— Богомолов, — немедленно кивнул Марат Сергеевич. — Прошу прощения, что сразу не представился полностью.

— …господина Богомолова в намеченном рандеву. Мы выяснили собственные цели, приняв за рабочую версию заинтересованность Гостя именно нами, как ведущими специалистами, занятыми… определенной деятельностью, причем заинтересованность эта должна иметь активно отрицательный характер. То есть предположили, что мы ему чем-то мешаем. Ну, или от кого он там действует, посланцем кого является. Как это принято у интеллигентных людей, обойдемся в наших построениях без громких имен и терминов, которыми на протяжении веков человечество отчего-то ужасно любило пугать самое себя. Мы с вами и так понимаем, о чем речь. Кто — или что — подразумевается. Меня, кстати, никогда это не трогало.

Лично я не считаю, что Гость может быть всерьез опасен таким людям, как мы. Но я подчинился мнению большинства. Мы решились на эту встречу. В какой-то степени обострение, но Роман прав, иначе Нам не расставить окончательные точки над любимыми буквами. — Алан усмехнулся. — Но то мы. У нас, простите, шкурный интерес. А господин Богомолов? Он был представлен с серьезными титулами. Каков мотив его появления? Научная любознательность? Или, Пантелей, ты снова попытаешься нас рекрутировать? В этом случае, если к нам обращаются как, повторяюсь, к специалистам, не имеющим аналога в стране, и без преувеличения будет сказать, что и на планете, то — это сделка. А мы еще не слышали предлагаемых условий.

Сразу скажу, — Алан тонко улыбнулся, — если они нам не подойдут, мы вправе попросить господина Богомолова уважить наш конфиденс. Дельце-то все-таки почти родственное. Семейное.

— Спиноза, — проворчал Пантелей.

Олег подумал: «Алан-то каков. Ни за что не поверю, что он думает то, что говорит».

— Вопрос задан, надо отвечать. — Богомолов откинулся на спинку прямого кресла, на жилетке мелькнула часовая цепочка платиновым белым блеском. — Мой интерес, конечно, не такой шкурный (кивок Аланчику), но позиции наши вполне сходятся. Уважаемых присутствующих беспокоит вероятность того, что Гость направлен впрямую на них. Это можно понять. Нас же, наш институт и вообще некоторые круги, скажем так, которые я представляю, интересует сущность Гостя как таковая. Мы ведем свои исследования, которые не всегда носят сугубо прагматический характер. Скорее это сбор информации, накопление статистики. В какой-то степени отслеживание и перекрытие каналов утечки. С некоторых пор выполнение последней задачи на должном уровне сделалось затруднительным. Я не говорю сейчас о чисто объективных процессах, сопровождающих наш всеобщий бардак, когда открываются, попадая даже в прессу, сведения, принципиально не имеющие права быть достоянием широких масс…

— Государственная безопасность? — с нескрываемым пренебрежением спросил Алан. Олег тоже испытал разочарование. Этот уровень они прошли давным-давно.

— В очень малой степени, — отвечал Марат Сергеевич. — Этим вопросом заняты (небрежный жест) те, кому положено. Я сейчас говорю именно об идеях и подтверждающих их фактах, которые могут оказать и уже оказывают необратимое воздействие на то, что называется массовым сознанием, а еще более — на лежащее за гранью сознательного.

— Хорошо, — сказал Олег, почувствовав прилив хорошо объяснимой злости, — назовем вещи своими именами. Да, существуют, всегда существовали запретные знания, закрытые области, прикосновение к которым ничего доброго не сулило. Предположим, мы, здесь присутствующие, именно этим на свою голову и занимаемся сдуру, от алчности или любопытства своего неуемного…

— Олег! — Роман предостерегающе поднял руку.

— Да подожди ты! Ставить точки над буквами, так все. Я же вижу, куда он гнет. Марат Сергеевич желает присутствовать при эксперименте, в котором нам отводится роль подопытных собачек. Хирург уже на подъезде, он ждать себя не заставит, а уважаемый господин советник, как лицо нейтральное, составит точную лабораторную запись, упрячет в папочку и задвинет в самый дальний шкаф во избежание утечки информации.

