Вот это да… не ожидал… И так приятно в горле от волнения защекотало. Стал я раскланиваться во все стороны. Красиво раскланиваюсь, как настоящий артист. Только смотрю, на меня никто и внимания не обращает. А над стадионом настоящая буря аплодисментов. Что таке? Поворачиваюсь и… глазам своим не верю. На стадион в сопровождении дежурных входит… ну, конечно, он, Поль Робсон, с женой своей Элеонорой. Наш Поль Робсон.

— Дорогому Полю Робсону ура! — закричал я в микрофон, и эхо замерло где-то у Аю-Дага.

Поль Робсон, высокий богатырь, медленно шагает, руки к сердцу прикладывает, всем улыбается.

— Дорогие друзья! — сказал я в микрофон. — Мы рады приветствовать нашего дорогого гостя — Поля Робсона с супругой. Знаменитому певцу и борцу за мир мы говорим: «Добро пожаловать!»

Тут я сделал паузу.

— Хочу вам напомнить, что Поль Робсон, в прошлом отличный боксёр, футболист, замечательно играл в баскетбол. Поступило предложение избрать наших дорогих гостей в почётные судьи.

Снова над стадионом гром аплодисментов.

Соревнования продолжались.

И вот с этой-то минуты начались мои «заикания». Репортаж не клеился. Да и какой уж тут репортаж, когда мой дружок, рыжий Мишка Никитин, сидит рядом с Полем Робсоном и о чём-то беседует с ним! А я торчи у этого проклятого микрофона. И возненавидел же я его в эту минуту! Испортился бы он, что ли. Но микрофон, как назло, работал отлично. Когда нужно, он не ломается.

Между тем определились и остальные победители. Я объявил их имена. Поль Робсон вручил им алые майки чемпионов, медали. И, конечно, лавровые венки. И всем победителям крепко руки пожимает. Если бы вы знали, как я им завидовал!

Мне ничего не оставалось делать, как закончить репортаж.

— Поздравляем победителей! Желаем им новых побед!

Я постучал по микрофону и добавил:

— Репортаж вёл Николай Корабельников.

Вдруг… что это? Поль Робсон встаёт и направляется прямо ко мне. Не может быть!.. Сердце у меня стало стучать где-то в правом боку: тик-так, тик-так, тик-тик-тик…

Поль Робсон подошёл ко мне и крепко обнял.

— Коля-Николай? — громко сказал он, и по всему стадиону разнеслось моё имя. Микрофон-то я еще не выключил.

— Молодец, Коля-Николай, молодец, — добавил он, смягчая твёрдое «д».

А я стою как вкопанный. Поль Робсон попросил разрешения сказать несколько слов в микрофон, а я молчу, будто воды в рот набрал. Потом опомнился, схватил микрофон:

— Конечно! Пожалуйста! Хоть час говорите!

Робсон засмеялся, погладил меня по голове. Раскатистый бас зазвучал над стадионом:

— Мои дорогие маленькие советские друзья. Я и моя супруга счастливы быть рядом с вами, где столько солнца, столько цветов. Цветы я вижу на трибунах. Это — счастливые дети счастливой страны! Моё сердце — с вами. Большое спасибо за тёплую встречу. Сегодня я хочу петь. Как у вас говорят по-русски — от всей души.

Кто-то выкатил рояль на поле. Принесли ноты. Я, конечно, свой микрофон туда же поставил. Стою рядом с Полем Робсоном, не шелохнусь. Не помешать бы.

И вот над горами, над морем зазвучала грустная песня о негре-водоносе. Лицо Робсона как-то вмиг постарело, отчётливее стали видны морщинки. А потом лицо Поля осветила добрая улыбка — он запел колыбельную песню.

Затем он подошёл к микрофону:

— А сейчас, дорогие ребята, давайте споём вместе. Ну-ка!

И он запел: «Широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек…»

Весь стадион дружно подхватил. Песня, вдохновенная и гордая, взлетела могучей волной и поплыла над Артеком. И покрывая сотни звонких голосов, звучал могучий бархатный бас:

Кто бы мог подумать, что мой репортаж закончится так удачно! Впрочем, это не моя заслуга.

