев в лохмотьях выделили особую нишу в классификации живых существ и учредили название «гомо прим». Что означало, что они ничуть не лучше других людей, хотя и нисколько не намекало на то, что они хуже. Они были просто совсем другими существами, и притом довольно опасными.

«Что побуждало их вести себя именно так, а не иначе? – задумался Хебстер, отъехав чуть назад в своем кресле и осматривая дыру, образовавшуюся в полу после удаления из нее контактной пружины аварийной сигнализации. – Тесей изъял ее – но КАК? Одним лишь усилием мысли? С помощью телекинеза? Интересно, он разрушил пружину на молекулярном уровне или переместил ее в какое-то иное место? Куда? В космос? В гиперпространство? В другое время? – Хебстер сокрушенно покачал головой и, ухватившись пальцами за столешницу, подтянул себя к идеально гладкой и отвлекающей от всяких нездоровых мыслей поверхности письменного стола.

– Мистер Хебстер? – раздалось вдруг из динамика интеркома, и он от неожиданности даже слегка подскочил. – Это Маргритт из широкопрофильной лаборатории 23-Б. Только что прибыли ваши перваки. Обычная проверка?

Под обычной проверкой подразумевалось выколачивание из перваков самых разнообразных технических знаний в любой сфере, какая только может прийти в голову девяти специалистам широкого профиля, работавшим в этой лаборатории. Подобная проверка заключалась прежде всего в перекрестном допросе со скоростью, принятой в полицейских следственных органах, с целью вывести посетителей из равновесия, и удержании их в состоянии полного душевного смятения в надежде, что подобным образом из них удастся капля за каплей выдавить кое-какие научные или технические знания.

– Да, – ответил Хебстер. – Обычная проверка. Но сначала предоставьте возможность кому-нибудь из текстильщиков хорошенько потрусить их. А затем пусть он возьмет на себя руководство всем процессом проверки.

Маргритт ответил далеко не сразу.

– Единственный текстильщик в этой секции здания – Чарли Верус.

– Ну и что из этого? – несколько раздраженно осведомился Хебстер. – Для чего это понадобилось подчеркивать? Надеюсь, он вполне компетентен в своей области. Что говорят о нем кадровики?

– Кадровики говорят, что он специалист, знающий свое дело.

– Значит, вам нечего беспокоиться. Послушайте, Маргритт, по коридорам моего здания все еще рыщут двое из ОСК с налитыми кровью глазищами. У меня нет времени особенно раздумывать над вашими внутренними склоками. Подайте-ка сюда Веруса. Его, его самого.

Хебстер покачал головой и самодовольно хохотнул. Ох уж эти технари! Верус, по всей вероятности, шалопай, но большая умница.

В динамике интеркома снова раздался щелчок.

– Мистер Хебстер? Мистер Верус.

Голос выражал такую заедавшую Веруса скуку, что звучал даже как-то неестественно. Однако специалист, которому принадлежал этот голос, был определенно толковым. Компания «Хебстер секьюрити инкорпорэйтед» располагала первоклассным отделом кадров.

– Верус? Речь идет о перваках в вашей лаборатории. Я хочу, чтобы вы руководили процессом проверки. Один из них знает способ получения синтетического материала со всеми свойствами натурального шелка. Вот этим-то и займитесь в первую очередь и только после этого перейдите ко всему остальному, что у них там есть.

– Ох уж дались вам эти перваки, мистер Хебстер!

– Вот именно – перваки, мистер Верус. Извольте не забывать о том, что вы специалист в области текстильного производства. Так что поднапрягитесь как следует. Отчет об этом синтетическом материале должен лежать у меня на столе к завтрашнему утру. Если понадобится – работайте всю ночь напролет.

– Прежде чем мы приступим к проверке, мистер Хебстер, вас, возможно, заинтересует одна небольшая справочка. УЖЕ существует такой синтетический материал, который, например, ниспадает еще более изящными складками, чем шелк, или материалы…

– Я знаю об этом, – коротко ответил высший администратор компании. – Капрон, нейлон и все такое прочее. К сожалению, всем этим материалам свойственны определенные недостатки: низкая температура плавления, неприятный треск, обусловленный электростатическими наводками, необходимость использования для их обработки ядовитых красителей, плохая сопротивляемость химически активным веществам. Или я не прав?

