Разве так я представлял себе первую ночь с любимой девушкой?

— Позови нас к себе на пирушку, — вдруг предлагает Ева незадолго до полуночи.

Как будто он давно не позвал одну ее.

Я хотел любить тебя, Ева. Неужели ты не поняла? Или тебе на это начхать? Я знаю, для тебя есть дела более важные. Важнее, чем это.

Сделать вид, что мне все равно. Да и как не позвать парня, который полгода за просто так снабжает меня кайфом? Бывает, правда, я плачу за кока-колу для всех. Но это еще семечки по сравнению с тем, сколько стоит доза на черном рынке.

— Ты чего такой грустный, Михал? Вроде сегодня есть повод повеселиться?

Испытующий взгляд Рихарда.

Прямо хоть плачь.

— Да ничего, — улыбается Михал. — Что-то у меня сегодня не пошло.

— Надеюсь, на сей раз обойдется без выступлений?

Крысы и кикиморы. Михал вздрогнул от этого воспоминания.

— Тебе плохо? — в конце концов замечает и Ева.

— Да нет.

— У Рихарда кайфа навалом. Можно гудеть хоть до следующей субботы. Обидно не попользоваться.

— А мы?

— Потом будем вдвоем.

Чертов Рихард. Не хватало еще, чтобы он к нам переселился!

А чего я, собственно, ждал? Что Ева спасет меня? Вызволит из этого? Что любовь с ней будет в сто раз лучше всех наркотиков мира? Что она не променяет ее на пару ничтожных кристалликов?

Такого ужасного воскресного утра у меня еще не было. Холодный пот, скомканная простыня. На улице начинало припекать. Упасть на спину и закрыть глаза, чтобы не видеть Еву.

Ну что, дождался?

— Да не переживай ты. В следующий раз получится, — произносит она наконец.

Как же так вдруг все сразу пропало? Я ведь хотел этого. Жутко хотел. Упругая горячая кожа под моими пальцами. Распаленное тело в моих руках. Острия ее грудей на моей груди. Ее стиснутые бедра. Напрячься и снова сжать это тело.

— Я люблю тебя, Ева!

Напрячься… И вдруг ничего. Только пот. И страшная усталость.

Михал осторожно открыл глаза.

Ева прикрылась. В такую жару?

И смотрела куда-то поверх Михала.

Кадык у меня, наверное, ужасно смешно ходит, подумал Михал. А сердце? Колотится, как у марафонца. Он сглотнул. Надо задержать дыхание, а то глупо выглядит, будто невесть какой рекорд поставил.

— Здорово я лажанулся, правда? — все-таки решился он.

— Ты ведь в этом не виноват. Бывает и хуже.

Например, не получить свою дозу, подумал Михал, а вслух сказал:

— Конечно, ведь мы две ночи не спали.

— Да забудь ты. Знаешь, надо мной, например, мальчишки смеялись, над моими кривыми ногами. Сколько я из-за этого наревелась. Гляди.

И она высунула из-под одеяла ногу.

Какая страшно худая нога, подумал Михал. И не только нога. Все ребра пересчитать можно, как у школьного скелета на уроке биологии. А груди — только и есть, что эти два острия, торчащие против света. Он вдруг почувствовал желание защищать ее.

Нашелся защитничек!

Он вспомнил свое ощущение, когда они только начали заниматься любовью, словно Ева вся уместилась на его ладони.

— А сейчас мне все равно, какие у меня ноги. На свете есть вещи поважнее.

Он снова насторожился.

— Пойдем к ребятам. Там быстро обо всем забудешь. Честное слово. Лично я уже ничего не помню. — Она погладила Михала по голове.

Потому что тебе наплевать, наплевать на любовь со мной…

Тихая ненависть к ребятам, к которым придется идти, чтобы забыться. А главное — к тому, что позволяло Еве смотреть на проблемы свысока. Но сам Михал прекрасно знал, что ему тоже нужна комбинация Рихарда. Одна она поможет хоть на время забыть о своем позоре.

— У меня нет.

Дьявольская улыбка Рихарда, которая ясно говорит: «Для вас нет».

Как холодный душ среди рева дискотеки.

Мстит за то, что вчера ночью я попросил оставить нас с Евой вдвоем? Но разве это не естественно?

— Ты что думал? Я тебе вечно буду давать кайф даром?

— Но я же платил, — растерянно выдавливает Михал.

