Харон повернулся к приблизившимся трем танатам, вроде бы безразлично проведя глазами по толпе.

— Растет текучесть кадров. Может, без меня обойдетесь, пятнистые? У вас неплохо получается. Все равно я ж понятия не имею, в какую сторону направлять всю эту ораву…

— Не городи вздора! — Этот танат показался Харону незнакомым. Во всяком случае, новые интонации. «При всем своем дерьме, раньше они так со мной не говорили. Топор войны. Посмотрим». — Ступай вперед, да шевелись, мы собираемся сделать все быстро. Они побегут за тобой, как послушное стадо. Поспеши, у лагеря стоит Ладья.

— Да бросьте вы, честное слово. Сами справитесь прекрасно. А я к Локо вернусь, вас подожду. Или прямо на пристань, в хижину свою. Там и буду, не двинусь. Лады, пятнистенъкие? Ой, что я говорю, — пестренькие вы мои. Крапчатые.

Он сразу и бесповоротно решил, что эту партию на Горячую Щель не поведет.

«Будет с меня, я сыт. Не может быть, чтобы всех их не принимали Миры. Чтобы ни одного, чтобы

хоть кого-то из них. А если и так, все равно. Я вам не Абадонна, белый, ледяной и бесстрастный. Или нужно было сразу отсекать от меня все человеческие чувства, вот и был бы вам идеальный Перевозчик. А уж если не сделали, то имейте то, что есть. Побудьте немножечко в моей шкуре, попробуйте обходиться не тем, что вам хочется или требуется, а тем, что есть. Я же обхожусь».

Среди отобранных прошло волнение — его заметили. Продолжая внешне оставаться абсолютно безразличным к ним, окруженным с трех сторон танатами, Харон невзначай посмотрел поверх их голов. Одна женщина в толпе взяла ребенка на руки. Кажется, у нее была девочка.

— Оставь увертки! Ты — Перевозчик, и ты поведешь их. — Танаты надвинулись.

— Перевозчик же, не проводник, — сказал Харон, исподволь примериваясь, даже чуть-чуть сменил позицию, чтобы снести их с одного удара. — И не пастух.

— Ты поведешь.

— Не-а. Отвяжитесь, пятнистые, последний раз говорю.

Он не задумался бы открыть военные действия, сделай кто-то из танатов хоть малейшее движение. Дай повод. Но они стояли неподвижно и вдруг разом примолкли. А ему начинать не хотелось.

«Стреляй первым» — это явно не про меня. Харон тоже в чем-то «примороженный», не так ли стоит понимать? Зато ты знаешь еще одну ковбойскую премудрость: «Скажи мне, как ты шутишь, и я скажу тебе, как ты умрешь». А эпитафию на плите выбьют: «Он был виноват сам». Ну-с, пятнистые?»

— Так я подожду вас у Ладьи. Перевозчик помнит свои непосредственные обязанности.

— Ты поведешь, Харон, — раздался гнусавый голос за спиной, и, резко обернувшись, Харон увидел еще одного таната.

Два пальца пятнистой руки торчали неестественно. Левое плечо заметно ниже правого.

И в вытянутой неповрежденной руке Ключ.

— Ты поведешь.

По мере удаления от Реки с лагерем одна из лун все чаще скрывалась за зубчатыми верхушками гор.

«Ведь ты прежде смирялся с тем, что решаешь не ты, и выстроил себе из этого факта прекрасный экран. Шагай вот, как тебе велели, да поторопись, не то наступят на пятки, танаты позади гонят быстро. Шагай, шагай сам, это лучше, чем дергаться, как марионетка, которая все равно станет двигаться только так, как нужно кукловоду, пойдет туда, куда увлекут ее нити. Вот и новенькое тебе, не ты ли жаловался на скуку?»

Процессия углублялась в ущелья и распадки, и Харон вел ее. Так, во всяком случае, должно было казаться идущим за ним. Они шли к освобождению и свету, они верили, что минула их чаша и возвращение ожидает в конце пути. Что Перевозчик, вопреки своему назначению, ведет их обратно.

Кому из них пришло бы в голову, что он полностью утратил власть над собственным телом — огромным черным телом Харона, могучим, способным выносить смертельные Переправы через Реку, нечувствительным к боли? Что оно в буквальном смысле перестало, принадлежать ему?

