Беатриса недолго оставалась простой послушницей. Она занимала все более высокие посты в иерархии обители, пока наконец не стала матерью-игуменьей. Тело ее скрыло просторное черное одеяние, голову покрывал накрахмаленный плат. Судя по всему, карьере Беатрисы немало поспособствовало ее богатство. Новая мать-игуменья с достоинством заняла свое место при дворе, и никто даже рта раскрыть не посмел. Вскоре она уже пыталась разрешить противоречия между армией и официальной церковью.

Валентин спокойно пережил появление своей бывшей невесты, понимая, что отказ ее был вызван сугубо личными причинами. Он прислал ей письмо, где писал, что находит ее новый наряд на удивление эротичным, и приложил счет за бракосочетание. С тех пор Беатриса изо всех сил старалась его не замечать.

Мать-игуменья, улыбаясь, подошла к Железному Трону, поклонилась императрице и с вызовом посмотрела на генерала Беккета и кардинала Кассара. Беккет улыбнулся и кивком приветствовал Беатрису как равного себе противника. Кассар яростно уставился на нее. Он считал Беатрису опасной еретичкой и без колебаний заявлял об этом вслух, пока сестры милосердия и его собственное начальство не приказали ему заткнуться. Кассара это еще больше разозлило. От ярости он потерял дар речи и не смог ничего ответить тем, кто наложил запрет. Беатриса не обращала на его чувства никакого внимания. Она, как и Кассар, знала, что пока сестры отделены от официальной церкви, кардинал ей не указ. Она улыбнулась Лайонстон, и императрица приветливо кивнула в ответ.

— Если мне дозволено будет перебить, ваше величество, я хотела бы заметить, что армия и церковь слишком яростно защищают свои позиции, чтобы осознать истину. Если у пришельцев все корабли такие, как тот, что мы видели, то против их флота мы почти что бессильны. Нам нужно защищать всю Империю, а они могут выбирать любую планету и обрушиваться на нее всей мощью. Вы уже видели, во что один-единственный их корабль превратил наш космопорт. Так представьте себе, что останется от планеты, на которую нападет целый флот таких кораблей. Никакая планетарная защита тут не поможет. Приходится признать, что мы впервые столкнулись с противником, превосходящим нас по силе. Но не стоит забывать, что неизвестных рас, похоже, несколько. Ваше величество уже не раз изволили говорить об этом, но теперь, я думаю, все мы готовы воспринять эту информацию. У нас есть только один шанс выжить. Мы должны собрать воедино все силы, которые только могут сражаться с врагом. Или врагами. В понятие «все силы» входят и те, кто в нормальной ситуации сражался бы против Империи. Я говорю о мятежниках. О клонах и экстрасенсах подполья.

— Ты с ума сошла, женщина? — взорвался наконец Кассар. — Ты хочешь заключать сделки с этим отребьем? Они ведь даже не люди!

— Они считают себя людьми, — мягко возразила Беатриса. — И я думаю, что они будут защищать человечество от нашествия пришельцев, особенно если мы их об этом как следует попросим. Это в их интересах, ведь если Империя будет уничтожена, они погибнут вместе с нами. А способности экстрасенсов нам могут очень пригодиться. Неужели кто-нибудь сомневается в том, что они прекрасно умеют воевать? Одно то, что они все еще живы, показывает, как хорошо они этому научились.

— Могу ли я вам напомнить, — неторопливо начал Беккет, — что это именно мятежники испортили защитные системы Голгофы, в результате чего корабль пришельцев смог добраться до города?

— Возможно, они даже действовали в сговоре с пришельцами, — добавил Кассар.

— Тем важнее вступить с ними в контакт и переманить их на свою сторону, — не уступала Беатриса.

— Они виновны в преступлении против человечества, — возмущался Кассар. — Виновные должны понести кару!

— С другой стороны, — задумчиво произнес Беккет, перекатывая сигару между пальцами, чтобы почувствовать, как хрустят табачные листья, — с другой стороны, если мы не попытаемся привлечь подпольщиков на свою сторону, они могут воспользоваться следующей атакой пришельцев, чтобы ударить нам в спину.

— Так убейте их всех! — сказал Кассар. — Всех этих клонов, экстрасенсов и прочих нелюдей. Они так же чужды нам, как и те твари, что могут прилететь со стороны границы.

— Вот она — типичная логика служителя церкви, — сказала Беатриса. — Нынешним церковникам проще убивать, чем думать, и лучше проиграть, чем попытаться прибегнуть к дипломатии. Фанатикам нечего терять, кроме своего разума.