— Вам не приходит в голову, что я рискую разделить общую участь?

— Риск — благородное дело. К тому же это ваша прямая обязанность. Коллеги, разве вы не поняли, какие именно круги представляет господин Богомолов? Спасибо тебе, Пантелей, представил наконец.

Алан и Антонина встретились глазами с Романом, трое посмотрели через стол на раскипятившегося Олега, а затем все взгляды устремились ко все так же невозмутимому Богомолову.

Каждый из них четверых (про Пантелея Олег сказать все же затруднился бы) имел лишь в той или иной приближенности представление о существовании структуры, призванной хранить тайны, когда-то доверенные людям, от самих же людей. На всем протяжении человеческой истории ей придумывались разные именования, приписывались небывалые дела. До того как понял, что гораздо насущнее и в конечном счете интереснее раскапывать настоящее, Олег скопил два шкафа архивов. Они так и пылятся у него почти десяток лет, неотпираемые. Что бы Олег, язвя, ни говорил Роману, как бы ни трунил над «прагматиками» от паранормального, лежалая мудрость шкафов, чем глубже он погружался в нее, тем меньше видел возможностей применить. Или по-настоящему приходит иная эпоха, другое состояние, и прежние решения в ней не работают?

«Мы — испуганные темнотой детишки, — думал Олег, поглядывая на примолкших остальных, — мы — чуть-чуть, слегка приручившие огонь, научившиеся подавлять собственный визг от его раскрывающихся опасных жгучих бутонов, широко размахиваем горящими головнями на потеху и зависть притаившихся за озаренным кругом, в темноте степи боязливых сородичей. Разве наша заслуга, что наши глаза устроены чуть не так, как у них, и могут выносить вблизи слепящее пламя? Что кожа наших ладоней грубее и не ощущает ожогов? Упрятанный под пеплом огонек все равно доберется до живой плоти, а степь вокруг полна сухой травы…

Что, по всему судя, уже случилось, недаром мы так упорно молчим о том, про что уже сутки кипят-заливаются все СМИ.

Молчим — но слетелись в Романову миллиардную мраморную келью без звука против. А Пантелей привел Богомолова, который знал о нас и о нашем Госте аж с августа, а явился знакомиться только сегодня. Плевать в конце концов, чего он там себе хочет с нас поиметь. Я к рекламе не стремлюсь, это пускай Антонина волнуется, если круги Богомолова сочтут ее образ жизни чересчур вызывающим. Символ черного солнца с огненной короной. Четвертое-пятое тысячелетие до Рождества Христова, святилища Хнума в Междуречье и Древней Ассирии. Еще — чрезвычайно редко — попадалось рядом с изображениями Ба — души — птички с человеческой головой на фресках и высеченных в камне надписях на пирамидах и вообще в Древнем Египте».

— Не понимаю, чем, собственно, может помешать мое присутствие, даже если предположить, что мои цели таковы, как обрисовал уважаемый Олег? — Марат Сергеевич Богомолов в холоде и незыблемости мог поспорить с айсбергом, о который вместе с «Титаником» раскололась человеческая гордыня. — Но они… не таковы. Смею вас уверить. Я исповедую гораздо более широкие взгляды, чем элементарное введение запретов и закрытий на направления, пусть даже содержащие прямую угрозу стране и человечеству в целом. Чтобы запрещать что-либо, надо составить об этом всеобъемлющее представление, а я его пока не имею.

«Ничего не подтверждая, он ничего и не отрицает».

Олег покосился на Алана. Алан выглядел довольным, как кот, который только что поймал жирную мышь и пообедал ею. С чего бы?

— Здесь прозвучало слово «второй». Это чрезвычайно интересно и важно. В курс дела я посвящен и не могу не задаться резонным вопросом: если предварительным условием Гостя была информация о «втором», то не «второй» ли есть его настоящая, главная цель? Встреча его, я так понимаю, «первого» со «вторым» — вот что он преследует здесь. Тогда ваши волнения с большой вероятностью могут быть сняты. Или хотя бы отодвинуты.

— Быть у Гостя целью побочной, неглавной — тоже сахар не большой, — сказал Роман.