Последний солдат нырнул под лучом, ударившим из темноты, и упал на руки. Он перекатился, почувствовал спиной края воронки от пиявочной бомбы и нырнул вперед. Луч скользнул по его тени. Солдат избежал смерти. Он лежал в воронке, чувствуя холод поля боя, и плотнее завернулся в плащ.

Этим солдатом был Куарло… Он окончил свой рассказ и замер.

…аудитория безмолвствовала…

Симз накинул плащ, поискал в кармане свою трубку. Аудитория медленно покидала зал, сохраняя молчание. Словно только сейчас люди начинали понимать услышанное.

Решение предложил Симз. Вдоль длинного стола разложили листки с воззваниями, многочисленные копии которого были развешены по всему городу. Проходя по вестибюлю, он издали увидел крупный жирный шрифт заголовка: "Подпишите эту петицию! Предотвратите то, о чем вы сегодня услышали!"

Люди столпились вокруг стола, но Симз знал, это символический жест. Новый закон был юридически утвержден и получил силу с сегодняшнего утра. Хватит войн… ни при каких обстоятельствах. Сообщения по радио, долгоиграющие пластинки, машины с громкоговорителями — все они хорошо поработали. Такие законы теперь вступали в силу по всему миру.

Похоже, Куарло удалось добиться этого голыми руками. Симз остановился набить трубку, взглянул на огромный плакат у входа: "Услышьте Куарло, солдата из будущего! Взгляните на человека из завтрашнего дня, послушайте его рассказы об удивительном мире будущего! Бесплатно! Без каких-либо обязательств!"

Рекламная кампания оказалась на редкость эффективной.

Куарло стал незаменимым, просто рассказывая о своей войне, о том, как умирали люди в будущем.

Нужен был настоящий солдат, ненавидящий войну, чтобы рассказать людям, насколько она отвратительна и бесславна. И в грядущем, каким описывал его Куарло, чувствовалось позорное поражение человечества, безнадежность. Так и хотелось остановить время и сказать: "Нет! Будущее не будет таким! Запретим войны!"

Конечно, уже было сделано немало шагов в нужном направлении. Новые законодательные акты вступали в жизнь, а тех, кто пытался препятствовать, поддерживал политику вражды, снимали с высоких постов.

Куарло отлично поработал. Только одно тревожило специального советника Лила Симза, заставляя произносить молитвы, придуманные им же самим, и которых он никогда от себя не ожидал.

Но ведь солдат вернулся во времени, это-то он знал наверняка.

"Можно ли изменить будущее? Может, оно необратимо? Как избежать будущего мира Куарло? Или вся их работа впустую? Не может быть!"

Симз вернулся в здание, встал в очередь на подписание воззвания. Хотя делал это уже в сотый раз.

Научная фантастика есть по сути своей фантастический жанр литературы. Давайте не будем, это отрицать. И неважно, насколько сильно мы станем поддерживать концепцию о том, что она «столь же реальна, как завтрашний день», и что писателям-фантастам нужно торопиться, чтобы опережать прогресса, все же, если мы удалим из нее элемент необузданного полета фантазии, то вскоре потеряем к ней интерес, потому что именно эта яростная невероятность и делает научную фантастику тем, что она есть, а не, к примеру, приключенческим вестерном с шестизарядными револьверами.

В этом рассказе есть один существенный «прокол», объясненный лишь частично. Вы его заметите. Я хотел, чтобы вы его заметили. Он помещен в рассказ намеренно, иначе никакого рассказа не получилось бы. Это необходимое зло. Если желаете, назовите это литературной лицензией, или же попросту признайте, что если мы хотим насладиться рассказом, то должны вытерпеть одно-единственное несоответствие. Будьте на моей стороне, когда действие начнет разворачиваться. Это рассказ о человеке, чья жизнь прошла напрасно, но именно на нее опирается будущее Вселенной, пока он бесконечно ведет поиски в полном мраке.