Он даже не мог сопротивляться, привычные ощущения исчезли, словно никогда их и не бывало в шагающей с неотвратимостью механизма, выполняющей приказ на передвижение тюрьме.

«В этом сила Ключа. Я не знал ее, пока не ослушался всерьез. Если бы знать раньше! А я кидал его, как ненужный, хоть и красивый булыжник. Но может, не все еще так плохо? Когда-нибудь должны же мы дойти. А там… там посмотрим. И оглянуться я не могу, вот незадача-то!»

Если бы Харон сумел посмотреть назад, он увидел бы совсем близко того таната. Теперь танат не повторял своей ошибки. Он вел Перевозчика, подняв Ключ как можно ближе к его затылку. Все другие танаты находились в хвосте колонны и не давали ей растягиваться.

Сыпучий склон сменился глубоким ущельем, и перед Хароном вдруг выросла скальная стенка, от которой можно было идти и вправо, и влево. Она была сориентирована так, что свет луны с Того берега лился прямо на нее.

Харон не позволял гневу овладеть собой. «Если я потеряю и голову — что останется?»

За ним послышался гомон многих голосов. Харон знал его. Изумленный. Взглянув под ноги, увидел муравчатую перепутанную траву. И ничего похожего на закрытую долину.

Нет привычных кустов, готовых превратиться в смертельные ловчие сети, зато впереди маячит искореженное деревце. Если до него дойти…

Миг, в который Перевозчик осознал, что опутавшие его тенеты лопнули и он снова получил контроль целиком, еще не кончился, а он уже крутнулся на пятке, уцепил продолжающего тянуть к нему зелено-голубой кристалл таната. Выдернул Ключ, которым тот все пытался тыкать в Перевозчика. Ага, тут не действует!

Огромный Харон, одной рукой держа таната за затылок, другой методично, но проворно вывернул ему суставы на руках. Движение — танат висит, ухваченный за щиколотку. То же самое Перевозчик проделал с нижними конечностями пятнистого. Привел тело в привычное положение. Танат слабо пискнул, но ладони, похожие на кору деревца-отметки, одна на затылке пятнистой плеши, другая на челюсти, резко повернули с поддергом, и писк оборвался. В шее таната слабо хрустнуло.

— Ну вот, а ты не веришь, что могу руки-ноги повыдергивать. Все в буквальном смысле, никаких тебе фигур речи, пятнистый. Перевозчик — это оч-ченъ конкретная личность.

Харон смотрел, как втягиваются на лужайку последние из колонны. Ему было не по себе от того, что он затеял. Роль героя-мученика его вовсе не прельщала, и тяжеленький камень-Ключ, покоившийся у него в кошеле, давал очень мало надежды. Наконец кто-то из танатов заметил фигуру Перевозчика, застывшую посреди смертельной поляны. Пятнистых подскочило сразу несколько.

— Почему ты здесь, Перевозчик?

— Харон, ты должен от них отойти.

— Ты что, не видишь веху?

На валяющегося у ног Харона изувеченного одного из них танаты не взглянули.

— Как это я отойду? На кого я их брошу? Ведь сказано им было, что их ожидает путь обратно, наверх, а мы пока не добрались. Я привык держать слово. Передохнем тут, дальше отправимся.

— Какое «передохнем», куда «дальше»? О чем ты?

. — Вот об этом, пятнистые. Об этом самом. — Харону стало не до притворства. — Слушайте мое условие. Все разворачиваются и возвращаются в лагерь. Идут отсюда обратно! — нажал он. — Или я остаюсь с ними. Буду стоять вот тут, точно в центре, и полечу первым. За мною — все они. Я не собираюсь их больше обманывать или покрывать чужие обманы. Ваши или… или кого-то другого.

— Их никто не обманывал. Им ничего не обещали. Они просто шли, куда им было указано, только и всего. Ты перевозишь через Реку, откуда тебе знать, что ждет их там, может, еще худшее. Ты не задавался вопросом, почему они оказались исторгнуты из своего Мира, прежде чем попасть в твой? За что? Какую кару, быть может, понесут, очутившись у себя снова? Но ты все-таки перевозишь!

— Это другое дело. Там у них появляется шанс. Здесь — никакого.

— Тебе не увидеть других Миров, Перевозчик.

— Мне хватит того, что происходит здесь. Мы вернемся, и они будут ждать в лагере. Миры могут передумать.