Вначале она ломалась, говорила неохотно, но потом увлеклась и журчала как ручеек. Я многое узнал. Может, когда-никогда сумею это использовать.

Всего в бывших Соединенных Штатах и Канаде в поднизе осталось около двух сотен тысяч человек.

В свое время они ушли жить в шахты, колодцы и глубокие туннели; на западе люди селились в естественных пещерах. Со временем они перебрались на глубину от двух до пяти миль. И были это в основном тупоголовые в худшем виде: южные баптисты, фувдаменталисты, законопослушные лохи, настоящие дубины среднего класса, потерявшие вкус к дикой жизни. Они заставили последних ученых хорошенько поработать, придумать им разные штуки, а потом выперли бедолаг наверх — не хотели никакого прогресса. Но не хотели и упадка, они вообще не хотели никаких волнений. Лучше всего жилось на свете до Первой войны, и они смекнули, что, если удастся это время воссоздать и сохранить, они будут жить спокойно и долго. Дерьмо! Я бы в их подземелье в первый день спятил.

Куилла Джун улыбнулась и снова принялась ко мне приставать. На этот раз я ее не оттолкнул. Она стала меня трогать, внизу и повсюду, а потом сказала:

— Вик?

— Угу.

— А ты любил когда-нибудь?

— Что?

— Ты когда-нибудь любил девушку?

— Черт подери, думаю, нет!

— А ты знаешь, что такое любовь?

— Конечно, знаю.

— Но если ты никогда не любил…

— Не строй из себя дуру. Я вот никогда не получал пулю в голову, но прекрасно знаю, что мне это не понравится.

— А я готова поспорить; ты не знаешь, что такое любовь.

— Ну. если это означает жить в поднизе, то я и знать не хочу.

На этом разговор закончился. Она повалила меня на пол, и мы проделали это еще разок. Когда все закончилось, я услышал, что в люк котла скребется Блад.

— Все чисто, — сказал он, когда я выглянул.

— Ты уверен?

— Сто процентов. Можешь надеть штаны, — произнес он язвительно. — И вылезай, надо кое о чем поговорить.

Я посмотрел на него и увидел, что он не шутит. Натянув джинсы и кроссовки, я вылез из люка.

Пес мой затрусил прочь, перемахнул через обгоревшие балки и выбрался на воздух. Снаружи рухнувшее здание напоминало сгнивший осколок зуба.

— Выкладывай, что тебя тревожит, — сказал я.

Он взобрался на бетонную плиту, и мы стали нос к носу.

— Не делай из меня дурака, Вик.

Я понял, что он говорит серьезно. Не приду ривается с Альбертом, называет меня Вик.

— Поясни.

— Прошлой ночью, парень. Мы ведь могли ее оставить им и смыться. Это было бы умно.

— Я хотел ее.

— Да, знаю. Об этом я и говорю. Но уже наступило сегодня, та ночь прошла. Ты поимел ее полсотни раз. Чего мы еще тянем?

— Я хочу еще.

Теперь он завелся.

— Да? Ну так послушай меня, дружище. Я тоже кое-чего хочу. Я хочу жрать, хочу избавиться от боли в боку, и я хочу выбраться из этого дерьма! Не исключено, что они еще не угомонились.

— Успокойся. Мы сумеем все уладить. Не значит же это, что она не могет с нами идти.

— Не может, — машинально поправил меня Блад. — А это, кажется, что-то новенькое!.. Мы теперь путешествуем втроем, если я правильно понял?

Теперь взбеленился я:

— Ты что-то затявкал как пудель!

— А ты запел как гомик?

Я размахнулся, чтобы отвесить ему затрещину.

Пес не пошевелился. Я опустил руку. Я никогда не бил Блада. И не хотел начинать сейчас.

— Извини, — тихо произнес он.

— Все в порядке.

Но друг на друга мы не смотрели.

— Вик, дружище, ты за меня отвечаешь, не забывай.

— Тебе нет необходимости мне это говорить.

— А по-моему, есть. Позволь кое о чем напомнить. Например, как тебя схватил на улице сожженный.

Меня передернуло. Сволочь был весь зеленый, как мшистый камень, и светился, как грибок. У меня тогда все опустилось.

— А я на него набросился, так?

Я кивнул. Так, шелудивый, так.

— А ведь я мог запросто сгореть и погибнуть, мне пришел бы конец, прав я или не прав?

