Н. Оцуп (Ф. И. Тютчев / Числа. Париж, 1930. № 1. С. 150–161) полагал, что «многое» «от лучшего, глубочайшего Тютчева» содержит в себе стих. «На новый 1855 год»; по мнению критика, политические стихи поэта написаны в большинстве своем не «без доли ложного пафоса», носят «приподнятый и какой-то не по-тютчевски безапелляционный тон». «Все, однако, меняется<…>, когда Тютчев прикасается не к поверхности события, а к стихии, скрытой за ним. Перечитайте хотя бы стихотворение «На новый 1855 год». <…> Слова и намеки напряжены, тревожны. Атмосфера, внушаемая Тютчевым, такая, как если бы он писал о каком-либо грозном явлении природы. Заботы о преходящем, расчеты политика и дипломата уступили место «инстинкту пророчески глухому». Тютчев обмолвился в этих стихах даже прямым предсказанием (тогда же сбывшимся) о смерти Николая I и военном разгроме России. Уж одних этих строчек довольно для реабилитации политических стихов поэта, уступающих другим его стихам, но неотъемлемых от его творчества».

Попытка расшифровать «неясные «роковые» слова, звучащие в ответ на вопрос: «Но для кого?..» последней строфы стихотворения, была сделана в книге А. Лежнева «Два поэта. Гейне. Тютчев» (М., 1934). Несмотря на «библейский язык предсказаний» произведения Тютчева, критик задает риторические вопросы: «Что это? предсказание революции? предчувствие гибели старого порядка вещей, гражданской войны, несущей месть и воздаяние? Не отсюда ли этот язык, напоминающий язык «Кар» Гюго и «Ямбов» Барбье, эта пламенная и величавая риторика трибуна?» Отмечен провидческий характер предсказаний поэта: «Россия проиграла войну и утратила руководящую роль в европейской политике, а Николай I пал, «пораженный Провидением»… Военная неудача и дипломатическое поражение России оценивается Лежневым как «чересчур мизерно [е] даже в глазах Тютчева-дипломата». «Апокалиптические формы» предчувствия поэта истолковываются как ожидание революции. «И если не социальный катаклизм, не революция, то к чему бы этот язык трибуна? Это увлечение и эти угрозы? Этот обращенный к обширной аудитории пафос? Страх перед грозным будущим здесь прикрывает тайную симпатию к году-мстителю» (с. 31–33). Критик как бы забывает факт неприятия Тютчевым революции (см. его работу «Россия и революция», 1849) и преуменьшает масштабы последствий Крымской войны 1853–1856 гг. «После 1856 г. Россия оказывала на европейские дела меньше влияния, чем в любой период по окончании Великой северной войны в 1721 году, и так и не добилась того преобладания, каким она пользовалась до 1854 г.» — наблюдение современного английского историка Алана Тэйлора (Цит. по: Кожинов. С. 323).

Поражение русской армии тяжело переживалось поэтом. В дневнике А. Ф. Тютчевой сохранилось свидетельство «подавляющего и ошеломляющего впечатления севастопольской катастрофы» (слова Тютчева. Письмо к жене от 9 сентября 1855 г. Цит. по: Изд. 1984. Т. 2. С. 235): «…Мой отец только что приехал из деревни, ничего еще не подозревая о падении Севастополя. Зная его страстные патриотические чувства, я очень опасалась первого взрыва его горя, и для меня было большим облегчением увидеть его не раздраженным; из его глаз только тихо катились крупные слезы…» (При дворе-1. С. 49). 17 сентября 1855 г. Тютчев писал о возможном возвращении России «на верный путь» — ценою «долгих и весьма жестоких испытаний» (Изд. 1984. Т. 2. С. 239) (А. М.).

Автограф — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 32. Л. 4.

Списки — вместе с автографом находится текст стихотворения, исполненный, видимо, Е. Ф. Тютчевой, с указанием авторства и датой: «СПб. Март 1855» (РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 32. Л. 5); Эрн. Ф. Тютчевой или И. С. Аксакова (РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 56. Л. 67); неустановленного лица (РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 53. Л. 4); в списке Тетради текст датирован «1 марта 1855. СПбург». Австрийский эрцгерцог Вильгельм прибыл в Петербург 27 февраля 1855 г.

