Некоторые сомневались из-за полу-евангелистского тона рекламы, другие — из-за отсутствия пиетета, а точнее — ссылки на Капеллу. Было ли это предложением, которое Земля могла принять? Были ли они все еще свободны? Затем в поле зрения появились первые человеческие суда, подхватившие инициативу «Сераф Кайсы». А после этого их было уже не остановить. Они прилетали из швейцарских клиник и частных санаториев, стремясь стать замороженными. Представители наций и организаций, раньше сохранявших нейтралитет, теперь присоединились к этой толпе, болтая о дружеских отношениях и взаимной выгоде. Они считали, что их лидеры могут узнать от фрасков двойную тайну: социального контроля и личного бессмертия — ценное содействие для мирного и эффективного управления.

Зачем одним надо управлять другими, остается для меня загадкой. Мне это кажется утомительной и неблагодарной задачей. Достаточно сложно уже присматривать за неодушевленными предметами. Могу только предположить, что человеческими существами, рождающимися голыми, мягкими и привязанными к сиюминутной окружающей среде, ограниченной и требующей выносливости, движет некое стремление к самовозвеличивающей мести.

Фраски, однако, не столь уж хрупки. Только Богу известно, чем они живут и почему решили, что им все это сойдет с рук. Это данные, погребенные столь глубоко, что даже я не смогла до них докопаться.

Как бы там ни было, на Изобилии все шло успешно. И тут в один прекрасный день заговорила Капелла. Фраски были объявлены РАСОЙ НОН-ГРАТА. Вести какие-либо дела с ними запрещалось. Их лучшие представители были отстранены и внезапно, без объяснений, заменены новыми, которые, постоянно улыбаясь, делали противоречивые заявления и время от времени к чему-нибудь призывали. Напряжение проступало сквозь их загар. Некоторые из них были явно уже заморожены. Они призывали к лояльности по отношению к великодушным и нетребовательным фраскам и отрицали авторитет Капеллы.

Архивы того времени фрагментарны и запутанны. Судя по всему, на станции царило смятение. Было много общего треска, в эфире создавались необычные возмущения. Странные резкие, словно издаваемые циркулярной пилой, звуки вгрызались в пустоту на многие сотни километров вокруг, Служащие с Земли, все еще пользовавшиеся свободой передвижения, сбежали, само собой, прихватив все, на что могли наложить лапу. Огромные причалы для судов опустели. Агенты и послы покинули станцию на шаттле, лихорадочно заметая следы, Крионные системы чуть не разрушили, когда своды стала осаждать публика, требуя назад родителей и президентов.

Наконец, в разгар хаоса, с большими церемониями, демонстрируя свое техническое превосходство, прибыл капеллийский системный корабль, чтобы потребовать немедленного отбытия фрасков. Те отказались. Капеллийцы склонили свои огромные головы в знак скорби и истребили фрасков.

Истребление было коротким и страшным. Фраски, казавшиеся такими сухими и неуязвимыми, корчились и сгорали от малейшего жеста капеллийцев. Доки для звездолетов на Изобилии превратились в ад. И сегодня там везде можно увидеть обугленные следы. Эладельди прочесывали туннели, поджигая все, что двигалось. В воздухе постоянно пахло гарью.

Были созданы специальные истребители, и люди подрядились пилотировать их, чтобы уничтожить остатки расы. Фраски не ушли далеко от своего улья — это было не в их правилах. Тем не менее, им удалось собрать флот и дать два последних боя, предпочитая поражению полное уничтожение.

Их желание осуществилось.

Теперь, объявил капеллийский представитель одновременно по всем каналам и сетям системы, можно раскрыть коварный замысел фрасков. Восстания в Африке были только репетицией. Фраски замышляли разжечь гражданскую войну в системе, натравив один мир на другой. Из своей орбитальной крепости, превращенной в улей, они собирались делать вылазки против всех, кто остался в живых, и съесть их живьем. Такова была ужасная, кровожадная стратегия, с помощью которой они установили контроль над своей родной системой. Капеллийцы, будучи, как всегда, снисходительными, доверяли им в нашей системе до тех пор, пока не стало явно, что фраски собираются проделать все тот же жуткий номер.