Я снова кивнул. Теперь я злился по-настоящему. Не люблю, когда меня заставляют чувствовать вину.

У нас с Бладом все было поровну. И он это знал.

— А ведь я это сделал, так?

Помню, как заорал этот выродок. Боже, он был похож на слизь с ресницами!

— Так, так, не разглаголь как проповедник.

— Ты хотел сказать "не разглагольствуй".

— Как угодно! — заорал я. — Завязывай эту тему, иначе мы можем пересмотреть наши условия!

— По-моему, самое время, невежа, люмпен!

— Что еще за «люмпен», недоумок? Впрочем, ладно, не объясняй, наверняка гадость. Фильтруй базар, ты, сучонок, не то я тебе задам!

Мы отвернулись в разные стороны и минут пятнадцать молчали. Никто не знал, что делать дальше.

Под конец я взял себя в руки. Я говорил тихо и медленно. Мол, несмотря ни на что, я собираюсь и дальше ходить с ним, а он проворчал, что это в моих интересах, в городе найдется немало крутых одиночек, которые за счастье посчитают иметь рядом такого сенсора. На это я ответил, что не люблю, когда мне угрожают, и что пусть прополощет себе пасть, а то из нее ненароком помойку сделают. Он взвился и потрусил прочь. Я еще разок послал его вдогонку и зашагал к котлу, срывать злость на этой Куилле Джун.

Но когда я сунул голову в котел, оказалось, что она меня ждет. С пистолетом убитого ровера. И так гвозданула меня рукояткой по лбу, что я потерял сознание и перевалился через люк.

— Говорил тебе, от нее добра не жди, — ворчал Блад, наблюдая, как я промываю рану раствором из медпакета. Когда я дергался, он злорадно скалил пасть.

Отложив вату, я принялся ползать по котлу, собирая все оружие и патроны, какие только мог унести. Неожиданно на глаза мне попался предмет, выпавший, очевидно, из кармана телки.

Небольшая металлическая пластина, около трех дюймов в длину и полутора в ширину. На ней был выдавлен целый ряд цифр, кроме того имелись беспорядочно пробитые отверстия.

— Что это? — спросил я Блада.

Он осмотрел и обнюхал штуковину.

— Скорее всего удостоверение личности. Может быть, по нему выпускают из поднизу.

Я принял решение.

Сунув железку в карман, я вылез из котла и зашагал в сторону шахты.

— Куда тебя черт понес? — кричал мне в спину Блад. — Слышишь, вернись, тебя там убьют!.. Я хочу жрать, будь оно проклято!.. Альберт, сукин сын! Немедленно возвращайся!

Я продолжал идти. Я должен был разыскать эту суку и выбить из нее мозги. Даже если для этого придется спуститься в подниз.

Спустя час я был у шахты, ведущей в Топеку. Мне показалось, что Блад идет следом. Наплевать. Меня распирала злость.

Вот и шахта: высокий, прямой, ничем не примечательный столб из блестящего черного металла.

В диаметре он достигал двадцати футов и сверху был совершенно плоским, этаким стаканом уходил в землю. Я подошел прямо к нему и вытащил из кармана металлическую карточку. В этот момент кто-то потянул меня за правую штанину.

— Слушай, придурок, не смей спускаться!

Я отогнал его пинком, но он вернулся.

— Послушай, Альберт…

— Меня зовут Вик, недоумок!

— Хорошо, хорошо, давай серьезно. Вик. — Тон его смягчился. — Вик. Послушай меня.

Он пытался установить контакт. У меня все кипело, но он взывал к моему разуму. Я пожал плечами и опустился на землю рядом с ним.

— Вот что я скажу, парень: эта девка сбила тебя с толку. Ты и сам понимаешь, что не можешь пройти вниз. Там все продумано и отработано. Они знают всех своих и ненавидят одиночек. И без тебя достаточно бандитов пытались проникнуть в подниз, чтобы насиловать и красть. У них хорошая защита. Тебя просто убьют.

— А тебе-то какое дело? Ты, кажется, всегда утверждал, что без меня тебе лучше.

При этих словах Блад втянул голову в плечи.

— Вик, мы вместе уже три года. Всякое было, плохое и хорошее. Но это может оказаться самым плохим. Я боюсь, парень. Боюсь, что ты не вернешься. А я голоден, я не хочу искать себе напарника… ты же знаешь, одиночек сейчас мало, почти все сбиваются в банды, я не хочу быть бродячим псом. Я ведь уже не молод. И я ранен.