Первая публикация — Изд. 1868. С. 169, с тем же заголовком и датой: «1855». Перепечатано в Изд. СПб., 1886. С. 209. В Изд. 1900. С. 212, заголовок «На приезд австрийского эрцгерцога на похороны Императора Николая».

Печатается по Изд. 1868 с исправлением слова «Безумству» во 2-й строке на «Бесстыдству». См. «Другие редакции и варианты». С. 286^*.

Датируется 1 марта 1855 г. по списку Тетради.

Перед текстом автографа помета на фр. яз.: «А S[a] M. <ajesté> Apostolique» («Его Апостольскому величеству» — титул австрийского императора). Три строфы четко разделены между собой. В рукописи автор широко использует тире (после 1, 2, 4 и 11 стихов) и многоточия (после 8, 9 и 12 стихов).

А. А. Николаев отмечал: «21 марта 1868 г. Цензор И. Росковшенко писал начальнику Главного управления по делам печати М. Н. Похвисневу, что в Сборнике 1868 г. находится стихотворение, которое «заключает брань, обращенную и к Австрийскому эрцгерцогу и к царствующей династии Габсбургов… Неуместна была бы задержка нами этих стихов, на это нет у нас закона; но во всяком случае, я считаю нужным предупредить об этих стихах Ваше превосходительство, — было бы жаль, если б австрийский посланник предъявил жалобу на почтенного автора этих горячих стихов» (Цит. по: «Щукинский сборник». М., 1910. Вып. 9. С. 206–207). Похвиснев предупредил Тютчева о возможных неприятностях, но Тютчев «только рассердился и объявил, что ему дела нет, пускай захватывают все издание, и что он об нем знать ничего не хочет…» (см.: письмо М. Ф. Бирилевой И. Ф. Тютчеву от 1 апр. 1868 г. // Мураново). Стихотворение не было изъято из Изд. 1868. (См.: Изд. 1987. С. 400.)

«Стихотворение, — считал К. В. Пигарев, — отражает возмущение русских придворных и официальных кругов политикой Австрии во время Крымской войны, в частности, отказом соблюдать нейтралитет» (Лирика II. С. 367). Политика России в отношении Австрии оказалась несостоятельной. Николай I поддерживал юного австрийского монарха: вооруженная интервенция России в 1849 г. во время венгерского восстания спасла Австрию от неминуемого распада, дипломатическое вмешательство Николая I в германские дела в 1850 г. дало преимущество Австрии над Пруссией во всех делах Германского союза. Не случайно Р. Ф. Брандт использовал разные варианты второго стиха для комментария, говоря о «безумстве» русских австрофилов и о «бесстыдстве» австрийского правительства, «спасенного в 1849 г. Николаем Павловичем от венгерских повстанцев, но не пославшего ему помощи в Крымскую войну, чем содействовало его поражению и смерти, о коей потом будто бы соболезновало» (Материалы. С. 56–57).

По этому поводу В. С. Аксакова записала в дневнике 8 марта 1855 г.: «Австрийцы, кажется, не успели в своей подлости. Государь Александр принял сухо принца Вильгельма, а сегодня нам сообщил Юрий Оболенский стихи Тютчева, и Ивану — Елагина; стихи сильные, и видно, что искренние (это, вероятно, общее впечатление) и, конечно, дойдут до государя тем более, что дочь Тютчева любима новой государыней» (Дневник Веры Сергеевны Аксаковой. 1854–1855. С.-Петербург. 1913. С. 81).

А. Ф. Тютчева описывает приезд эрцгерцога: «После обедни весь двор собрался в красной гостиной, прилегающей к зале, где стоял гроб. В эту минуту вдруг объявили, что приехал эрцгерцог Вильгельм Австрийский. При этом известии лицо государя изменилось, на нем появилось выражение сухое и надменное, странным образом противоречащее его обычному выражению мягкому и приветливому. Он сказал Шувалову: «Где он, просите его сюда». Он не делал ни шага к нему навстречу и прием его был как нельзя более холоден. Это никого не удивило. Все хорошо понимали, что происходило в душе молодого императора при приеме людей, содействовавших тому, что разбилось сердце покойного императора» (При дворе-1. С. 197).