— Деньги, деньги… — ухмыляется Рихард. — Знаешь, сколько стоит в аптеке ампула морфы по прейскуранту? Два семьдесят. Поди-ка купи мне ее за такие деньги.

С Евы вдруг слетает равнодушие:

— Неужели ты вправду не понимаешь, чего он хочет? — В ее тоне явственно прозвучало: только идиот может не понимать, о чем идет речь.

Но Михал недоуменно пожимает плечами.

Она кричит уже почти в истерике:

— Ты до сих пор не понял, что он голубой?

— Рихард?

Мозаика воспоминаний складывается в картину. Прозрение! И эта его мягкая улыбка, внимательный жест, которым он дает прикурить…

— Ты думаешь, зачем тебя Гонза притащил? Знал, что ты Рихарду понравишься.

Он все еще не понимал.

— Господи боже. — Ева закатила глаза к потолку. — Да он просто заработал на тебе пару доз.

Она выждала несколько секунд, пока наконец до него дошло.

— А когда тебя менты повязали, это Рихард послал меня разведать, что с тобой. И кайф тоже он дал.

— Постой, постой, — опешил Михал. — Так ты не сама пришла? А потому, что он тебя послал…

— Да нет. Но без кайфа от Рихарда мне не жить. Я боялась. Если б он не давал, что мне нужно, я бы и тебя потеряла…

Все равно непонятно. Михал встряхнул Еву:

— Что?

Только теперь она немного испугалась.

— Конечно, я пришла ради тебя. Но послал меня Рихард. Просто он это расценивал и как услугу для себя…

Михал все не мог взять в толк, что именно она имела в виду.

— Он тебя уже столько раз приглашал к себе. Неужели не доходит? — не выдержав, набросилась на Михала Ева.

— Ты с ума сошла? — Он снова сжал ее. — Ничего не хочу больше слышать. Ничего не желаю знать. Плевать на него! Вот он шанс выпутаться. Теперь будем все время вместе. Мы выдержим. Правда?

Она молчала. Только дорожки слез на щеках.

— Как ты собираешься выдержать? — наконец всхлипнула она.

— Мы просто должны, и все! — Михал сжимал ее плечи, словно хотел раздавить.

— Мне скоро на работу. А без кайфа? Как я пойду!

Всю жизнь держать тебя вот так за плечи! Курам на смех. Сколько можно выдержать без кайфа? Волна безнадежности.

И этого я так долго ждал? Месяц быть вместе. Восемнадцатилетние влюбленные в разгар лета. А что получилось?

У Евы трясутся руки. Она лежит на боку, судорога вот-вот скрутит ее в клубок.

— Ты должна выдержать! Первый день самый страшный! — убеждает Михал. В голове сплошной мрак.

Я тоже мог кончить как она?

В уборную и снова вернуться с тазом: ее рвет. В ванную за полотенцем. Закрыть ей рот, как только начнет кричать.

— Пусти, слышишь? Пусти, зверь!

Изо всей силы Ева кусает Михала за палец.

— Ты должна, понимаешь, должна! Завтра будет легче.

Михал нервно набирает номер ее канцелярии. Старается говорить убедительно. Врет, что у Евы температура.

— Уже с пятницы, — фантазирует он. — Хорошо б и сегодня пропотеть. Придет, как только поправится. Я брат. Да. До свидания.

— Надо одолеть первые два дня, Ева, они хуже всего. А завтра отпразднуем. Сходишь утром в свою контору, потом я зайду за тобой, махнем в пиццерию, закатим роскошный обед.

От семисот крон еще осталось полторы сотни.

Неужели я в самом деле верил, что все будет так просто?

Ева молчит, только улыбается.

Всю ночь она не смыкает глаз.

— Свари мне самый крепкий кофе, — будит она Михала в семь. — Тройной.

— Думаешь, потянешь?

— Что? — Ее передергивает.

— Пойти в свою контору?

— Нужно ведь.

Люблю тебя. И буду защищать до самой смерти!

Страшным напряжением воли Михал вылезает из постели.

Каникулы. Слава тебе господи.

Он провожает Еву до самой работы. Словно поводырь слепого. Оба шатаются под лучами солнца, раскалившего улицы уже с самого утра. После обеда вся Прага кинется в бассейны или на пляжи. Одни мы с пустыми глазами будем слоняться по городу. Может, переживем еще день.