— Хорошо сказано, — заметил Валентин Вольф. — Я и сам не сумел бы сказать лучше.

Все обернулись и увидели, что Валентин давно уже отделился от толпы и стоит рядом с ними. Беатриса демонстративно сделала шаг назад, чтобы увеличить дистанцию между собой и Вольфом. Валентин одарил ее ослепительной улыбкой.

— Что тебе надо, выродок? — спросил кардинал Кассар.

— Ну, если вам интересно, Кассар, я могу вам это рассказать, но, по правде говоря, вы не в моем вкусе. Я просто намерен соглашаться со всем, что говорит Беатриса.

— Вот уж осчастливил! — фыркнула Беатриса. — Да если ты будешь меня поддерживать, мне никто не поверит! Ты это нарочно делаешь, да, Валентин? Ты намерен разрушить мою жизнь в отместку за то, что я не вышла за тебя замуж.

— Ты разбила мое сердце, — заявил Валентин. — О каком разуме может идти речь, когда сердце мое обливается кровью?

— Да что ты вообще знаешь о разуме, ублюдок? — возмутилась Беатриса. — Лемминги, кидающиеся в море с утесов, и те лучше представляют себе реальный мир! Да и здравого смысла у них побольше.

— Может, вас надо оставить вдвоем? — начал было Беккет, но, встретив взгляд Беатрисы, предпочел замолчать.

— Да я лучше останусь вдвоем с голодной пираньей! Ни с места, генерал! К вам, Кассар, это тоже относится.

Конечно, ваше общество мне отвратительно, но оно все же лучше, чем пребывание в компании с этим генетическим катаклизмом, который почему-то возглавляет семейство Вольфов. Я слыхала, что Департамент здравоохранения решил объявить его свалкой токсичных отходов. Может, тогда мы сумеем вывезти его из обитаемых районов как объект, представляющий угрозу для здоровья населения.

— Ах! — подала голос императрица с Железного Трона. — Вот она — юная любовь…

Неподалеку от трона стоял Грегор Шрек и с ненавистью рассматривал собравшуюся компанию. Он ведь имел полное право стоять рядом с ними и принимать участие в обсуждении, о чем бы они там ни говорили. Ему есть что сказать по любому поводу. Он — глава одного из древнейших в Империи кланов и должен быть на виду. Но все эти грязные предатели оттерли его от Железного Трона и не желают замечать его истинных достоинств. Они даже в лицо ему смеют улыбаться, а за спиной смеются и перешептываются. Но они за это поплатятся. Придет день, и они все заплатят. Все до одного! Впрочем, это может и подождать. Потому что сейчас его мысли занимает только одно: Евангелина. Шрек был вне себя от ярости. Евангелина его бросила! Эта неблагодарная сучка, подстрекаемая толстой коровой Адрианой, посмела ему перечить! Ну ничего, скоро они узнают, что Грегор Шрек никому не спускает обиды. Никто не может похвастаться, что одержал над ним верх, — этих «победителей» давно уже нет в живых. Евангелина думает, что она в безопасности среди своих клонов, экстрасенсов и прочих нелюдей. Что ж, пусть думает. И в подполье есть свои слабые места, а у Шрека достаточно времени, денег и яда, чтобы их нащупать. В конце концов кто-нибудь клюнет на его золото или уговоры, а может, испугается угроз. Так было всегда, так будет и на этот раз. И тогда Евангелине несдобровать.

Люди скоро заметят отсутствие Евангелины. Сначала начнут болтать слуги в Башне Шреков. С этим ничего не поделаешь. Потом придворные поймут, что это его слабое место, и начнут задавать вопросы. Где Евангелина? Что случилось? Что он сделал со своей дочерью? Всегда найдутся любители совать свой нос в чужие дела. Конечно, всегда можно сделать еще одну Евангелину — образцы тканей оригинала все еще хранятся у него в тайной лаборатории. Но на воспитание и обучение нового клона уйдет несколько месяцев. А что, если первый клон вернется? Если Евангелины окажется две, его тайна перестанет быть тайной. А еще первая Евангелина может рассказать о своем происхождении, не выходя на поверхность. Просто чтобы отомстить. Конечно, если она не появится, доказать ничего будет нельзя, но одного обвинения хватит, чтобы запятнать имя Шрека. Грязь — удивительно липкая штука, особенно если все только и мечтают тебя ею вымазать. Грегор нахмурился. Он должен быть выше подозрений. Особенно сейчас.