"Затею этого рассказа…" Определить мы можем так: То грязный русский наш кабак Придвинут к высотам Кавказа. Святые горы* Тихо, мягко, над Украйной Обаятельною тайной Ночь июльская лежит — Небо так ушло глубоко, Звезды светят так высоко, И Донец во тьме блестит. Сладкий час успокоенья! Звон, литии, псалмопенья Святогорские молчат — Под обительской стеною, Озаренные луною, Богомольцы мирно спят. И громадою отвесной, В белизне своей чудесной, Над Донцом утес стоит, К небу крест свой возвышая… И, как стража вековая, Богомольцев сторожит. Говорят, в его утробе, Затворившись, как во гробе, Чудный инок обитал, Много лет в искусе строгом Сколько слез он перед Богом, Сколько веры расточал!.. Оттого ночной порою Силой и поднесь живою Над Донцом утес стоит — И молитв его святыней, Благодатной и доныне, Спящий мир животворит. "Ужасный сон отяготел над нами…" Ужасный сон отяготел над нами *, Ужасный, безобразный сон: В крови до пят, мы бьемся с мертвецами, Воскресшими для новых похорон. Осьмой уж месяц длятся эти битвы, Геройский пыл, предательство и ложь, Притон разбойничий в дому молитвы, В одной руке распятие и нож. И целый мир, как опьяненный ложью, Все виды зла, все ухищренья зла!.. Нет, никогда так дерзко правду Божью Людская кривда к бою не звала!.. И этот клич сочувствия слепого, Всемирный клич к неистовой борьбе, Разврат умов и искаженье слова — Все поднялось и все грозит тебе, О край родной! — такого ополченья Мир не видал с первоначальных дней… Велико, знать, о Русь, твое значенье! Мужайся, стой, крепись и одолей! Его светлости князю А. А. Суворову* Гуманный внук воинственного деда, Простите нам — наш симпатичный князь, Что русского честим мы людоеда, Мы, русские — Европы не спросясь… Как извинить пред вами эту смелость? Как оправдать сочувствие к тому, Кто отстоял и спас России целость, Всем жертвуя призванью своему — Кто всю ответственность, весь труд и бремя Взял на себя в отчаянной борьбе — И бедное, замученное племя, Воздвигнув к жизни, вынес на себе?.. Кто избранный для всех крамол мишенью, Стал и стоит, спокоен, невредим — На зло врагам, их лжи и озлобленью, На зло, увы, и пошлостям родным. Так будь и нам позорною уликой Письмо к нему от нас, его друзей — Но нам сдается, князь, ваш дед великий Его скрепил бы подписью своей. "Как летней иногда порою…"
Вдруг птичка в комнату влетит, И жизнь и свет внесет с собою, Все огласит и озарит; Весь мир, цветущий мир природы, В наш угол вносит за собой — Зеленый лес, живые воды И отблеск неба голубой, — Так мимолетной и воздушной Явилась гостьей к нам она, В наш мир и чопорный и душный, И пробудила всех от сна. Ее присутствием согрета, Жизнь встрепенулася живей, И даже питерское лето Чуть не оттаяло при ней. При ней и старость молодела, И опыт стал учеником, Она вертела, как хотела *, Дипломатическим клубком. И самый дом наш будто ожил, Ее жилицею избрав, И нас уж менее тревожил Неугомонный телеграф. Но кратки все очарованья, Им не дано у нас гостить, И вот сошлись мы для прощанья, — Но долго, долго не забыть Нежданно-милых впечатлений, Те ямки розовых ланит, Ту негу стройную движений И стан, оправленный в магнит, Радушный смех и звучный голос, Полулукавый свет очей, И этот длинный тонкий волос, Едва доступный пальцам фей. Н. И. Кролю* Сентябрь холодный бушевал, С деревьев ржавый лист валился, День потухающий дымился, Сходила ночь, туман вставал. И все для сердца и для глаз Так было холодно-бесцветно, Так было грустно-безответно, — Но чья-то песнь вдруг раздалась… И вот, каким-то обаяньем, Туман, свернувшись, улетел, Небесный свод поголубел И вновь подернулся сияньем — И все опять зазеленело, Все обратилося к весне… И эта греза снилась мне, Пока мне птичка ваша пела. |