Уже две недели, не переставая, шёл дождь. Дороги небольшого шахтёрского посёлка Соморростро превратились в жидкое месиво. Старики, такие же древние, как их прокуренные трубки, ворчали:

— Проклятое место, — Соморростро! Полгода здесь льют дожди. В остальное время — град и снег.

Многие из них добавляли:

— Погода, как рудник, высасывает последние силы.

В ветхом домишке Ибаррури было темно. По крыше и по окнам барабанили крупные, как свинцовые дробины, капли дождя. Амая не спала. Рядом с ней лежала маленькая тряпичная кукла. Амая только что убаюкала её. Куклу сшила для неё мама из старого чулка и разноцветных лоскутков.

По вечерам, когда мать оставалась дома, Амая слушала её песни о сказочной стране, где много солнца. Под ласковый голос матери девочка быстро засыпала, и ей снились удивительные игрушки из страны чудес. Но такие вечера выдавались не часто. Мать постоянно бывала занята. Вот и сегодня её нет дома. Она ушла на собрание к шахтёрам. Рядом на кровати лежит Рубен, старший брат. Амая любит брата. Он умеет лепить из глины маленьких человечков. И очень хорошо поёт.

— Почему ты не спишь, Амая? — строго спрашивает Рубен. — Спи сейчас же!

Амая крепко прижимает к себе куклу и закрывает глаза.

Она не слышит, как ночью приходят мать и отец. Амая сладко спит. Зато Рубен слышит их негромкий разговор.

— Наверно, уже давно спят? — шёпотом говорит отец, снимая промокшую до нитки куртку.

— Спят, — тихо отвечает Долорес, поправляя одеяло на дочери.

— Без ужина легли… — в голосе отца слышится грусть.

Долорес на это не отвечает. Да и что говорить! В доме ещё с утра не осталось ни одной крошки хлеба. Сухари кончились. Правда, есть ещё несколько луковиц…

— Сколько ещё продержимся?

— Дня три, не больше.

— У многих шахтёров болеют дети. На них жалко смотреть. Нет хлеба. Кончились последние песеты. А частники сегодня отказались давать хлеб в кредит… — тихо говорит Долорес.

Рубен встал рано. На цыпочках подкрался к двери и шмыгнул на улицу. Над посёлком висели тучи. Моросил мелкий назойливый дождик. Казалось, что за ночь он выбился из сил и сейчас отдыхает перед новым ливнем. Рубен поёжился от холода. Аккуратно заштопанная куртка плохо греет…

— Тебя ищет мать! Беги, она у рабочего дома. У Долорес было взволнованное, озабоченное лицо:

— Полиция окружает наш дом. Нужно предупредить его…

Рубен бросился к дому. Ухватился за подоконник и прыгнул в комнату.

— Бегите! Полиция! — крикнул Рубен. Незнакомец выпрыгнул из окна.

Минут через десять полиция окружила дом…

Вскоре семья Долорес Ибаррури переехала в столицу Испании — Мадрид. В Мадриде Долорес арестовали. Впервые Рубен разлучился с матерью. Он любил её, такую добрую и гордую. И вот её отняли у пего. Рубен бродил по шумным улицам, исхудавший и молчаливый. Часами просиживал на каменной скамье у тюрьмы, с тоской смотрел на железные решётки.

Но вот Долорес освободили. Такая же жизнерадостная, бодрая, как и всегда, она вернулась домой.

— Мама… — бросились к ней дети.

— Я теперь всегда буду с тобой… Что бы ни случилось! — тихо, но твёрдо говорит Рубен.

Долорес улыбается.

— Хорошо, сынок… Кстати, ты не познакомился еще с мадридскими пионерами? Славные ребята!

Они живут в рабочем квартале Куатро Каминос. Обязательно свяжись с ними.

На другой день Рубен и Амая вместе с другими пионерами стояли возле типографии на улице Галилея, 14. Здесь печаталась рабочая газета «Мундо обреро». Каждый пионер получил по увесистой пачке газет.

— «Мундо обреро»! Покупайте газету революции.

— «Мундо обреро»! Покупайте, покупайте, покупайте! — звонко выкрикивал Рубен.

Пачка таяла на глазах. Рабочие на ходу разворачивали газету, пробегая глазами столбцы. А Рубен бежал дальше и задорно кричал:

— Вышел свежий номер «Мундо обреро». Читайте рабочую газету!