— Убивать будешь тогда, когда тебе скажут, — промолвила Шантелль. — Ты сейчас служишь мне. Точнее, Блю Блоку.

На лице Саммерайла появилась такая улыбка, что кардинал Брендан отступил на шаг. Шантелль не отпрянула, но уверенности на ее лице поубавилось.

— Людей, считавших, будто я им что-то должен, была чертова уйма, — невозмутимо сказал Малютка Смерть, — но почти все они уже мертвы. Я сам себе хозяин, и если работаю на тебя, то лишь потому, что мне так угодно. Наемному убийце как воздух нужны заказчики. Но поверь мне, тебя я могу прикончить с такой же легкостью, как и любого другого. Я ведь не подвергался обработке со стороны Блю Блока: моя семья никогда не одобряла вашей деятельности. Единственное, в чем они были правы.

— Не беспокойся, лорд Саммерайл, — промолвила Шантелль, сумев справиться с волнением. — Возможность проливать кровь и сеять смерть мы тебе, как и было обещано, предоставим. В достаточной мере, чтобы удовлетворить даже твои кровожадные аппетиты. Врагов у Блю Блока более чем достаточно. И я спущу тебя на них, как только придет время. А сейчас хочу спросить: ты ведь работал до восстания на клан Вульфов, не так ли? Случалось ли тебе иметь дело с Констанцией?

— Мы вращались в одних и тех же кругах, но ограничивались кивками при встрече. Ее покойный муж относился ко мне с предубеждением, хотя и не брезговал пользоваться моими услугами. Ну, а его милая женушка всегда была слишком порядочна и благородна, чтобы водиться с таким, как я. Но если тебя интересует, не возникнут ли у меня в связи с нашим знакомством какие-то колебания, то можешь не беспокоиться. Когда речь идет об убийстве, колебаний у меня не бывает. Будь ты медиумом, у тебя была бы возможность проконсультироваться по этому вопросу со множеством моих покойных родственничков.

Совсем неподалеку, в другой такой же комнате, находился Роберт Кэмпбелл. Он пребывал в крайне подавленном состоянии. Уже полностью облаченный в церемониальный наряд, вплоть до обязательных серых перчаток, цилиндра и только что повязанного ему камергером Бакстером шелкового галстука, Роберт метался по тесному помещению из угла в угол, как тигр в клетке. Кулаки его были сжаты, желудок скручен узлом, взгляд казался почти безумным. С одной стороны, ему не терпелось, чтобы церемония скорее началась и кончилась, а с другой — его сильнее, чем когда-либо в жизни, одолевал страх. Он бывал в боях, командовал звездным крейсером во время восстания, чудом спасся с расстрелянного корабля, но все это меркло по сравнению с нынешним ужасом. Тогда ему приходилось бояться только за себя. Теперь же он куда больше переживал за Констанцию. Этот день должен был стать самым счастливым днем в его жизни. Формально все шло именно к этому. Но с безжалостным приближением решающего момента он не мог думать ни о чем другом, как о всех тех ужасных обстоятельствах, которые грозили обратить его счастье в ничто. И не мог не вспоминать о своей первой, столь трагически завершившейся свадьбе. Он нервно расхаживал взад и вперед по густому ворсистому ковру, в то время как Бакстер, переживавший, как бы что не помялось и не испортилось в безупречном наряде, сновал за ним, стараясь отвлечь будущего короля подобающими случаю советами и анекдотами. Роберт их попросту не слушал.

День своей первой свадьбы он до сих пор видел в кошмарных снах, просыпаясь в холодном поту. Его союз с Летицией Шрек был заключен исключительно по деловым и политическим соображениям, ради более тесного сближения кланов Кэмпбеллов и Шреков. Мнения жениха никто не спрашивал. В ту пору, когда большая часть членов его семьи была еще жива, Роберт занимал в клане совершенно незавидное положение и пределом своих мечтаний считал должность капитана Имперского флота.

Невесту Роберт впервые увидел в день бракосочетания. Она понравилась ему. Он даже думал, что со временем сможет ее полюбить. Но проводившееся во время церемонии экстрасенсорное сканирование выявило, что она беременна от другого мужчины. Грегор Шрек пришел в такую ярость, что задушил Летицию, дабы избавить свою семью от позора. Родственники силой удержали Роберта от попытки ее спасти. Ему не осталось ничего другого, как смириться с неизбежностью.