Только отвага человеческой расы, заявил представитель, победила сегодня. И в награду освобожденная оболочка Изобилия, крупнейшей из орбитальных станций, была передана Земле. Капелла просто согласилась, и то по ходатайству, обеспечить комитет управления. Как после выяснилось, они уже некоторое время готовили такой комитет.

В новом Совете было семь членов. Все они были людьми: среди них не было даже ни одного эладельди. Это был знак доверия или, как бурчали вездесущие циники, презрения.

Станцию назвали Изобилием. Она должна была стать сочетанием налогового рая, станции обслуживания и пристанища для пограничного бизнеса. И если вскоре обнаружилось, что границы бизнеса весьма сомнительны, а услуги предоставлялись из-под полы, что не совсем соответствовало первоначальному плану, то чего еще можно ожидать от предприятия, предоставленного самому себе и лишенного надзора Капеллы.

Морозильники снова на Изобилии снова заполнились, и коммерческий сектор этого муравейника снова стал процветать, хотя под многочисленными крышами, построенными в виде огромных бронированных плит, многие другие участки тонули во тьме, и единственным светом в них было мертвенно-зеленоватое мерцание фосфоресцирующих растений, покрывавших стены.

Вскоре наиболее доходным занятием возрожденной станции стала стоянка для внеземных авантюристов. Группы туристов, сторонников выживания и экстремистских парамилитаристов на службе за хорошую плату и без всякой ответственности выпускались в ее зловещие и неверные коридоры. А внизу звездолетные доки — огромный шельф, простирающийся в оба конца под куполообразной надстройкой, стали привлекать суда, предпочитающие не посещать более освещенные и более респектабельные причалы.

А теперь представьте себе Изобилие, когда туда прибыла «Элис Лиддел», везя двух артистов кабаре. Это был гигантский парализованный космический обитатель под маской ложного возрождения. Модификация его была частичной, в некоторых местах — так просто безуспешной. В тенях прятались странные существа и устройства. Кто знал, какие процессы дремали там, какие ловушки, какие таинственные и свирепые рефлексы могли сработать при проникновении в проходы и ячейки, отгороженные их строителями? Фраски не оставили ни руководств, ни планов, которые можно было прочесть. Все, что угодно могло произойти прямо за следующим поворотом.

А Изобилие сплошь состоит из поворотов. Там нет ни одного прямого угла. Овальная по плану, вся станция создана из слоистой субстанции, больше всего напоминающей рог. Рябая гладь всех ее поверхностей усиливает впечатление, что Изобилие — это нечто органическое, нечто такое, что было рождено, а не построено.

— Оно похоже на гигантскую черепаху, — сказал Марко Метц. — Как ты думаешь? На большой уродливый черепаший панцирь.

Табиту тоже поразило это сходство, но она не ответила. Она не собиралась признавать за ним ни этого, ни чего-либо еще. Если Изобилие было гигантской спящей космической черепахой, она в любой момент могла вытянуть свою гигантскую голову и проглотить саму Табиту, Элис и все остальное. Табита не хотела быть здесь. Она намеревалась быстренько отделаться от Марко и его маленького пситтакозного[4] дружка. В глубине ее сознания все ныл пугающий голос. Ошибка, Табита, ошибка, ошибка, ошибка. Она игнорировала этот голос, потому что ей должны были заплатить. ВЕРОЯТНОСТЬ АВАРИИ — 50%, сказал голос. Она не обращала на него внимания, поскольку ей надо было ввести корабль в черный рот панциря и прямо в глотку. Если раньше она притворялась занятой, то теперь она была занята по-настоящему.

Вокруг нее открывались огромные скругленные губы станции. Между ними рябил и раздвигался силовой занавес.

Как лист, затянутый в темную канаву, «Элис Лиддел» выплыла из пустоты и вошла в мир теней. На полу пещеры были установлены громадные батареи прожекторов, но они почти не рассеивали тьму. Быстро затормозив, Табита летела над слабо освещенным индустриальным пейзажем, черным, как воды Стикса и мрачным, как пол какой-нибудь мастерской в аду. По серпантину вспомогательных линий сновали туда-сюда похожие на насекомых сервисные машины, а грязные роботы и живые механики выползали из полуразобранных кораблей.