Ответа он не услышал, однако каким-то шестым чувством уловил изумление, испытываемое сейчас его собеседником, и посему, не снижая напора, продолжал:

– Есть у нас также и протеиновые волокна. Они хорошо красятся, не мнутся, образуют красивые складки, имеют нарядный вид и обеспечивают надлежащие тепло– и влагообмен, однако, не обладают присущей синтетическим волокнам растяжимостью. Большой интерес представляет создание волокнистых материалов из синтетических протеинов: они могут так же хорошо собираться в складки, как шелк, при окрашивании их можно будет применять те химически активные красители, которыми мы пользуемся при окраске шелка и которые позволяют получить изумительную цветовую гамму, от которой падают в обморок покупательницы и которая заставляет их как следует раскошеливаться. Но и здесь существует множество всяких «но». А вот раз один из перваков брякнул что-то о синтетическом материале с фактурой шелка, я не думаю, что он настолько идиот, чтобы иметь в виду ацетатный шелк. Как и капрон, нейлон, дакрон, полиэстер и что-нибудь еще, чем мы уже располагаем и что широко используем.

– Вы прекрасно разбираетесь в тонкостях текстильного производства, мистер Хебстер.

– Еще бы. Я самым внимательнейшим образом слежу за всем, что хоть чуть-чуть пахнет огромными деньгами. А вам предлагаю получше разобраться с этими перваками. Несколько миллионов женщин, затаив дыхание, ждут-не дождутся раскрытия тех тайн, что спрятаны в неопрятных головах этих бродяг. Как по-вашему, Верус, тех специалистов, что я предоставляю в ваше распоряжение, и изложенных мною научных предпосылок достаточно для того, чтоб вы, набравшись духу, выполнили ту работу, за которую вам платят?

– Гм. Пожалуй, достаточно.

Хебстер прошел к встроенному в стену шкафу, надел шляпу и пальто. Ему нравилась работа в особо напряженной обстановке. Нравилось смотреть на то, как чуть ли не до потолка подпрыгивают его подчиненные, когда он на них рявкает. А вот сейчас он с особым удовольствием думал о возможности немного расслабиться.

Проходя мимо кресла, в котором сидел Ларри, он сделал кислую мину. Пожалуй, не стоит производить его дезинфекцию. Уж лучше сжечь и заменить новым.

– Я буду в университете, – сказал он, выходя в приемную, где сидела Рут. – Со мною вы сможете связаться, позвонив профессору Клейнбохеру. Но только в случае самой крайней необходимости. Его страшно раздражает, когда по пустякам отвлекают от работы.

Рут понимающе кивнула. Затем все-таки набралась смелости и робко произнесла:

– Знаете, что сказали эти два мужлана – Йост и Фунатти – из Особой Следственной Комиссии? Они сказали, что категорически запрещено кому-либо покидать это здание.

– Они опять за свое? – усмехнулся Хебстер. – Я понимаю их состояние. Они и раньше не раз впадали в точно такое же бешенство. Но воли рукам не давали, понимая, что им никак не удастся пришить мне что-нибудь по-настоящему серьезное. Вот и сейчас они, можно смело сказать, остались с носом. Здесь что-то не так… Так вот, Рут, скажите моим телохранителям, чтобы они отправлялись домой – за исключением того, который остается с перваками. Пусть он докладывает мне, как дела, каждые два часа, где бы я ни находился.

С этими словами он зашагал деловой походкой к выходу, ни на мгновенье не забывая при этом благожелательно улыбнуться каждому третьему служащему и каждой пятой машинистке в просторном офисе, куда выходили двери приемной. Персональный лифт и отдельный выход были как нельзя более кстати в критических ситуациях, в которые то и дело приходилось вляпываться, хотя обычно Хебстеру нравилось смаковать свои достижения в открытую, в присутствии как можно большего количества зрителей.