Темнота окутывала маленький квонсет.[4] Она струилась из космических глубин и закручивалась вокруг жилища Феррено. Тихий шепот непрерывно вращающихся автоматических сканеров действовал успокаивающе на нервы старика — в подсознании сидела уверенность, что они, сканеры, всегда начеку.

Он нагнулся и снял с ковра соринку. Это была единственная чужеродная частица на ворсе, что свидетельствовало о хронической чистоплотности и почти фанатичной аккуратности старика.

Коробки книжных кассет выстроились на полках корешок к корешку; постель была заправлена по-военному туго — так, что от нее отскочила бы монета не менее трех раз; на стенах, вытираемых дочиста дважды в день, — ни следа от прикосновений пальцев. Ни на чем в однокомнатном домике нельзя было обнаружить ни пятнышка, ни пылинки.

Отправив щелчком в мусоросжигательную печь одинокую соринку, Феррено восстановил непорочную чистоту своего жилища.

Это было следствием двадцати четырех лет бдения, ожидания и одиночества. Одиночества на краю Вечности, ожидания чего-то такого, что, возможно, никогда не придет. Бесчувственные, безгласные машины, которые он обслуживал, могли сказать, что «нечто появилось», добавив, однако: «мы не знаем, что именно».

Феррено вернулся к своему пневмокреслу, тяжело опустился в него и прищурился; глубоко посаженные серые глаза старика, казалось, что-то искали в дальнем закругленном углу потолка. Но там не было ничего такого, чего бы еще он не знал. Не знал слишком хорошо.

Он находился на этом астероиде, на этой точке, затерянной во тьме, в течение двадцати четырех лет.

И в течение двадцати четырех лет ничего не происходило. Не было ни тепла, ни женщин, ни чувств за почти двадцать из тех двадцати четырех лет только краткий порыв эмоций.

Феррено был молодым человеком, когда его высадили на Камень. Ему указали вдаль и сказали:

— За самой дальней точкой, которую ты можешь видеть, — островная вселенная. В этой островной вселенной есть враг, Феррено. Однажды ему надоест свой дом и он явится за вашими.

И они ушли прежде, чем он успел спросить.

Спросить: кто эти враги? Откуда они должны явиться и почему он здесь, один, должен остановить их? Что ему делать, если они придут? Что это за огромные молчащие машины нелепо громоздятся за домиком? Вернется ли он когда-нибудь домой?

Все, что ему было известно, — мудреная процедура настройки на гиперпространственную связь. Требующий ловкости пальцев способ пересылки через Галактику закодированных сообщений. Их ждал мозг Марка LXXXII — ждал только этих отчаянных импульсов.

И все: процесс набора и тот факт, что он в дозоре. В дозоре за тем-не-знаю-чем!

Поначалу Феррено думал, что сойдет с ума. От однообразия. Однообразие разрослось до размеров паники.

Тяжкое бремя — наблюдать, наблюдать, наблюдать. Сон, питание саморазрастающейся протеиновой массой из бака, чтение, снова сон, перечитывание книжных кассет, пока их футляры не стали трескаться и затрепываться. Затем он их переплетал — и перечитывал.

Ужас знания наизусть любого места в книге.

Он мог читать наизусть из «Красного и черного» Стендаля, из «Смерти после полудня» Хемингуэя, из «Моби Дика» Мелвилла до тех пор, пока каждое слово не теряло смысл, не звучало странно и неправдоподобно в его ушах.

Ему было вздумалось жить в грязи и швырять чем ни попадя в закругленные стены и потолки. Вещи делались с тем расчетом, чтобы сгибаться и отскакивать — но не ломаться. Стены амортизировали удар брошенного бокала или остервенелого кулака. Потом пришла предельная аккуратность, потом умеренность и наконец опять-таки аккуратность, сухая нервическая кропотливость старика, который в любой момент желает знать, где что лежит.

Никаких женщин. Долгое время это было нескончаемой мукой. Нарастающая боль в паху и животе властно будила по ночам, заставляя обливаться потом, сводя болью рот и тело. Феррено преодолел это не сразу, даже порывался себя кастрировать. Разумеется, ничто не помогло, беда миновала только вместе с молодостью.