Маленький портрет Летиции до сих пор хранился в его спальне. Он так и не успел полюбить ее, но нередко думал, что смог бы, представься ему такая возможность. Обернись тогда все… иначе.

И вот теперь он снова готовился к свадьбе. Правда, на сей раз все вроде бы должно быть по-другому. Он любит невесту, она любит его. Их окружает целая армия людей, считающих своим долгом не допустить никаких неприятных сюрпризов. Казалось, ему следовало безмятежно радоваться своему счастью, ликовать, что столь восхитительная особа, как Констанция, согласилась стать его женой. Тем более что его ждала еще и корона конституционного монарха этой чертовой Империи. Если, конечно, названная Империя в течение нескольких ближайших дней не будет, к чертям собачьим, уничтожена Шабом, «возрожденными» или хайденами.

Эта мысль заставила его вспомнить о том, что ему, боевому офицеру, в такое время следовало бы находиться на войне с остатками Имперского флота, а не участвовать в помпезной церемонии, затеянной исключительно для того, чтобы отвлечь людей и не дать им взглянуть в глаза своей судьбе. Увы, как и в прошлый раз, его мнением никто не интересовался. К тому же ему давным-давно пришлось отказаться от капитанства, чтобы стать главой семьи. А человеку, который должен стать королем, никто не позволил бы рисковать собой в сражении.

— Пожалуйста, сядь, Роберт. У меня уже в глазах мельтешит, — подала голос из угла комнаты Адриенна. — Побереги свою прыть для брачной ночи. У тебя нет решительно никаких причин для беспокойства. Церемония продумана, подготовлена и отрепетирована до мелочей. Эльфы начеку, так что никто не посмеет даже кашлянуть не так, как предусмотрено сценарием. Освещать торжества в голографическом эфире будет Тоби Шрек, и можно не сомневаться в том, что вы с невестой предстанете перед публикой в самом выгодном свете. А сейчас, пожалуйста, сядь, а то, не ровен час, выскочишь из своего свадебного костюма.

Буркнув что-то совершенно невразумительное, Роберт упал в ближайшее кресло и скрестил руки на груди, словно хотел в буквальном смысле удержать расшалившиеся нервы с помощью силы. Бакстер снова сунулся к нему с намерением что-то поправить, но удостоился столь сердитого взгляда, что предпочел заняться полировкой Робертовых туфель, и без того сиявших, как солнце.

Роберт бросил взгляд на свое отражение в висевшем на стене зеркале и уже не в первый раз ворчливо сказал:

— Неужели нельзя обойтись без этого идиотского цилиндра? Он мне не идет.

— Цилиндр и впрямь мало кому идет, — согласился Бакстер, не отрываясь от туфель. — Это часть традиционного ансамбля, сохранившегося от минувших столетий. Элемент стиля, а стиль, в конце концов, вовсе не обязательно должен иметь смысл. Этим-то как раз он и примечателен. Но переживать тут нечего: сразу по завершении церемонии шляпу снимают и несут под мышкой, чтобы можно было положить в нее перчатки.

— Я могу снять перчатки?

— Ну конечно, сэр. На это обращалось внимание на всех репетициях. После завершения обряда нельзя приветствовать гостей жестом руки в перчатке. Так не положено.

Роберт покосился на Адриенну:

— Хотелось бы знать, кто придумывает всю эту собачью чушь?

— Только не смотри на меня так, дорогой. Я никогда не разбиралась в моде и этикете, хотя мой покойный муж Финлей слыл записным щеголем. Порой он носил столь красочные наряды, что они запечатлевались на стенах и ныне являются людям как призраки ушедшего стиля.

Роберт, несмотря на мрачное настроение, слегка улыбнулся:

— . Почему ты все время говоришь «мой покойный муж Финлей»? Он ведь мертв уже довольно давно.

— О, не знаю, дорогой. Наверное, мне просто нравится звучание этих слов.

Шум приготовлений, доносившийся снаружи, сделался чуть громче, и лицо Роберта снова стало холодным и суровым.